Фестиваль в Венеции. 3

Фильмы в конкурсе неплохие, но где-то мы их уже видели

Нет, прав все-таки продюсер Роднянский, когда говорит, что конкурсные картины Венеции-2008 неплохие, но только он все их уже видел под другими названиями. Названия желающие могут подставить свои. Я подставляю следующие. Семейную драму «Рейчел выходит замуж» Джонатана Демме я видела как «догму-фильм» «Торжество» Томаса Винтерберга; анимэ «Карабкающиеся на небо» — как вообще все антиутопические анимэ; турецкое «Молоко» про мальчика-поэта и его заботливую маму — как все фестивальные хиты из бывших наших среднеазиатских республик. «Ночь кота» немецкого некогда авангардиста Вернера Шретера — как «Время волка» Ханеке; «Скрытую опасность» Кэтрин Бигелоу, о команде элитных саперов в Ираке, — как «Правила боя» Уильяма Фридкина... И даже эфиопский «Теза», полный феерического местного колорита, укорененный в национальной почве и истории, уморительно следует «Зеркалу» Тарковского.

Но вот наш Алексей Герман (младший) в «Бумажном солдате» вторичен не без трогательности: обычно дети состоятельных родителей наследуют недвижимость и бизнес, а вот Герман-младший унаследовал отцовскую стилистику и эстетику, и их теперь старательно культивирует. В результате его «Солдат», конечно, о прошлом. Время действия — 1961 год, место — Казахстан, где на далеком, тайном, еще безымянном космодроме главный герой, врач, принимает участие в проекте по запуску в космос корабля с человеком на борту... Сюжет проявлен слабо (прикидывается стихийным). Камера зациклена на крупных планах, все бормочут как бы случайные слова, в кадр время от времени влезает какая-нибудь странная личность и произносит нечто внятное, но крайне не к месту... Словом, «Хрусталев, машину!» просто заменяем на «Хрусталев, ракету!» — и получаем «Бумажного солдата». Не верится при этом в происходящее на экране, увы, совсем. Особенно не верится, уж извините, что члены группы готовящихся в космонавты пилотов Герман и Юрий читают книжку поэта Бараташвили в переводе Пастернака.

Что, впрочем, имело вполне абсурдистское продолжение на пресс-конференции, когда один итальянский журналист продемонстрировал удивительную осведомленность в культурных знаках и кодах советских 60-х (знал, кто такой Окуджава, например), но интересовался, зачем Гагарину понадобился перевод...

В общем, становится понятно, почему безусловным фаворитом 15 итальянских критиков, ставящих свои оценки конкурсным фильмам в ежедневной газете фестиваля, так и остается детский, по сути, мультфильм про золотую рыбку Поньо и ее судьбу андерсеновской Русалочки. Просто ее автор, Хаяо Миядзаки, похож исключительно на себя и если и подражает, то только своим прежним открытиям.

В отсутствие новых открытий режиссеры пытаются воскрешать славное прошлое. Например, отважная бабушка еврокино Аньес Варда привезла в Венецию свою вторую документальную картину — претендующие на исповедальность «Пляжи Аньес». В ней Варда смело и предельно субъективно рассказывает о событиях своей жизни. Но почему-то, будучи исключительно откровенной в воспоминаниях о детстве и ранних личных неудачах, она о многом умалчивает в рассказе о смерти своего мужа Жака Деми. Дело в том, что Варда и Деми вместе жили, вместе путешествовали, бывали друг у друга на съемочных площадках, воспитали двоих детей. Об этом рассказано. Но Деми умер от СПИДа. И я никак не возьму в голову, как так вышло и что сталось с его семьей. И Варда не дает этому никаких объяснений, а, тронув тему, вдруг обходит ее.

Зато стало ясно, что имел в виду директор Мостры Марко Мюллер, сообщивший на пресс-конференции, что конкурс фестиваля призван обнаружить, как современный кинематограф обретает некую «новую подлинность». Это когда новых смыслов не производится, а старые мифологизируются. Да вот хотя бы «фигурами умолчания».




Еще по теме:
Фестиваль в Венеции
Фестиваль в Венеции. 2
Фестиваль в Венеции. 4

Ссылки

• Фестиваль в Венеции
• Фестиваль в Венеции. 2
• Фестиваль в Венеции. 4