Оцените материал

Просмотров: 28069

Канны-2011: новый Вуди Аллен, Гас Ван Сент и все красное Линн Рэмзи

Мария Кувшинова · 12/05/2011
В среду картиной Вуди Аллена «Полночь в Париже» открылся 64-й Каннский фестиваль

Имена:  Вуди Аллен · Гас Ван Сент · Линн Рэмзи

Про каждый новый фильм Вуди Аллена заранее хочется знать, достаточно ли он смешной; «Полночь в Париже» относится скорее к числу лирических картин режиссера. Год назад в «Высоком брюнете» он говорил о спасительных иллюзиях и продолжает говорить о них в новой работе.

Главный герой фильма — голливудский сценарист (Оуэн Уилсон), сочиняющий свой первый роман в сегодняшнем Париже и мечтающий попасть в Париж 1920-х годов, в компанию своих любимых писателей, музыкантов и художников. Его невеста (Рейчел Макадамс) имеет к старине чисто прагматический интерес — вместе с родителями охотится за антиквариатом для дома в Малибу. Однажды во время ночной прогулки героя подбирает старинный автомобиль, и он оказывается там, где хотел — в обществе Хемингуэя, Скотта Фицджеральда, Гертруды Стайн, Кола Портера, Сальвадора Дали. За несколько вечеров таких отлучек в прошлое герою удается сблизиться с музой Пикассо, которая, в свою очередь, тяготится унылой современностью и грезит о belle époque. Идеализированное прошлое превращается в затягивающую воронку.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Полночь в Париже»

Кадр из фильма «Полночь в Париже»

Картина начинается с долгого слайд-шоу — открыточные виды Парижа: Елисейские поля, башня, Лувр, крыши с дымоходами. Поверхностный взгляд туриста (а кто может сказать, что является чем-то большим?) — тип самодовольного эксперта, всегда готового атрибутировать второстепенную статую в парке, Аллен высмеивает в персонаже британского актера Майкла Шина. К набору туристических клише (похожим образом несколько лет назад была показана Барселона) режиссер добавляет собственные: сомневающийся писатель, внезапные рокировки внутри сложившихся пар, упоение литературой и джазом (на пресс-конференции Аллен еще раз проговорил очевидное: где бы ни происходило действие его картин, оно всегда происходит на Манхэттене). «Полночь» — синтез «манхэттенского» и ностальгического стиля («Сладкий и гадкий») автора, с уклоном в фантастику, в несбыточное «а если бы». И из этих кубиков стандартного размера Аллену снова удается сложить слово «вечность», с необыкновенной легкостью и как бы между делом рассказывая о том, что однажды произошедшее во времени происходит всегда, а искусство — это непрерывный поток коммуникации, к которому может присоединиться каждый.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Беспокойный»

Кадр из фильма «Беспокойный»

Тему вечности в первый день фестиваля вольно или невольно продолжил Бернардо Бертолуччи, которому в этом году вручили почетную пальму. Поблагодарив во время пресс-конференции киноинституции, восстанавливающие его картины, итальянский классик грустно пошутил: «Хотелось бы, чтобы одна из Синематек, восстанавливающих мои фильмы, восстановила и меня».

Прекращение персонального бытия, исчезновение краткосрочно существовавшего мира — тема картины «Беспокойный» Гаса Ван Сента, открывшей в четверг программу «Особый взгляд». Миа Васиковска играет в фильме неизлечимо больную девушку, которая знакомится с молодым человеком, пережившим клиническую смерть (Генри Хоппер, сын Дэнниса Хоппера). Подросток и смерть — одна из магистральных тем Ван Сента, и на этот раз она решена с максимальной сентиментальностью, в теплой цветовой гамме и с легким усыпляющим эффектом, как бы анонсирующим для зрителя утешительные перспективы вечного сна.

©  Festival de Cannes

Кадр из фильма «Нам надо поговорить о Кевине»

Кадр из фильма «Нам надо поговорить о Кевине»

Подросток, напротив, сеющий смерть — персонаж одной из конкурсных работ, картины Линн Рэмзи «Что-то не так с Кевином» (одним из продюсеров которой стал Стивен Содерберг). Первый кадр — вид сверху на гудящую массу человеческих тел, которые кто-то поливает томатным супом. Постепенно из кишащей плоти кристаллизуется главная героиня в исполнении Тильды Суинтон — мать подростка, устроившего школьную бойню. Первый диалог звучит в картине через 10 минут после начала, последний (попытка матери узнать у сына: «почему?») обрывается, так и начавшись. В промежутке — череда флешбеков, сгустков памяти, похожих на сгустки крови. Рэмзи нарочито пережимает со звуками и шумами: от красного джема на куске хлеба до отбойного молотка, при помощи которого мать старается заглушить крики маленького сына. Эпизод за эпизодом мы исследуем всю историю неосуществившегося материнства, историю женщины с неслучайным именем Ева, которая неразделимо связана с абсолютно непроницаемым и посторонним существом — ее ребенком. ​

Ссылки

Все новости ›