В конце октября, как раз на Хеллоуин, в прокат выйдет мультфильм «Носферату. Ужас ночи», спродюсированный Сергеем Сельяновым и снятый бывшим сотрудником уголовного розыска Владимиром Мариничевым и охранниками его фирмы Тимуром Тибиловым и Артемом Вовченко. ИВАН ЧУВИЛЯЕВ посетил офис аниматоров в Санкт-Петербурге и выяснил, как именно они стали создателями нового мультфильма про Дракулу.
Забор напротив Таврического сада, размещенные подковкой казармы Преображенского полка самим своим видом говорили, что гражданским туда нельзя. Тем более странно, подходя к офису Владимира Мариничева по этой запретной зоне, увидеть его самого, приветливо выглядывающего из окна и окруженного кошками.
По облику своему ни Мариничев, ни те, кто помогал ему делать мультфильм «Носферату. Ужас ночи», ничуть не похожи на создателей анимации — забавных, несколько мультяшных персонажей, вечных детей. Мариничев и компания выглядят серьезно, внушительно и обстоятельно, сказывается прошлая профессия — какие уж тут дети. У них офис с кожаными креслами, огромный стеллаж с исторической литературой (от Палеолога и Тацита до Виктора Суворова) и моделями танков на полках.
К тому моменту, когда Мариничев начал заниматься анимацией, он уже почти десять лет не служил в угрозыске — сначала преподавал, потом занимался бизнесом. Тимур Тибилов и Артем Вовченко — люди, которые, собственно, руками нарисовали «Носферату» — работали в его фирме охранниками.
Артём Вовченко, Владимир Мариничев и Тимур Тибилов
Историю о том, как охранники стали мультипликаторами, все трое рассказывают хором, и явно не в первый раз: «Всем предложили стать совладельцами фирмы. Мы, человек пять, согласились, остальные решили, что Мариничев их кинет, и ушли». Мариничев уточняет: «А это была проверка. Мне надо было выяснить, кто из этой человеческой массы мореплаватели, а кто сидит на берегу. Я хотел понять, готовы ли они жертвовать чем-то, желают ли лучшей доли».
Читать текст полностью
Тимур смеется и говорит, что, если бы ему кто-то сказал, что сотрудник угрозыска и охранники сделают мультик, не поверил бы. Воспринял бы как бред. Мариничев же не видит в этом ничего странного: «Ну что такого? Был врач Чехов. Что, литература и медицина несовместимы? Еще как! Практика ему не мешала рассказы писать. Правда, писателей-милиционеров я не припомню...».
Я вспоминаю, что Евгений Петров (тогда еще Катаев) в молодости работал следователем в Одессе: «А, ну вот, Петров работал, да. Кивинов, который детективы сочиняет. Ну а что странного? Ребята служили в армии. Уходили в армию одной страны, вернулись в другую. Денег нет, работы нет. Пошли работать в охранное агентство. Путь наш не был усыпан розами. Это была трудная, долгая работа. Без денег...».
«Мы пытались и другими способами заработать, торговлей, перепродавали что-то... — добавляет Артем. — А потом грянул кризис 1998 года. Все, что имели, потеряли. Ну, к кино это не имеет отношения...».
На самом деле отчасти имеет: как ни абсурдно это звучит, в анимацию этих троих привело желание заработать миллион.
Трейлер фильма «Носферату. Ужас ночи»
«Торговых институтов мы не кончали, — рассказывает Мариничев. — Для меня проще картинку нарисовать или там статью или книжку написать, чем какой-то заказ выполнить, какой-то серьезной работой заниматься. У меня была фирма. Подчиненные. Мы хотели зарабатывать деньги, и вот решили, что анимация — это как раз наш путь. Знали бы, что так долго будем первый фильм делать, ни за что бы не взялись. Сначала думали сделать к 300-летию Петербурга путеводитель. Стали предлагать — никто с нами работать не согласился. Решили делать календарь. Но и его так и не смогли продать. Потом стали делать карты, потому что война — тема, в которой я себя чувствую уверенно и считаю себя знатоком. Но как-то тоже не пошло. Тогда и появилась идея снять кино. Я был сразу против. Мы сидели, обсуждали, а на столе лежал диск “История игрушек”. Я его взял в руки, повертел и смотрю — на обороте написано: сто с лишним миллионов долларов сборов. И думаю: если на этой лабуде, кое-как сделанной, люди такие деньги зарабатывают, то чего мы тут сидим вообще».
Несмотря на экономическую мотивацию, к делу подошли всерьез — решили осваивать профессию, а о миллионах быстро забыли (и правильно).
«С самого начала чувствовалось: мы что-то можем сделать. “По замашкам фраер, но не фраер — это точно”. Ну и потом, надо было делать не с бухты-барахты, а иметь какую-то основу. Мы же ВГИКов не кончали (я это без тени иронии говорю), — вспоминает Мариничев. — Просто мы действительно были относительно кино безграмотными. И надо было учиться. Мы и учились — очень просто. Достали историю мирового кино, в основном американского и французского. И начали смотреть Гриффита, Штрогейма. И пошло... До Бергмана, Куросавы, Феллини. Взгромоздились на плечи этим гигантам, и с этих плеч что-то там стало брезжить вдали. Дальше надо было найти свое решение, свой почерк, свою масть. И вот начиная с 2003-го начал понимать: есть своя фишка, своя печать, своя марка».
Тут же возникает резонный вопрос: почему, собственно, насмотревшись классики, Мариничев с товарищами начал заниматься анимацией, а не игровым кино. «Ну, это же самое простое, — говорит Тимур. — Нужен только компьютер. А чтобы кино снять — камера, актеры, массовка. Можно, конечно, самому снять на мобильник с двумя актерами и прочее, но хочется размах какой-то показать. А в анимации, кроме всего прочего, можно дать волю фантазии. По крайней мере у нас вампир убивает женщин, и женщины не страдают от этого».
Между прочим, «Носферату» — второй фильм, сделанный компанией. Сюжет первого Мариничев не раскрывает: надеется, что час еще пробьет. О той работе напоминают висящие на стенах в офисе прорисовки. Несколько наивные, среди персонажей — милые мультипликационные Сталин и Гитлер. «Он существует только у нас в компьютере и больше нигде, — говорит Мариничев. — Мы не хотели его никуда запускать, только продать. Но пока что он непродавабельный. Слишком острый и с политической и, так сказать, с этнической точки зрения. Это фильм о войне как самой болевой точке в истории двадцатого века. Что там было, фактически никому не известно. А выходу фильма мешают всякие бредовые законодательные акты про фальсификацию истории. Но, надеюсь, у него еще есть будущее — я считаю, что он гораздо более интересен, чем «Носферату». Мы его сделали сами, на нем научились снимать анимацию. Увидев этот фильм, Сельянов решил с нами сотрудничать. Мы же очень ко многим продюсерам обращались тогда, но никто не нашел времени. Все были заняты. А Сельянов — единственный свободный продюсер в стране».
«Он два раза смотрел, — добавляет Вовченко. — Сначала отнесся очень скептически, а потом посмотрел и очень удивился, что мы его вообще доделали. Хотя, по-моему, когда мы “Носферату” доделали, он тоже удивился».
Первый фильм снимался почти десять лет. Три года учились (сначала просто включать-выключать компьютер и водить мышкой), семь — рисовали. «То, что ты видишь на мониторе, должно удовлетворять прежде всего тебя самого, — говорит Тимур, — а нас это стало удовлетворять только в 2005–2006 годах».
Мариничев утверждает, что Сельянов опытный и увидел политическую бесперспективность первого фильма. Сказал, что так не пойдет. «Я, когда мы обсуждали будущий мультфильм, обронил что-то в духе “Ну не Носферату же снимать!”, — вспоминает Мариничев. — И потом почему-то постоянно всплывало это имя в разговоре. И вдруг как-то сошлись на Дракуле. Я просто понял: сто процентов снимем».
Мариничев припоминает всех знакомых Дракул: Мурнау, Броунинга, Копполы: «Мы начали снимать ремейк фильма Броунинга, с Лугоши в главной роли. Но тут стало тошно от того, что наше поколение не может придумать своего Дракулу. Что приходится обращаться к каким-то другим. Но, конечно, для меня главный — именно Носферату Мурнау. Это не лучший, по-моему, его фильм, но образ вампира он все — застолбил. Другого быть не может. Только такой. А роман Стокера я прочесть так и не смог — скучнятина. Прочел страниц десять, и все, уже запутался».
Тут я осторожно спрашиваю, есть ли связь между историей Дракулы и его прежним профессиональным опытом, не ожидая никакого ответа. Но Мариничев вдруг оживляется: «Ну да, я добавил в сюжет воспоминания, мысли, впечатления, которые остались во мне еще со времен работы в угрозыске. Я же там убийствами занимался. Так что убийства из “Ужаса ночи” компилируются с теми, которыми занимался я. Все-таки Носферату — это же про зло. И эта проблема меня всегда волновала. Каждое раскрытое дело — как победа над злом. Я потому и взялся за этого Дракулу, потому было озарение: я это сделаю точно, потому что знаю как. Когда раскрываешь дело, это всегда поединок с кем-то, кого ты не видишь. Он в темноте. Не раскрою — значит, надругается и надо мной, и над всеми. И вот было такое чувство торжества, серьезная эмоциональная подпитка».
Он добавляет, впрочем, что щадил зрителя: «Публике нравится, когда ее пугают. Но я уверен, если просто показать ей настоящее преступление, никакого интереса не будет. Это во всяких там сериалах лежит труп и такие спокойные ходят прокуроры, милиционеры... Не бывает такого. Я сколько преступлений, трупов видел, но до сих пор не могу спокойно посещать прозекторские. Никогда не было желания находиться рядом с телом, сразу желание уйти в кабинет и заняться расследованием. Это… порвана вселенная, скомкана. Кто бы что ни говорил, всегда страшно. Был еще один отголосок: я, когда посмотрел фильм Броунинга, был такой серый холодный осенний день, я возвращался домой, а жена за спиной стояла. И решила пошутить — раз, меня за шею схватила. Я вот это ощущение ужаса тоже хотел к фильму приложить».
Носферату в фильме у Мариничева очень странный: белесый, на человека не слишком похожий. И раз уж ему придается такое значение, я пытаюсь понять, почему его нарисовали именно таким. «Изначально мы хотели сделать голову в виде черепа, — рассказывает Вовченко. — Долго с ней мучались, растягивали ее... Ну а потом вспомнили “Крики” Мунка. И из него она и вышла».
Глядя на картинки, которые висят по стенам, я удивляюсь, почему «Носферату» сделан на компьютере, ведь рисованные персонажи куда живее и обаятельнее цифровых болванок. Оказалось, в команде был парень, который потом ушел. Он уверял, что на дворе двадцатый век, поэтому надо делать на компьютере. И все с ним согласились. «Мы не стремимся к какой-то 3D-реалистичности, не гонимся за “Пиксаром”, — говорит Тибилов, — многое берем от плоскостной анимации, ничуть не заботимся об объеме. Если картинка нравится — значит, хорошо. Какая разница, как это достигнуто?»
Может, когда-то желание заработать миллионы и руководило Мариничевым, теперь он с большим жаром рассказывает о создании, чем о перспективах проката. И кажется, прекрасно знает, что никакой «Истории игрушек» в России в ближайшее время не предвидится. Более того, понимает почему: «Я не берусь судить в каком-то глобальном масштабе, но это же Россия. У нас всё не так. Это та одна шестая часть суши, где всё из рук валится у всех. Ну вот кино — можно миллиарды зарабатывать! Но если Голливуд перенести на нашу почву, он у нас в болотах потонет. У нас любое начинание дает прямо обратный эффект. Что ни возьми: антиалкогольная кампания — страна спивается... Давайте в тюрьмах наведем порядок — черт знает что».
К фильмам, которые действительно собирают миллионы (и с которых вся эта история началась), Мариничев нежности не питает: «Да чтоб я пошел этих “Игрушек” внукам своим показывать! Это уже значит все, испортить им вкус. Они не будут понимать, что хорошо, а что плохо». «Носферату» Мариничев внукам уже показал — правда, не целиком, а только отрывки, «те места, которые можно показывать». Тимур задумчиво произносит: «А я все показывал... И вроде ничего. Бывают моменты, когда страшно, но в общем ничего. Понравилось. Песни понравились, они их ночью на кровати пели».
Отвечая на вопрос, на кого из аниматоров они равнялись, хором называют стабильный набор фамилий: Норштейн, Алдашин. Тибилов вдруг оживляется: «Алдашин, да. Нам до них как до небес. Они же занимаются какими-то исключительными вещами. {-tsr-}У них не может быть команды — сидят и рисуют. Мы-то работаем на компьютере, делаем персонажа, и уже дальше он живет. А они же не так работают. Кроме Алдашина, такие мультфильмы не может сделать никто. Ну вот “Рождество” — я когда его смотрел, особенно когда там все эти зайчики, лев... Я рыдал. Вон у меня даже, когда я говорю о нем, глаза на мокром месте».
А еще в офисе у Мариничева кто-то за стенкой долбит кирпичи. «Это “Пиксар” к нам подкоп роет — идеи красть».
(Это не про текст комментарий, а про его героев).