МАРИЯ КУВШИНОВА

С фильмом Михалкова произошла смешная вещь: вчерашний постмодернистский продукт наложился на позавчерашний модернистский дискурс.

Вне зависимости от свойств кинокартины (о которых ниже), «Утомленные солнцем — 2» — ответ на общий вопрос об идеологии путинской России и частный вопрос о государственных деньгах, выделяемых кинематографу. Победа в Великой Отечественной войне больше не может использоваться как единственный неопровержимый коллективный опыт, скрепляющий нацию, — отчасти за давностью лет, отчасти из-за нерациональной эксплуатации: тему слишком долго топтали казенным сапогом. Все это очень похоже на то, как при Николае II в России отмечали столетие Бородинской битвы — с восстановлением на поле редутов, молебном, парадом и выходом ветхого ветерана Войтвенюка. Был 1912 год, позади осталась провальная война с Японией и первая революция, что случилось дальше — всем известно; это хороший пример того, как при помощи искусственных идеологических конструктов пытаются загородиться от реальности. В нашей теперешней реальности все великие фильмы о великой войне уже сняты, в том числе и теми, для кого память о ней была живой, не вдолбленной в мозг пропагандистскими усилиями. Никакая сделанная всерьез «Брестская крепость» ничего не добавит к сказанному ни в содержательном, ни в эмоциональном смысле. Она будет снята в пустоту, и все это отлично понимают. Большой стиль умер, хотя бы потому, что время, словно мелкое сито, больше не пропускает через себя ничего большого.

Остается один путь — в мифологию, в предание, в комикс, в условность, в постмодернизм и антиисторизм; путь «Бесславных ублюдков». Очевидно, что Михалков в «УС-2» идет по этому пути сознательно — и остается трагически непонятым даже своими собственными прокатчиками, отвергнувшими режиссерский вариант киноафиши с цветочком и железной перчаткой. Этот человек знал, что делает. Продавать его новую работу как эпическое полотно к юбилею Победы — все равно что представлять балабановские «Жмурки» как наш ответ «Крестному отцу».

Постмодернистское произведение, которое пытается создать Михалков, продают и оценивают так, как будто речь идет о картине Григория Чухрая; неудивительно, что ветераны после премьеры чувствовали себя оскорбленными. Увы, своей общественной деятельностью Михалков сам загнал себя в ситуацию, в которой его апологетами становятся люди вроде клинической модернистки Елены Ямпольской из «Известий», а умнейшие из критиков возмущенно указывают на то, что девочки не разговаривают с минами. Должно быть ровно наоборот.

Удались ли Михалкову его собственные «Жмурки»? Местами удались (например, линия с кремлевским курсантом, сжимающим ключи от квартиры как талисман и повторяющим домашний адрес как молитву), но в общем и целом — скорее нет.

Визуально и по настроению «УС-2» действительно похож на анимационный «Первый отряд» (действие, как уже отмечали некоторые рецензенты, явно развивается в пустынном загробном мире, поскольку основные персонажи умерли в предыдущей серии), но ему явно недостает концептуальности — почти во всем. Нелинейное повествование само по себе не является концептом, оно должно быть нелинейным для чего-то — оригинальная драматургия не создается простым смешением временных пластов, когда 1941 год механически чередуется с 1943-м, а за флешбэками из «УС-1» следуют флешфорварды из грядущей «Цитадели». В своей полной беспомощности по части построения сюжета создатели расписываются в тот момент, когда ближе к концу в фильме неожиданно возникает рассказчик (Маковецкий) — последняя надежда плохого сценариста. Что касается разрозненных эпизодов, из которых состоит фильм, то это не эпизоды, а анекдоты: как Котов ловил языка, а потом они вместе спаслись от бомбы; как девочка плыла на мине и не утонула, а приняла крещение; как медсестра перевязывала умирающего, а он у нее попросил напоследок сиськи показать (симптоматично, что зритель в этот момент обращает внимание скорее на нательный крест: контекст в его голове велит ему видеть здесь православную пропаганду).

Очевидно, предполагалось, что некую концептуальную нагрузку будут нести многочисленные крупные планы лиц и предметов, чаще всего абсолютно немотивированные. Запечатленные во всех подробностях ружья редко выстреливают; их можно было бы считать хичкоковскими макгафинами, намеренными акцентами на пустоту, но макгафин — это сильный прием, фильм не может целиком состоять только из них одних. Сомнительно также режиссерское решение капитулировать с поля боя в момент решающей битвы, предоставив сторонам сражаться в густом тумане. В эпизоде битвы есть пара удачных идей (вроде всё тех же ключей от квартиры, застрявших в гусенице танка, или смотрящего в лицо смерти курсанта в исполнении Артема Михалкова), но идей этих опять-таки недостаточно. Сражение, задуманное как кульминация, явно не тянет на энергетический центр «Предстояния»; в такие минуты всегда хочется спросить: «Где бюджет?»

Говорят, что актеры в «УС-2» играют плохо. Они играют чудовищно, если это реалистическое кино, и недостаточно гротескно, если это комикс. Причина, скорее всего, в том, что им просто не сообщили, что они снимаются в новых «Жмурках» (вопрос еще в том, умеют ли наши актеры делать то, что у Тарантино делали Кристоф Вальц, Диана Крюгер и Майкл Фассбендер). Некоторые (например, Маковецкий) каким-то собственным внутренним чутьем это поняли, некоторые (например, Мария Шукшина) настолько плохи, что это уже хорошо; особенно жаль Надежду Михалкову — все три часа она выглядит безвольным орудием в руках своего отца, так ничего ей и не объяснившего. Хотелось бы знать, как именно формулировалась актерская задача для Виктории Толстогановой, сыгравшей общую жену Котова и его преследователя Мити Арсентьева (Меньшиков). Объективно функция этой героини заключается в том, чтобы своей органической подлостью оттенять сокрушающую взаимную одержимость Котова и его дочери (в этом смысле «УС-2» — уже стопроцентно мифологическое произведение, воскрешающее архаичное представление об инцесте как о символе изначального единства; обычные отцовские чувства так не выражаются).

Впрочем, ролик «Цитадели» с комдивом Котовым на белом коне и новорожденным младенцем оставляет надежду, что градус абсурда и условности будет повышаться и Михалков все-таки вырулит в нужном направлении.

Пока же постмодернистская игра в великую войну плохо удается Михалкову, так же, как не удалась она и Квентину Тарантино — но по разным причинам. По «Ублюдкам» очень хорошо видно, что виртуозное режиссерское мастерство Тарантино не к чему приложить. Он знает как, но не очень знает что. Михалков же, напротив, хочет сказать слишком много, захлебывается — его истончившегося профессионализма уже не хватает на то, чтобы структурировать словесный поток (поразительно, что перед премьерой он дал с десяток огромных интервью, почти не повторяясь в ответах).

Интересно и то, что поздние картины Тарантино перенасыщены пафосом — они позволяют испытывать душевный подъем, ощущение причастности к сверхидее (материнство и месть за разрушенную жизнь в «Убить Билла», месть за евреев в «Ублюдках»), не выдавая своих эмоций, оставаясь в (якобы) несерьезном постмодернистском контексте. «УС-2» на удивление лишен пафоса. В Котове нет трагизма: это такой комический старик, который весь фильм ходит на полусогнутых; преследуя языка, тяжело дышит и беспомощно кричит: «Стой!» Победа над фашистами в контексте этого подчеркнуто анекдотического фильма (и нашей идеологической ситуации) в качестве сверхидеи уже не сработает (немцев вообще в фильме на удивление мало); воссоединение отца и дочери — все-таки слишком узкая тема; злодейство Мити Арсентьева подразумевается, но тоже слабо выражено.

Лучше всего было бы, если бы в финале Котов, скажем, убил Сталина — просто выиграть войну для спасения фильма Михалкову будет уже недостаточно.

Ссылки

• Никита Михалков: «Я слабый человек, просто Бог помог мне», 12.04.2010