Вуди Аллен: «Жизнь коротка, жестока, исполнена одиночества, ужаса и страданий»

После премьеры картины «Ты встретишь высокого незнакомого брюнета» в Каннах режиссер ответил на несколько вопросов OPENSPACE.RU

Имена:  Вуди Аллен

Во внеконкурсной программе Каннского фестиваля состоялась мировая премьера нового, сорок первого фильма Вуди Аллена – «Ты встретишь высокого незнакомого брюнета».

Название картины – ироническое замечание персонажа Джоша Бролина, которое он бросает своей теще (Джемма Джонс), впавшей в мистицизм после внезапного развода с мужем (Энтони Хопкинс). Сам зять, бесконечно подающий надежды писатель, переживает период охлаждения к жене (Наоми Уоттс) и засматривается на соседку напротив (Фрейда Пинто). Жена же, в свою очередь, увлечена начальником-галеристом (Антонио Бандерас), в то время как ее отец женится на новой подруге, в свободное от актерской карьеры время подрабатывающей проституцией. Действие фильма происходит в Лондоне, но город не выдает себя ничем, кроме праворульных машин и старомодных кэбов – подобная история могла бы происходить и в Нью-Йорке, где, по словам Вуди Аллена, гадания и столоверчение превратились в многомиллионную индустрию.

Год за годом этот режиссер складывает из готовых блоков (богемная буржуазия, супружеские измены, человеческий идиотизм) новые конструкции – всё более легкомысленные на первый взгляд и всё более жутковатые по зрелом размышлении. Их приятно смотреть и тяжело обдумывать. Двухлетней давности «Вики Кристина Барселона», доставлявшая незамутненное удовольствие при просмотре, в результате оборачивалась безжалостным сообщением о невозможности перемены участи.

Точно так же в сетях своей раз и навсегда определенной биографии бьются герои «Брюнета», каждый из которых пестует собственные заблуждения. Иллюзии, как им и полагается, со временем рушатся под натиском реальности – за исключением самых абсурдных, не поверяемых здравым смыслом.

Единственная проблема «Брюнета» (и главная причина, по которой он проигрывает той же «Вики Кристине») – состав актеров: Наоми Уоттс все-таки не Скарлетт Йоханссон, а Джош Бролин (благодаря своей подчеркнуто плебейской внешности ставший любимцем режиссеров-интеллектуалов) – далеко не Хавьер Бардем. Их присутствие на экране само по себе не доставляет большого удовольствия.


– Здравствуйте. У меня ОРЗ. Сядьте подальше, пожалуйста. Целоваться не будем.

– Почему у вас в фильме в конце концов остается только двое счастливых людей, да и те счастливы только потому, что верят в переселение душ и спиритизм?

– Я рос под влиянием Ницше и Фрейда. Мой любимый автор – Юджин О’Нил. Все они гораздо лучше, чем я, сумели сказать о том, что единственный способ переносить жизнь – придумать какую-нибудь иллюзию и поверить в нее. Нужен некий фильтр, который не позволит соприкоснуться с жизнью вплотную. Иначе – слишком страшно. Героиня Джеммы Джонс и ее новый друг из тусовки нью-эйджеров… Если бы я встретил их в реальной жизни, то решил бы, что они психи. Не испытал бы ни малейшей симпатии к этим ослепленным смехотворной верой идиотам. Но мне, увы, трудно морочить голову себе самому, несмотря на то что меня воспитывали очень религиозные люди. Они во всем слушались ребе, я считал их дураками, но факт остается фактом: они счастливее, чем я, потому что они верят.

– У вас правда такая несчастная жизнь?

– Я прожил прекрасную жизнь – по человеческим меркам. Я более-менее здоров, успешен, иногда – счастлив. Но всё это в контексте бытия, которое, без сомнения, трагично. Мы все умрем – и я, и люди, которые живут еще более бессмысленно, чем я. Жизнь коротка, жестока, исполнена одиночества, ужаса и страданий. И солнце скоро погаснет… Не скоро, но в конечном итоге.

– Последние годы вы работаете в Европе. Только из-за европейского финансирования или есть и другие причины?

– Когда мне было лет 20–30, мы терпеть не могли голливудские фильмы. Все время смотрели и обсуждали европейское кино – Бергмана, Феллини, Трюффо, Бунюэля. Не только европейское – еще Куросава… Это были наши боги. Если бы меня тогда спросили, кем я хочу быть, я бы сказал: «Зарубежным режиссером». Но это было невозможно – я же американец.

Но вот прошли годы, и изменившиеся финансовые условия превратили меня в зарубежного режиссера – де-факто. Да, я могу найти бюджет и в Соединенных Штатах. Но тебе дают деньги только при условии, что ты заранее покажешь сценарий, согласуешь актеров. Студии хотят быть соавторами фильма. В Европе все по-другому. Если им нравится режиссер, они просто дают ему деньги и степенно удаляются.

– Как вам удается снимать по два фильма в год уже много лет? Это не утомительно?

– Обычно люди работают над проектом годами. Вот у вас появился сценарий, вот вы ищете актеров. Вам нужен Джек Николсон, надо с ним пообедать. Он согласен сниматься, но через полгода, потому что у него другой фильм. Через полгода вы звоните ему, и он отказывается, потому что нашел кое-что поинтереснее. Приходится обедать с кем-то другим. Три года спустя начинаются съемки.

Я делаю все гораздо быстрее. У меня есть бюджет еще до того, как написан сценарий. Он пишется за два месяца. У меня остается время играть в джаз-банде, заниматься с детьми, смотреть бейсбол. Поверьте, у меня много свободного времени – я не работаю с утра до вечера круглый год без перерыва.

– Расскажите о своем парижском проекте «Полночь в Париже». Как вам удалось заполучить первую леди Франции?

– У меня снимаются Марион Котийяр, Рейчел Макадамс, Эдриен Броуди, Клайв Оуэн, Кейти Бейтс и Карла Бруни. Там есть героиня: очень образованная, элегантная, работает в музее. Стали думать, кто бы мог ее сыграть. Мой директор по кастингу говорит: «А вот есть Карла Бруни». Я: «Да она никогда в жизни не согласится». Но однажды я ее случайно встретил с мужем – и предложил роль. Она говорит: «Почему нет, я могу это сделать». Я смотрю на Саркози, и он тоже говорит: «Почему нет, она может это сделать».