«Охотник на троллей», «Обезьянки», «Коридор» и секрет удачного фестиваля

Три хита из программы Гетеборга и разговор с арт-директором Марит Капла о том, почему кинофестивали никогда не умрут

Имена:  Андре Овредал · Йохан Лундборг · Йохан Сторм · Лиза Ашан · Марит Капла

​Только что завершившийся Гетеборгский международный кинофестиваль, крупнейший киносмотр Северной Европы, показывает в Скандинавском конкурсе фильмы из Швеции, Дании, Финляндии, Норвегии и Исландии. Во второй конкурсной программе на Приз Ингмара Бергмана претендуют дебютные (первые и вторые) картины уже без всяких географических ограничений (так, в числе претендентов на этот раз оказался «Аттенберг» Афины Рейчел Цангари, явно недобравший внимания в Венеции). В этом году Приза Бергмана удостоился фильм Дерека Кьянфранса «Печальный Валентин» — история семейной пары (Мишель Уильямс и Райан Гослинг), в которой начало и конец отношений существуют на экране одновременно, в параллельном монтаже, не разделяясь на до и после.

МАРИЯ КУВШИНОВА рассказывает о победителе главного конкурса — фильме Лизы Ашан «Обезьянки», двух других скандинавских хитах Гетеборга и беседует с арт-директором киносмотра Марит Капла о том, как региональному киносмотру удалось стать крупным международным событием.


«Обезьянки». Режиссер Лиза Ашан (Швеция)
«Обезьянки» стали первой серьезной фестивальной победой стокгольмской студии Atmo, созданной автором «Видеократии» Эриком Гандини, режиссером «Метропии» Тариком Салехом и их единомышленниками (в числе других проектов студии — участие в производстве «Искушения cвятого Антония» Вейко Ыунпуу).

Героиня «Обезьянок» — застенчивая старшеклассница Эмма, которая пытается попасть в юниорскую команду по конной акробатике. Зажатая и старательная, она вряд ли сможет составить конкуренцию звезде команды Кассандре, которая неожиданно начинает оказывать неудачливой сопернице знаки внимания. Однако Ашан резко отсекает все возможные ассоциации с «Гребаным Омолем». «Обезьянки» не становятся историей первой гомосексуальной привязанности (хотя эротическое напряжение между героинями возникает) — это скорее история власти, определения взрослеющим человеком пределов собственного «я» и границ, за которые можно перешагнуть. Интересно, что именно сексуальное самоопределение Лиза Ашан радикально сдвигает по возрастной шкале: эта сюжетная линия принадлежит младшей сестре Эммы, маленькой Саре, которая влюблена в своего кузена-подростка и шокирует его провокационными репликами и движениями. И кузен, и воспитывающий девочек отец — очевидно, иностранцы, пришельцы из другого мира, но Ашан не уточняет биографических деталей: на экране они так же безусловны, как безусловны старшие в жизни младших. Мало кто из шведских зрителей понял, что отец — русский; когда семья смотрит телевизор, мы слышим реплики из «Сталкера», специально перезаписанные для «Обезьянок» (продюсерам не удалось купить права на использование звуковой дорожки из фильма Тарковского). Ашан играет с ожиданиями зрителя, постоянно подменяя очевидный поворот сюжета неочевидным, опровергает привычные представления о развитии характеров и избегает всех без исключения штампов подросткового кинематографа, как, впрочем, и любых других клише: висящее на стене ружье совершенно не обязано выстреливать.

«Охотник на троллей». Режиссер Андре Овредал (Норвегия)
Авторы показанного вне конкурса «Охотника на троллей», совершенно не стесняясь сравнения с «Ведьмой из Блэр» и «Монстро», начинают свой фильм с сообщения о том, что предложенный материал был подброшен продюсерам под дверь и о его авторах ничего не известно. Три студента, снимающие учебный видеопроект о браконьерах, случайно узнают о существовании профессионального охотника на троллей, увязываются за ним с камерой и попадают в самое пекло войны, которое засекреченное государственное агентство уже долгие годы ведет с норвежскими троллями (при их создании авторы фильма во многом вдохновлялись картинками норвежского художника Теодора Киттелсена). По ходу съемок выясняется множество поразительных деталей об особенностях этого биологического вида: так, к старости у тролля часто отрастает еще две декоративных головы; молодые особи от солнечного света взрываются, а старые превращаются в камень (виной тому проблемы с метаболизмом витамина D). Разумеется, подавляющее большинство населения не знает, что происходит, поскольку сотрудники агентства маскируют каждый случай столкновения под торнадо или нападение медведей (мы видим, как польские смежники по ошибке доставляют труп русского медведя вместо скандинавского, и чиновнику приходится объяснять журналистам, каким образом животное проникло в Норвегию). Фильм состоит из серии гэгов (есть забавная сюжетная линия, связанная с тем, что тролли звереют от запаха христианской крови, но никто в съемочной группе не хочет признаться, что он христианин), всё с той же беззастенчивой веселостью связанных между собой лишь затемнениями и исчезающим фокусом. Основной источник комического тут — загадочное поведение Охотника, который действует в рамках своей собственной логики, обоснованной в контексте многолетней борьбы с троллями, но абсолютно абсурдной для тех, кто в троллей не верит.

Трейлер фильма «Охотник на троллей»


«Коридор». Режиссеры Йохан Сторм, Йохан Лундборг (Швеция)
Параноидальная черная комедия про студента-медика, одинокого закомплексованного норвежца, завалившего важный экзамен и втянутого в неприятную историю соседкой сверху, назойливой и болтливой парикмахершей. Когда соседка внезапно исчезает, студент подозревает в убийстве ее свирепого бойфренда-байкера (Петер Стормаре, родной дядя одного из режиссеров-дебютантов), еще глубже погружается в состояние опасной паранойи и совершает одну ошибку за другой — как в университетской аудитории, так и в узком коридоре многоквартирного дома.

Трейлер фильма «Коридор»


{-page-}

Арт-директор Гетеборгского международного фестиваля Марит Капла рассказала о том, почему фестивали не умрут и как зрителям удается продавать других зрителей.

— У вас на фестивале прошел мастер-класс Кристи Пуйю, и он там сказал: просмотр кино становится таким же интимным занятием, как чтение книги. В одиночестве, на маленьком экране, не позволяя никому подглядывать из-за плеча... Разве это не ужасно?

— Людям нравится смотреть кино вместе, обсуждать его. На этом базируется сама идея фестиваля.

— Гетеборг — крупный киносмотр, но он все равно меньше, чем Канны или Венеция. Но мне кажется, что в последние годы значение вот этих не самых больших, средних или маленьких фестивалей сильно выросло.

— Да, правда. Я работаю на этом фестивале с 2005 года, и каждый год наша аудитория только увеличивается. И это действительно интернациональный тренд. Произошла парадоксальная вещь. Благодаря интернету фильмы стали несопоставимо доступнее, но именно эта доступность, изобилие информации привело к тому, что люди хотят не только фильмов — они хотят события. Уникального опыта, приключения.

По крайней мере моя теория такова, и многие мои коллеги ее разделяют. В Швеции, если у тебя есть работа, ты тратишь на нее много времени, если есть семья — много времени проводишь с семьей. Чтобы вытащить человека в кино или на любое другое культурное мероприятие, нужно приложить чрезвычайно много усилий. И фестивали оказались в выгодном положении: они нечто большее, чем рутинный поход в кино. Они выигрывают схватку за ваш досуг, создавая атмосферу, контекст. Приезжают журналисты, режиссеры... Фильмы показывают на каких-то экзотических площадках, не предназначенных для кино... И конечно, здесь есть шанс посмотреть самые разные фильмы из самых разных стран мира, часто даже не попадающих потом в прокат (в Швеции вообще редко показывают что-то не шведское и не американское). Хотя я все равно уверена, что атмосфера для зрителей важнее, чем фильмы.

Трейлер фестиваля в Гетеборге


— То есть показ кино эволюционирует куда-то в сторону живого концерта.

— Да, возможно, фестивали и есть живые концерты кинематографического мира.

— Но это значит, что вам все время надо что-то новое изобретать, придумывать трюки, чтобы заманить публику.

— Да, и поэтому особенно велика роль фестивального продюсера. Мы показываем людям не только кино, мы показываем людям других людей. Чем больше народу пришло, тем больше его придет в будущем, такова закономерность. Задача каждого из нас, но в особенности именно продюсера — сохранить ядро, постоянную публику и в то же время привлечь новую.

Что мы делаем у нас, в Гетеборге? Наш стиль программирования уже известен зрителю, он примерно знает, что сможет здесь посмотреть. Плюс есть фестивальный центр, где в этом году прошло 53 семинара. Настоящая дискуссионная площадка, часто с очень неожиданными выводами. По вечерам были живые концерты с прямой радиотрансляцией. Еще пример: в качестве незаконченной работы был представлен документальный проект об одном очень известном в Гетеборге музыканте, и такие вещи тоже помогают привлекать новую публику; надеюсь, они останутся с нами.

— Хорошо, за публику вы конкурируете с регулярным прокатом и другими развлечениями. Но за фильмы-то вы конкурируете с фестивалями-монстрами. Большинство продюсеров и режиссеров все-таки, наверное, думают о Каннах или Венеции, а не о скандинавском конкурсе в Гетеборге...

— С этим ничего нельзя сделать, только принять. Да, есть кинематографисты, которые планируют производственный процесс так, чтобы закончить фильм весной, к Каннам. Им мы желаем удачи. Наш фестиваль не пытается претендовать на доминирование в регионе. Но кое-какое неплохое кино достается и нам. И точно так же есть кинематографисты, которые планируют производство так, чтобы закончить его к январю. В этом году конкурс, мне кажется, был очень сильным.

У нас прошел семинар с участием продюсеров трех шведских фильмов из конкурса, они разъяснили свои резоны. Конечно, их интересует наш приз — сто тысяч евро, кому помешают такие деньги? Но и сама премьера в Гетеборге — для них важный опыт, даже если награды не будет. Один из определяющих факторов — аудитория: им нравится наш зритель. Много людей самых разных возрастов, все ходят в кино с огромным энтузиазмом, задают интересные вопросы после просмотра, что тоже играет роль.

— Некоторые фестивали — «Санденс», «Трайбека» — делают ставку на интернет, развивают свои сайты в такие огромные порталы. Вы не собираетесь?

— Нет, мне кажется, это немного не наша сфера деятельности. У нас лучше получается делать именно фестиваль. В интернете мы предпочитаем сотрудничать с людьми и компаниями, которые разбираются в технической части.

Фестивали сейчас начинают играть важную роль в цифровой дистрибуции. Мы начали сотрудничать с несколькими интернет-платформами, одна из них — Festival Scope. Предлагаем участникам конкурса после фестиваля выкладывать туда свои фильмы, и, как правило, большинство соглашается. Но это индустриальный, закрытый ресурс, он для фестивальных менеджеров и байеров. Есть и открытые, доступные для всех, и они нуждаются в программировании. Фестиваль может им его обеспечить. Если мы делаем некий отбор и сопровождаем его нашим логотипом, знаком качества, я уверена, что зрители обращают на это внимание.

— То есть у вас нет прав на фильмы, но вы являетесь посредниками между правообладателями и теми, кто фильмы показывает.

— Именно.

— Экономите людям время.

— И деньги. Но мне кажется, что это просто дополнительная опция. Поездок на фестивали, реального участия в процессе, общения с людьми, просмотра фильмов на большом экране интернет-платформа не заменяет.

— Роль отборщика тоже сильно изменилась за последние годы. Теперь он скорее куратор, даже автор — его выбор становится его собственным произведением.

— Конечно, отборщик посредством своей программной политики делает некое публичное заявление, особенно это касается конкурсных программ. Я и люди, которые со мной работают, мы хотим именно этого.

Наше влияние особенно велико в короткометражном конкурсе, но и основной конкурс тоже наше высказывание. И мы этим гордимся. Приглашая конкретные фильмы, мы хотим показать, что нам нравится, утверждаем то, что кажется хорошим. Когда ты программируешь фестиваль, твои субъективные взгляды — часть рабочего аппарата. Нельзя отделить себя от них.

Но есть и объективная реальность: одни и те же фильмы в течение года попадают на разные фестивали, пользуются успехом. Так что это не сугубая вкусовщина.

Но я абсолютно уверена, что арт-директор фестиваля не должен накрывать своей тенью кинематографистов. Его миссия скорее в том, чтобы помогать тому кинематографу, который ему кажется хорошим.

— У вас есть еще и конкурс дебютов имени Ингмара Бергмана, он не скандинавский, в нем принимают участие картины со всего мира. Там тоже денежный приз?

— Нет, приз без денег. Победитель получает возможность показать свой фильм в рамках Недели Бергмана, которая каждое лето проходит на [острове] Форё. В прошлом году это была Эстер Ротс с картиной «Могу пройти сквозь кожу».

— И всё?

— Еще бокс-сет с DVD Бергмана и камень с Форё, на котором выгравирована его факсимильная подпись. По-моему, это мило.

— В этом году сразу несколько фестивалей, в том числе Гетеборг и Роттердам, показали ретроспективу «Красные вестерны». Это ведь тоже какое-то новое явление — коллаборация между фестивалями?

— Я очень рада, что такое сотрудничество возможно и мы приняли в нем участие. Инициатива исходила от фестиваля в Роттердаме. У нас нет большого бюджета на... У нас ни на что нет большого бюджета, в общем... Но несколько фестивалей могли внутри своих национальных систем найти деньги на дорогущую ретроспективу, поделить расходы и показать ее людям в разных городах. Надеюсь, у сотрудничества подобного рода большие перспективы.

— Судя по тому, что вы говорите, у фестивалей дела вообще идут неплохо.

— Наша уникальность — в ориентированности на Скандинавию. Но мы можем привлечь больше международной аудитории. Хочется, чтобы здесь была по-настоящему международная площадка для встреч — она уже есть, но мы будем развивать это направление.

Хорошо, что у нас есть как представители рынка, так и обычные зрители, и это постоянная работа, чтобы сохранить тех и других.

Понимаете, еще какая вещь... В Гетеборге закрываются кинотеатры. В этом году у нас было 16 залов, и в городе уже почти не осталось других, фестивалем не затронутых. Нечего особо больше арендовать... И это тоже может стать проблемой.

— Сколько вы продаете билетов?

— 130 тысяч билетов за десять дней.

— Это много.

— Много. Но и это еще не все. Мы перестали быть событием, которое происходит только десять дней в году, у нас постоянные спецпоказы, мероприятия, которые помогают довести ежегодное количество зрителей до двухсот тысяч. И это тоже важно для развития фестиваля — делать что-то, что происходит круглый год.