Почему же настолько востребовано фестивалями пресловутое «медленное кино», в котором большую часть времени герои перемещаются из одного угла кадра в другой?
На завершившемся в воскресенье 40-м кинофестивале в Роттердаме одну из главных наград получил фильм «Край света», о двух русскоязычных привидениях. БОРИС НЕЛЕПО рассказывает о призраках как о сквозном мотиве смотра и называет пять своих фаворитов.
В конкурсной программе принимали участие четырнадцать картин. По правилам жюри вручает три равноценных «Тигра» (денежный эквивалент каждого 15 тысяч евро) трем лучшим фильмам. В жюри вошли режиссеры Лукреция Мартель, Висит Сасанатьенг, румынский документалист Андрей Ужика, бывшая руководительница фестиваля Сандра ден Хамер и музыкант группы Sonic Youth Ли Ранальдо. Они наградили «Край света» Серхио Кабальеро, «Вечность» Сивароджа Конгсакуна и «Дневники Мусана» Пак Чан Бума.
«Край света» стоял особняком в конкурсе, наполненном азиатскими лентами, и был одним из самых вероятных претендентов на награду. Два привидения (их играют актеры в наброшенных на голову простынях) повторяют паломнический путь Святого Иакова, чтобы вернуть себе земную жизнь. Они обмениваются комическими репликами на чистейшем русском языке. Один из призраков после знакомства с оленями не хочет продолжать путешествие, но все-таки соглашается и дальше сопровождать своего компаньона.
Главный источник вдохновения «Края света» — авангардный фильм «Внутренний шрам», в котором режиссер Филипп Гаррель и его муза певица Нико молча бредут по пустыне (из этой картины родился и «Джерри» Гаса Ван Сента, который местами чуть ли не покадрово повторяет Гарреля).
Странствия призраков в «Крае света» начинаются после общения с оракулом Гаррелем.
Помимо визуальных цитат, в «Крае света» за кадром звучит музыка Нико (а также дуэта Suicide), что неудивительно: Серхио Кабальеро возглавляет барселонский музыкальный фестиваль Sonar, где «Край света» показывался еще полгода назад. А что касается самой Нико, уроженки города Кельна, — в кадре появляется женщина, невнятно бормочущая по-немецки, но призраки, проронив лаконичное «Хиппи, беги», убивают ее из пистолета.
Трейлер фильма «Край света»
«Край света» — пародия, и не на одного Гарреля, а на все тренды фестивального кинематографа последних лет сразу. Этот фильм легко вписать в контекст «нового религиозного кино» рядом с картиной «Рыцарская честь» другого эксцентричного каталонца, Альберта Серры: у него в такой же неспешной манере путешествовали Дон Кихот и Санчо Панса (оператор «Края света», которому картина обязана редкой красоты панорамными планами, дебютировал как раз на «Рыцарской чести»).
Тем не менее «Край света» сложно назвать выдающимся фильмом: порой он походит на затянувшуюся шутку.
Мне довелось слышать мнение, что эта картина отрицает историю кинематографа и продолжает опыты Мельеса. Что ж, в таком случае примитивист Лисандро Алонсо, которого художественный руководитель фестиваля в Локарно Оливье Пер считает одним из главных режиссеров нового поколения, продолжает линию братьев Люмьер. И просмотр подобных фильмов — хороший повод задаться вопросом, почему же настолько востребовано фестивалями пресловутое «медленное кино», в котором большую часть времени герои перемещаются из одного угла кадра в другой? Граница между Серрой и Кабальеро очень тонка; при этом первого уже пишут через запятую с Пазолини, а второго считают скорее мошенником.
О них рассказывает и тайская «Вечность», в которой умерший мужчина возвращается в родные края, чтобы найти свой дом и забытую любовь. Эта неспешная медитация словно соответствует роттердамскому стандарту экзотического фильма («Вечность», разумеется, поддержана местным кинофондом). Режиссер Сивародж Конгсакун сделал акцент на мелодраматической линии. Замедленную скорость фильма сложно оправдать авторскими представлениями о ритме. Плохого про «Вечность» не скажешь, но и хвалить ее тоже не за что — это кино, полностью собранное из фестивальных клише. Подкупает разве что простая картинка, смотрящаяся непривычно после выверенных изображений у других тайских режиссеров, Вирасетакуна и Ратанаруанга; кажется, вот-вот на титрах появится логотип студии «Казахфильм».
И, наконец, третий победитель — «Дневники Мусана» рассказывает об аутичном перебежчике из Северной Кореи, ищущем себе место в Корее Южной. Это исключительно повествовательное кино снял ассистент Ли Чан Дона на «Поэзии» (что не для всех послужит хорошей рекомендацией), он же сыграл главную роль.
В целом приходится признать, что в этот юбилейный год Роттердаму не удалось выявить по-настоящему ярких дебютантов и собрать яркую программу; в фестивальной обойме по-прежнему тасуются одни и те же имена. В совокупности весь конкурс производит скорее удручающее впечатление; немало разочарований оказалось и во внеконкурсных показах.
Одной из самых ожидаемых международных премьер стала «Комическая иллюзия» Матье Амальрика, сделанная в перерывах между съемками «Турне».
«Иллюзия» — часть проекта «Комеди Франсез», в рамках которого с участием театральных актеров снимают фильмы по классическим литературным произведениям. Амальрик экранизировал не самую известную пьесу Корнеля, причем самым тривиальным образом: перенес действие в современность, заменил волшебника на консьержа отеля, а магию — на видеокамеры и пистолеты.
Сложно поверить, что обладатель каннского приза за режиссуру мог создать настолько любительский капустник с унылым телевизионным изображением. Театральные актеры, копирующие узнаваемый невротический образ самого Амальрика и произносящие рифмованные диалоги, делают фильм окончательно невыносимым.
Еще одному французу, Франсуа-Жаку Оссану, в Роттердаме была посвящена персональная ретроспектива. За почти тридцатилетнюю карьеру он снял всего четыре полнометражные работы. «Ружья Дхармы» были представлены на последнем Венецианском кинофестивале в «Горизонтах», а предшествовал им снятый еще в 1997 году «Доктор Шанс», с лидером группы The Clash Джо Страммером в одной из ролей. Несмотря на большие промежутки между картинами, принципиальной разницы между ними нет: это панковские жанровые фильмы, начинающиеся как научная фантастика или нуар, а затем превращающиеся в неразборчивую мешанину рифмованных визуальных образов. Режиссер отсылает зрителей к Ги Дебору, Георгу Траклю и Лотреамону и пытается поэтизировать кино категории «Б»: его герои заняты поисками эликсиров любви и волшебной руды Собачьих островов и перемещаются во времени и пространстве.
Оссану, автору десятка книг и лидеру музыкальной группы Messageros Killers Boys, очень подходит образ «проклятого поэта», возникший из-за абсолютной недоступности его фильмов (издание первых французских DVD запланировано только на этот год). Однако персональная ретроспектива в Роттердаме способна скорее развенчать, чем утвердить культовый статус. Впрочем, его патетическим картинам сложно отказать в визуальном совершенстве: операторы Оссана (именно у него начинал Дариус Хонджи) смешивают эстетику немого кино с комиксами, создавая яркие образы.
Фестивали вроде Роттердама — это не только премьеры. Это еще и институция альтернативного проката, позволяющая зрителю увидеть самое интересное и неординарное кино, а его режиссерам — обрести своего зрителя.
Потому в числе самых значительных событий Роттердама оказался показ «Странного случая Анжелики» португальского режиссера Мануэла ди Оливейры. Мировая премьера фильма состоялась еще в мае, в каннском «Особом взгляде», но в кинотеатрах он до сих пор не вышел ни в одной стране мира, продолжая путешествовать по фестивалям. Председательница жюри «Особого взгляда» Клер Дени в своем блоге раскаивалась, что не дала награду Оливейре, поскольку, по ее мнению, не могло быть лучшей рифмы к главному каннскому триумфатору, «Дядюшке Бунми» Вирасетакуна.
У Оливейры снова призраки: молодого фотографа Исаака просят сделать снимок умершей Анжелики — на память, для безутешных родственников. Он выполняет заказ, после чего призрак Анжелики начинает являться ему по ночам.
Оливейре — сто два года, и, возможно, именно феноменальный возраст позволяет ему совершенно неповторимо работать с ощущением времени. Действие происходит словно в безвременном пространстве: герои перемещаются на машинах, обсуждают экономический кризис и адронный коллайдер, но при этом их окружают реалии 1950-х годов. «Анжелика» занимает особое место в фильмографии Оливейры: сценарий к ней был написан еще пятьдесят лет назад. Более того, здесь режиссер возвращается к самому началу своего творчества: его первый фильм — документальная зарисовка «Работы на реке Доуро» (1931); Исаак одержим фотографированием тех же самых рабочих, чем немало удивляет хозяйку своего пансионата.
Оливейра, начинавший еще в немом кино, впервые работает со спецэффектами: наивные явления призрака напоминают о картине-близнеце «Анжелики» — «Границе рассвета» Гарреля, героя которой тоже не довела до добра одержимость привидением.
В своем негромком кино Оливейра в самой деликатной манере, под музыку Шопена затрагивает темы, о которых мало кто рискует говорить сегодня всерьез, и поэтому он кажется современнее и радикальнее любых экспериментов из соседних программ, даже если там тоже фигурируют призраки.
Тайская «новая волна» началась «Слезами черного тигра» Висита Сасанатьенга (2000). И теперь, после серии экспериментов в самых разных жанрах, он выдает образцовое произведение развлекательного кинематографа: «Красный Орел» — вдохновленный сериалом 1960-х боевик, в котором одиночка в дурацком костюме бросает вызов тайной секте, объединяющей коррумпированных чиновников и организованную преступность.
В отличие от голливудских режиссеров Сасанатьенгу не нужно беспокоиться о возрастных рейтингах, потому отрубленные конечности разлетаются во все стороны на протяжении всего действия. «Орел» пародирует супергеройский канон, и он полон юмора (когда курящему часовому отсекают голову, на экране возникает надпись: «Курение вредит вашему здоровью»), но это не мешает Сасанатьенгу будить в зрителе настоящие эмоции, рассказывать историю, которой легко сопереживать. Кроме того, этот фильм еще и политическое высказывание: один из злодеев — премьер-министр, пришедший к власти под либеральными лозунгами и предавший свои идеалы. В пандан к фильму Сасанатьенга в Роттердаме показывали нового Такаши Миике — «Человек-Зебра — 2: нападение на Зебра-Сити». Но если навязчивая эстетика японца приедается уже на тридцатой минуте, то обещанное продолжение «Красного Орла» про столкновение с биоботами мечтаешь увидеть уже после окончания финальных титров.
Классик сюрреализма чилиец Руис, большую часть жизни работавший во Франции, снял телевизионный сериал, который возвращает утраченное ощущение большого кино (что ж, у «Фанни и Александра» тоже есть телевизионная версия). Руис — мастер неожиданных экранизаций литературной классики («Остров сокровищ» по Роберту Стивенсону, «Обретенное время» по Марселю Прусту, «Банкирский дом Нусингена» по Бальзаку) — и на этот раз обратился к португальскому писателю, Камилу Каштелу Бранку, хорошо знакомому поклонникам Мануэла ди Оливейры. Название точно передает содержание: на протяжении всех серий Руис будет виртуозно вскрывать все новые и новые тайны людей, окружающих главного героя, сироту Жоао. Цепочки случайных знакомств, совпадения, сбивчивая хронология — не следует ждать, что все линии сойдутся, иначе Руис не был бы Руисом. Этот режиссер решается на уникальный эксперимент в области повествования: фильм длится шесть часов, но смотрится на одном дыхании, не позволяя ни на миг отвлечься от экрана (чего не скажешь о конкурсных фильмах, едва ли выносимых и при гораздо меньшем хронометраже).
Критик и профессор института CalArts Том Андерсен входил в жюри короткометражного конкурса и показал в Роттердаме две свои работы 1960-х годов и одну новую — получасовую картину «Выбирайся из машины». Он старомодно называет свой фильм городской симфонией. Это что-то вроде постскриптума к его magnum opus «Лос-Анджелес в роли самого себя» — киноэссе об образах Лос-Анджелеса в разных фильмах. Теперь же Андерсен, составляя портрет любимого города, запечатлевает (как всегда, на 16-миллиметровую пленку) коллекцию рекламных щитов, граффити и вывесок, образующих визуальный облик любого мегаполиса. Атмосферу поддерживает и тщательно подобранный саундтрек — собственно, и название фильма взято из одноименной песни Ричарда Берри.
«В стеклянной клетке». Режиссер Агустин Вильяронга
Нацист Клаус умерщвлял в концлагере детей, а после окончания войны, переехав в Испанию, не смог отказаться от пагубной привычки и пытал в своем подвале постороннего мальчика. Подросший юноша, обладатель невинного взора, возвращается к своему мучителю, теперь уже парализованному инвалиду, запертому в специальной машине, поддерживающей в нем жизнь. Дебют испанца Агустина Вильяронги вдохновлен биографией Жиля де Рэ, прототипа «Синей Бороды». «Клетка» — садомазохистский хоррор, смелый и провокационный взгляд на природу насилия и его сексуальную составляющую. В любви к этому болезненному фильму признавался Джон Уотерс и музыканты Coil, но советовать зрителям его нужно с осторожностью: «Клетку» принято сравнивать с «Сало» Пазолини — просмотр картины гарантирует такой же мощный удар по психике.
После недавней смерти тайного классика немецкого кино Вернера Шрётера началась активная работа по восстановлению его едва доступного наследия. В Центре Помпиду только что закончилась полная ретроспектива режиссера, и в роттердамской секции «Обретенное» показали отреставрированную копию «Марии Малибран» — экспериментальный байопик знаменитой оперной дивы XIX века. Шрётер близок американскому андеграунду (не зря у него играет звезда Уорхола Кэнди, героиня Candy Says — песни Velvet Underground), иногда с ним сравнивают и Рустама Хамдамова.
Фильм практически полностью лишен сюжета, но состоит из эмоциональных сценок, воспроизводящих оперную эстетику и связанных с образом Малибран. Вообще, именно за секцией «Обретенное», где ежегодно демонстрируются с пленки редкие шедервы, во многом стоило ехать в Роттердам (похоже на поход в музей, где можно увидеть подлинник картины): здесь же показали дебют Шрётера — эпическую «Эйку Катаппу» и сомнамбулическое «Стеклянное сердце» Вернера Херцога.
