Бардин против Лозницы

«Счастье мое» и «Гоп-стоп» – два противоположных взгляда на Россию-2010

Имена:  Павел Бардин · Сергей Лозница

Одним из подспудных, но симптоматичных сюжетов уходящего года стал невольный антагонизм двух кинокартин, которые едва ли могли столкнуться где бы то ни было, однако столкнулись на фестивале «Текстура» в Перми.

Оба фильма — авторское видение ситуации, в которой оказалось российское общество к концу 2010 года. Оба снимались много месяцев назад, и то, что изначально было художественным преувеличением, со временем совпало с реальностью, как совпадает с оригиналом гипсовый слепок.

Одна картина — «Счастье мое» — снята Сергеем Лозницей, заслуженным режиссером-документалистом, дебютантом в игровом кино. Она попала в каннский конкурс, понравилась западным критикам, вышла в прокат во Франции, триумфально идет на мировых фестивалях, а на родине ее сторонники заранее встали в стойку, чтобы защитить трагическое высказывание художника от мракобесов. Мракобесы, впрочем, заметно присмирели со времен «Груза-200», и фильм, рассказывающий о российской истории и современности как о тотальной войне всех против всех, понравился даже самой дремучей части сообщества, называемого у нас кинокритическим.

Другая картина, «Гоп-стоп», снята молодым режиссером Павлом Бардиным, автором «России-88», которую то ли запретили, то ли не запретили по прямому указанию из Администрации Президента. В торрентах пиратскую версию «России 88» посмотрели сотни тысяч человек, поэтому в профессиональной среде (творящей в основном не для зрителей, а для чиновников, распределяющих бюджеты) Бардин считается конъюнктурщиком и паникером, извлекателем бесплатного пиара из «меры государственного регулирования в виде запрета». Его новая работа, обращающая войну всех против всех в тотальный фарс, не попала даже на «Кинотавр», причем явно по причинам внекинематографическим (можно назвать пять или шесть фильмов конкурсной программы, которые по всем параметрам хуже бардинского). И вряд ли по политическим, скорее по внутрикорпоративным. Большей частью сообщества, называемого у нас кинокритическим, «Гоп-стоп» был маркирован как «не комильфо»; рассказывают, что предельно вменяемый редактор отдела культуры одной вполне либеральной газеты замахал руками на своего сотрудника, предложившего написать рецензию.

Речь ни в коем случае не идет о том, что один (любой из двух) фильм лучше, а другой хуже: это абсолютно разные — и по языку, и по настроению, и по профессиональному подходу, и по цели высказывания — произведения. Лубок нелепо сравнивать с монументальной живописью. Однако хочется остановиться на том, что их объединяет, и на том, что — объединяя — друг другу противопоставляет.

Сам Бардин сказал как-то, что «Гоп-стоп» оказался еще и ненамеренной пародией на «Счастье мое». Лозница, говорят, тоже заметил тематические сближения — при совершенно ином способе проговаривания.

У Лозницы, как известно, дальнобойщик сворачивает с шоссе на проселочную дорогу и растворяется в темноте, которая и есть субстанция русского мира («“Счастье мое” — самый страшный и ясный фильм о незагадочности “русской души” и человека как такового»). За два часа экранного времени мы становимся свидетелями нескольких жестоких преступлений, происходящих сегодня и в прошлом — во время и сразу после войны. Между персонажами нет и не может быть никаких конвенций; нельзя полагаться даже на родственника; самые прагматичные поступки кажутся выплесками иррациональной агрессии. Распад вошел в финальную фазу, и ему никто не пытается сопротивляться.

У Бардина двое молодых людей и один взрослый, только что вернувшийся из тюрьмы, уходят в лес и становятся партизанами, поскольку не могут другими способами защититься от банды, состоящей из представителей сельской администрации, хозяев местного предприятия и милиции. Здесь повсюду тот же произвол, что и у Лозницы, но не без веры в отдельного человека. И не без индивидуального противостояния распаду — противостояния комического, из разряда wishful thinking (стихийный партизан в исполнении Петра Федорова по мере нарастания конфронтации становится партизаном идейным, почти как мелкий мошенник в «Генерале делла Ровере», принимающий терновый венец вождя Сопротивления).

Интересно вот что. Задолго до того, как появиться в центральных СМИ (а значит, в поле общественных если не дискуссий, то хоровых завываний), приморские партизаны и станица Кущевская возникли в сценарии Павла Бардина — так же естественно, как они возникают сейчас в любом, даже самом светском разговоре.

Бардин пришел в кино из журналистики, и, возможно, именно поэтому он никак не может вписаться в общепринятые нормы, то есть снимать на государственные деньги предельно абстрактные «авторские» картины — с условными персонажами, загадочными полунамеками и категорическим нежеланием называть вещи своими именами. Он — вне системы отечественного кинопроизводства — с некоторым опережением сделал уже второй фильм о том, что действительно волнует его знакомых и знакомых его знакомых, — и это, конечно, выдает в нем злостного конъюнктурщика.

«Гоп-стоп» — несовершенная картина, отчасти намеренно несовершенная, на грани любительского кино, столь яростно презираемого системной критикой. Но при всех ее вопиющих недостатках в ней есть то, чего нет и никогда не было в большинстве русских фильмов: беззастенчивое упоение кинематографом, да и вообще жизнью. В этом смысле хулиганский китчевый «Гоп-стоп» — антитеза величественной мертвенности Лозницы.

И вот что: по итогам этого непростого года маргинальным оказывается не фильм «Гоп-стоп», отвергнутый даже кинофестивалем, в узких кругах известным под названием «Заебись, Россия». Маргинальным оказывается сам оптимистический — или, скорее, постидеалистический — подход Бардина. Маргинальным и невостребованным уже на этапе отбора — кураторского, критического, цензурного. Органическое жизнелюбие Бардина отвергается как прогрессивными защитниками «права художника на пессимистическое высказывание», так и официозным дискурсом, в котором «позитивные ценности» создают некрофильская «Брестская крепость» или насквозь пластмассовые «Елки».

Постидеалистический — потому что этот режиссер вряд ли не понимает, где и в какое время мы живем. Но есть некие свойства органической материи, которую Лозница отрицает (или считает материю окончательно мертвой), а Бардин утверждает. И коль скоро режиссеры продолжают снимать, а критики писать, то приходится согласиться скорее со вторым, чем с первым — на любую диссимиляцию в организме находится ассимиляция, это закон биологии.

«Гоп-стоп» завершается долгой и намеренной цитатой из «8 ½» Феллини, у которого единственным выходом из экзистенциального тупика оказывался финальный хоровод всех живых и оживающих в воспоминаниях персонажей.

У Бардина менты, чиновники, партизаны, пенсионеры, бандиты тоже берутся за руки и начинают танцевать — не затем, чтоб не пропасть поодиночке, а потому что по-другому просто не бывает, жизнь всегда побеждает смерть неизвестным науке способом.

Ссылки

• Сергей Лозница: «Ни черта не срастется», 25.08.2010
• Кофе и сигареты: Павел Бардин, 12.03.2010
• Светлана Рейтер. Как судили «Россию-88», 24.12.2009
• Виктория Никифорова, Евгения Лавут. Что происходит с «Россией-88»? 19.03.2009
• Светлана Рейтер. История одного интервью, 19.03.2009
• Марина Потапова, Игорь Лисник. Кино про скинов, 16.02.2009