Человек, который смотрит серьезное кино, в определенный момент становится потерян для Голливуда. Он просто не может прийти в мультиплекс и взять ведро попкорна.
«Клубничная поляна», в котором самый известный из российских независимых режиссеров впервые снимал профессиональных актеров. ИВАН ЧУВИЛЯЕВ навестил Селиверстова в его петербургской квартире и поговорил про богему, сочетание реальности и мифа и про шансы безбюджетного кино на выживание.
На фасаде дома, где живет Константин Селиверстов, висит мемориальная доска Иннокентию Смоктуновскому (сам режиссер слышал, будто в этом же доме жил и Сергей Юрский). А если подниматься по лестнице – на каждой площадке висит по плакату «монстров рока»: у почтового ящика – «Битлз», площадкой выше – «Роллинг стоунз» ну и так далее. Селиверстов к этим плакатам отношения не имеет («Тут живут какие-то фанаты, вешают...»), но образ получается вполне точный: режиссер на развалинах культуры двадцатого века. Певец тайной жизни богемы. У него шкафы забиты Садулем и Теплицем, классической книгой «Феллини о Феллини» и прочими. Генеалогия фильмов Селиверстова в общем очевидна – все они (почти полтора десятка) происходят из золотого века русского киноандеграунда 1980-х и от отца некрореализма Евгения Юфита лично.
– Я Юфита знаю не меньше двадцати лет, – рассказывает Селиверстов. – Бывал и в гостях у него, сейчас редко пересекаемся, но раньше я постоянно к нему в Петергоф ездил, мы там гуляли-бродили по лесам... Ну вот представьте себе ситуацию: я решил взять камеру и начать снимать «Моцарта в Петербурге», свой вообще первый фильм. Ничего не зная о том, как делать кино. И Юфит, уже заслуженный мастер, вообще ни секунды не задумываясь, согласился сняться у меня. Совершенно его не беспокоило, что получится, не пострадает ли его репутация. Надо – пожалуйста, всегда готов помочь. И еще привел своих актеров, человек десять. И больше всего я ему благодарен за Сережу Чернова, который стал моим постоянным актером, а до того у Жени снимался. Я не очень, кстати, хорошо был знаком с его кино, он мне давал смотреть фильмы некрореалистов, я смеялся... А когда я уже сам начал снимать, то понял: кино, которое делали некрореалисты, я делать не могу. Как зритель могу смотреть, но как-то развивать – нет. Дальше я уже писал просто сценарии и не думал о том, у кого что взять. Все как-то само пришло.
Если Селиверстова пытаться встроить в контекст русского киноандеграунда, он там будет в общем белой вороной. Определенно появившийся не в свое время – в конце 1990-х, сразу после кризиса. Расцвет его творчества вообще приходится на период, когда слово «андеграунд» стало чем-то неприличным или вовсе несуществующим. Да и стилистика всех этих «Я искушен в любви и чистом искусстве» определенно была из другого времени. Как будто обитателя ленинградской коммуналки забросили в наши дни. Правда, парень в майке-алкоголичке и с магнитофоном «Весна» на плече оказался, как пел Свин из «Автоматических удовлетворителей», «вредный» и «не помер».
Читать текст полностью
От других независимых режиссеров Селиверстова сильно отличает его абсолютная литературоцентричность. Если деятели бархатного киноподполья (тот же Юфит) чередовали съемки и занятия живописью, то Селиверстов никогда визионером не был, у него картинка как будто играет самую последнюю роль, и в этом смысле его можно смело называть уникальным представителем русского нонспектакулярного искусства. Это режет глаз, поначалу отталкивает и раздражает, кажется искусственным и ходульным. Но работает ровно так, как должно.
– Ну я же лет пять-шесть работал журналистом, работа с печатным словом дисциплинировала, – вспоминает Селиверстов. – До того я вообще в Инжэконе учился, потом на сценарных курсах «Ленфильма»... Но тут, думаю, дело даже не в личном опыте, а в том, что я просто люблю в фильмах хороший текст. Вот тексты Вуди Аллена меня в полный восторг приводят. Правда, мне очень важно, чтобы персонажи произносили текст, который бы мне самому понравился. Меня страшно колотит, если они слова переставляют, забывают текст – синоним подкидывают. Ну а я же сидел, работал, выбирал между разными синонимами. Так что я пытаюсь как-то установить баланс между тем, чтобы он «ложился на язык» актерам, и тем, чтобы он просто как литература мне нравился.
Трейлер фильма «Клубничная поляна», смонтированный специально для OS
Второе, что обычно коробит в фильмах Селиверстова, – герои. Кажется, еще немного, и похождения повес в клетчатых пальто превратятся в маминских «Не думай про белых обезьян» – нечто не имеющее никакой связи с реальностью; апокриф о якобы существующей интеллигенции, которая всем еще покажет кузькину мать. Но спасает здесь Селиверстова то, что эта самая придуманная интеллигенция у него вовсе не придумана, а вполне реальна. Во всяком случае, вылеплена из настоящих людей.
– Изначально это были реальные люди, которые играли в общем самих себя, проживали реальные ситуации. Просто к этому я добавлял какие-то мифологические ситуации, ну или литературные, как в «Женитьбе» (в фильме игровые сцены по мотивам пьесы Гоголя перебиваются живыми интервью. – OS). Я знаю этих людей, многие из них – мои друзья. Была возможность и над собой посмеяться. Ну вот, например, Юрий Зелькин. Он сейчас в Германии живет, работает на телевидении, у него свой театр. А когда мы познакомились, он был артистом эстрады – выступал со сцены, как Хазанов какой-нибудь; по телевидению выступал. И вдруг в какой-то момент у него крыша поехала, и он решил поставить классику, причем «Моцарта и Сальери». На меня он такое впечатление произвел, что я решил именно после этого снять свой первый фильм, «Моцарт в Петербурге». Но это так, шутка была. А потом был уже «Я искушен в любви и чистом искусстве». Юра тогда жил уже в Германии, я написал некоторое количество рассказов – из его жизни, из жизни наших общих знакомых. Позвонил Юре и предложил сыграть в главной роли.
Как-то сложилась эта условная «богема». Хотя я ее так не воспринимал: это же все мои друзья, вот Юра – актер, Владимир Тыминский – балетмейстер, Николай Иваныч Палачев – архитектор настоящий, Сергей Чернов – модельер, Евгений Волков – музыкант, актер, а еще кандидат наук, микробиолог. И эта компания как-то увеличивается. Вот сейчас в «Клубничной поляне» снялись профессиональные актеры – замечательная Катя Клеопина, которая играет в МДТ у Додина. Просто хотелось мне какого-то такого эксперимента, попробовать взять профессионалов и снять с ними свое кино... А Катя, надо сказать, не очень понимала, куда попала.
– Нет, ну какая тут сверхзадача. Съемки у меня – это то же самое, что у всех других, только техники меньше. То, что фильм производит впечатление идиотизма – стиль на самом деле, не более того. Но это совсем не значит, что мы халтурим и снимаем так, между кружками пива или там чашечками кофе.
Помимо искомой нонспектакулярности, Селиверстов точно нашел определенную формулу собственного кино – очень удачную, а может, и вообще новаторскую. Он сам охотно ее артикулирует: документальность героев, существующих в пространстве мифа, будь то Гоголь, Анри Мюрже или миф о великой атлантиде неофициального искусства. И вот тут хочется опять вспомнить про плакаты и мемориальную доску, а также про то, что в речи Селиверстова прилагательное «петербургский» – одно из самых часто употребляемых. Потому что это в общем точное определение существования любого жителя этого города. Хотя сам Селиверстов упирается и уверяет, что никакой формулы не находил и сознательно не проводил такой «генеральной линии», а идея сама его нашла.
– Я могу, кстати, рассказать, как это произошло. Ну вот начиная с «Я искушен...» есть уже все эти элементы: документальность плюс мифология, дальше уже было только оттачивание. Получилось случайно... Думаю, произошло это в тот момент, когда я начал писать рассказы от имени Юры Зелькина. Наш общий друг Володя Тыминский лежал в больнице. Там все серьезно было, ему операцию делали... Причем еще из окна больницы был вид на кладбище, видимо, чтобы поднять настроение пациентам. Я пошел его навещать и решил повеселить, написать истории про общих знакомых от Юриного имени. Ему понравилось, он смеялся, я решил: ну вот, получилось; еще кому-то почитал, еще пару рассказов написал... А потом об этом пронюхали журналисты и пригласили меня на Новый год выступить – типа с комическими куплетами и фельетонами. Ну и вот в новогоднюю ночь я сидел и читал эти тексты. Они все ржали, и только Юра сидел, как ни странно, с совершенно каменным лицом – ну, до него просто иногда доходит долго. И как-то вот эта ситуация меня окрылила. Но я никак не думал с этим в кино работать. Я собирался снимать серьезное кино, мучился, пытался что-то такое придумать. Были там такие серьезные новеллы, которые я хотел экранизировать. И вдруг осенило: если серьезно не получается, буду работать с этими текстами, шутливыми. Ну позвал Зелькина, и началось... Мы фильм сняли очень быстро, за три недели.
В некотором смысле судьба Селиверстова как человека, промахнувшегося мимо своего времени, – сюжет удивительный. Промахнуться-то он промахнулся, но при этом дождался момента, когда это самое условно «его» время вернулось и все, кому не лень, стали трубить во все трубы о безбюджетном кино. И тут у Селиверстова есть все шансы получить титул одного из основоположников движения. Кроме того, он имеет свое, вполне точное объяснение того, откуда само движение взялось и почему сейчас вдруг безбюджетное кино стало всем интересно.
– Если говорить о российском кино – том, которое называют профессиональным и бюджетным, – оно в большинстве своем малоинтересно. В лучшем случае. И аудитория потихоньку начинает понимать, что смотреть это уже невозможно. И нужна какая-то альтернатива. А какая может быть альтернатива? Либо зарубежное кино, либо самопальное – интернет, где можно найти практически все. Часть аудитории смотрит Голливуд, мейнстрим, а другая, которая хочет посмотреть что-то более серьезное, ищет это кино в интернете. Ну и потом, в российском кино понятие «малобюджетный» не может существовать. Вернее, его можно распространить вообще на все кино. В американском понимании все эти наши блокбастеры – малобюджетные. Так что у нас функцию малобюджетного кино выполняет безбюджетное. Страшно себе представить, что выполняет функцию безбюджетного.
К потенциалу малобюджетного кино Селиверстов относится скептически. И не слишком верит, что можно прожить без проката и фильм может дойти до публики только через торренты (при том что в сети есть вся его фильмография и качают ее, судя по статистике, достаточно усердно).
– Сеть – это, конечно, круто. Но пока не будет системы артхаусных кинотеатров, ничего не будет. Телевидение должно как-то принимать участие в процессе. В тоннах шлака серьезное кино тонет. Можно что-то хорошее выпускать в прокат, но это никто смотреть не будет. Это же заколдованный круг. Есть режиссер такой, фамилии называть не буду, который начинал с артхауса, очень удачно. А потом снял один успешный в прокате фильм, другой. И все, ушел в сериалы, во всякую ерунду. Начал размениваться по мелочам. Но штука ведь в чем: человек, который более или менее регулярно смотрит серьезное кино, в определенный момент становится потерян для сериалов, для Голливуда. Он просто не может уже чисто органически прийти в мультиплекс, взять ведро попкорна и тупо посмотреть на красивые захватывающие картинки; не может прийти и тупо проголосовать за того, за кого скажут. Это же все взаимосвязано: человек начинает думать, и он уже не винтик в машине и не овца в стаде. Все, его кошелек для мейнстрима уже не будет работать. В этой борьбе за деньги некоммерческое кино ведь тоже участвует. Кто будет смотреть все это бестолковое кино, если человек в кинотеатр приходит не чтобы развлечься, а чтобы разобраться в каких-то важных вещах? Что, ларьки конкуренты нормальным магазинам? Еще какие конкуренты! Они мешают монополию создать.
При этом Селиверстов еще не знает, будет ли он выпускать в прокат «Клубничную поляну»; это пока вопрос открытый. Зато планы на будущее – для авангарда отечественного копеечного кино – неожиданные.
– Я в подполье оказался не по собственной воле. Был бы у меня выбор – андеграунд или бюджетное кино, – я бы выбрал бюджетное. Не знаю, чем бы пришлось тут пожертвовать, но моя задача сейчас, после двенадцати фильмов, снятых в условиях андеграунда, – выйти наконец из подполья. Все-таки у меня есть уже опыт, и я не боюсь никаких бюджетов и готов делать большое кино. Ну а совпадут ли мои планы с чужими, не знаю. {-tsr-}Готов предоставить два сценария, которые у меня есть: петербургская такая настоящая трагикомедия, очень актуальная и современная, а второй – просто комедия. С коммерческой точки зрения он как раз перспективнее. Молодежная комедия, герои – студенты. Странная, кстати, штука: когда я был моложе, я снимал про стариков. А чем старше, тем моложе мои герои. Тут будут такие вариации на тему «Американского пирога», но в моем стиле. У нас же вообще комедий мало. И вот хочу сценарий, где я над каждой фразой работал, смешно снять. И неглупо. Было бы круто это снять.
