Новый старый Вонг Кар Вай

«Прах времен»: гонконгский режиссер входит в ту же реку, а мы наступаем на те же грабли

Имена:  Вонг Кар Вай

Все у него циклично, если не зациклено. Все так символично и симптоматично. Официальный представитель гонконгского кино за рубежом Вонг Кар Вай возвращается к своим корням. После ощутимого прокола с «Черничными ночами» оставалось только копаться в старых сундуках: а ну как найдется что-нибудь почвенное, хорошо забытое, а потому спасительно нетипичное? И оно нашлось. «Прах времен» — фильм, согласно разным сведениям, то ли провалившийся в родном прокате, то ли прилично окупившийся, но почему-то оставшийся недоделанным. Четырнадцать лет назад оператор Кристофер Дойл получил за него специальный приз от автомоторного ателье «Оселла». Произошло это в Венеции, так что сказать, будто картину не видели в Европе, нельзя. Но сегодня Вонг Кар Вай утверждает, что видели совсем не то, была плохая копия, никуда не годный звук и испорченное впечатление. Надо было переделать под стать нынешней биографии. И, конечно, сгладить след от «Черничных ночей».

Слегка перемонтированный и целиком переозвученный, «Прах времен» притворяется фильмом о боевых искусствах. Жанр настолько же почтенный, насколько соблазнительный для всяческих махинаций. Китайская приключенческая повесть с акцентом на драку («уся» — wuxia) появилась в Средние века, затем надолго исчезла стараниями цензоров эпохи Мин и возродилась уже в XX веке, большей частью в свободных анклавах вроде Тайваня и Гонконга. Литературу в новое время потеснило «важнейшее из искусств». В 1970-е Брюс Ли тиражировался на полиэтиленовых мешках наряду с Джокондой: популярность фильмов уся, снимавшихся чуть ли не с 1920-х годов, пришла к берегам Старого и Нового света. В наши дни «Крадущийся тигр, затаившийся дракон» и «Дом летающих кинжалов» упаковали жанр в наднациональный респектабельный глянец. Вонг Кар Вай снимал свой «Прах времен» раньше этих постмодернистских шедевров кондитерского искусства, и ему следует отдать должное: у него получилось очень личное кино.


Его нарочито запутанный сюжет строится на мотивах забывания, неузнавания и безуспешного припоминания. Собственно говоря, на том же, на чем строятся практически все фильмы Кар Вая, — от лирического наброска «Дикие дни» до сумрачной ретро-фантастики «2046». Здесь действуют люди с неопределенными, но очень сильными желаниями, люди, которым редко удается осознать, чего же они, собственно, хотят. Единственное исключение — повествователь Уенг Фен, который сам же и скрепляет разрозненные сюжетные элементы. Неслучайно его роль в фильме — посредник между наемными убийцами и заказчиками. Все прочие персонажи вращаются вокруг него, как планеты вокруг Солнца (то, что он становится в финале правителем Запада, тоже весьма неслучайно). Дополнительный отсвет на этого персонажа бросает и биография его исполнителя: суперзвезда гонконгского экшна, снимавшийся у Цуй Харка, Джона Ву и Чена Кайге, Лесли Чун пять лет назад выбросился из окна роскошного гонконгского отеля. Очевидных причин самоубийства не было. Потрясенные фанаты стали бросаться из окон в подражание своему кумиру. До сих пор годовщину смерти Лесли Чуна каждый год отмечают в Гонконге.

Все же остальные герои, окружающие Уенг Фена, то и дело раздваиваются, появляются неизвестно откуда и уходят неизвестно куда. Это апофеоз условности, грозящий восторженному западному зрителю восточной беспочвенностью. Такой радикальный, в чем-то наивный импрессионизм должен был уже давно девальвироваться. Но случай Кар Вая особый. Иначе как ему удается гипнотизировать своими «настроениями» столько людей на протяжении стольких лет?


«Прах времен» начинается как притча о двойственности человеческой природы, как прямая иллюстрация «И-Цзин», древней «Книги Перемен», цитаты из которой вместе с календарными датами заменяют фильму структуру. Затем притча оборачивается собственно уся — новеллой о боевых искусствах в антураже юго-восточного вестерна. Кони, люди мешаются в кучу на фоне галлюциногенно-яркой пустыни, оператор Дойл нарезает сверхкрупные планы, мясорубка впечатляет своими масштабами. Кар Вай еще не готов смеяться над жанром, как это вскоре сделает Тарантино в «Убить Билла», он лишь пытается расшатать клише изнутри. Когда начинает казаться, что убили уже всех, следует очередная смена жанра, и фильм оборачивается слезоточивой мелодрамой. Кровь рифмуется с любовью, одно тянет за собой другое. Самое время вспомнить, что в том же году, что и «Прах времен», снимался «Чунгкингский экспресс». Оба фильма о жестокости и взаимном притяжении, о пустыне, в одном случае принимающей очертания буквальные, в другом — метафорические, но неизменно проникающей в душу человека. Отношения с этой пустыней получаются двойственные. Когда волшебное вино, освободившее память воина Хуана Яоши (Тони Люн Ка Фай), оказывается бессильным против воспоминаний Уянг Фенга, последний испытывает скорее облегчение. Ведь если что-то и заставляет его жечь время в пустыне и наполнять свою жизнь смыслом, то это муки неоформленных воспоминаний. На этой ноте едва ли не религиозного примирения с величием памяти фильм и заканчивается, совершив последнее жанровое превращение — вернувшись к законам притчи, почти тавтологично повторяя начальный текст. Разумеется, всем вышеозначенным сменам соответствуют времена китайского года с их тонко нюансированными названиями.


То, что в 1990-е снималось как игра с жанром, через десять лет смотрится как игра с собственным творчеством. Прошлое, в котором были цветовые озарения Кристофера Дойла и еще не покончил с собой Лесли Чун, кажется тайником, откуда все еще можно извлечь проверенные рецепты успеха. Но что было снято тогда, то было снято. Вонг Кар Вай поразил мир картинками неонового Гонконга, а не условно-пыльной природы. Теперь он пытается вступить в новую реку со старым скарбом, обещая соорудить байопик, посвященный наставнику Брюса Ли. Такому жанровому кульбиту необходима грамотная преамбула. Быть может, для этого и понадобился «Прах времен» — умирающая и воскресающая фальшивка с так и не доделанной историей? Дело даже не в ее заведомой бесконечности. Дело в отсутствии художественной задачи. Впрочем, была ли она когда-то у Кар Вая? Возможно, он мыслит в других терминах. И хорошо знает, сколько стоят его глубокомысленные умолчания за стеклами темных очков.