Фестиваль одного зрителя

Конкурсанты Берлинале равняются на председателя жюри

Имена:  Алексей Попогребский · Беньямин Хайзенберг · Вернер Херцог · Кодзи Вакамацу · Наталия Смирнофф · Оскар Ролер · Рафи Питтс · Чжан Имоу · Шарунас Бартас · Ясмила Жбанич

Вернер Херцог на Берлинале-2010 — нечто большее, чем президент жюри. Он живое доказательство витальности немецкого кино, напоминание о славном прошлом форума, празднующего шестидесятилетие: его долгая и противоречивая карьера, все еще далекая от завершения, стартовала именно здесь, и в юбилейной ретроспективе на протяжении всего смотра крутили дебютные херцоговские «Признаки жизни». В то же время Херцог — воплощение столь важного для любого фестиваля космополитизма: он объездил весь мир, последние две его картины снимались в Америке, а предыдущая — в Антарктике.

Совпадение это или осознанный выбор фестивальной дирекции, но добрая половина конкурсных картин Берлинале так или иначе отсылает к эстетике и этике Херцога. Будто многие фильмы и пригласили сюда только потому, что они рифмуются с его видением мира.

Херцог — человек, чье любопытство неистощимо, убежденный антрополог, каждый герой которого larger than life, «шире самой жизни» и в то же время у этой жизни позаимствован: его нереалистические фильмы, как правило, основаны на реальных событиях. Поэтому «Грабитель» немца Беньямина Хайзенберга неминуемо привлечет внимание президента жюри. Трудно не увлечься историей австрийского спортсмена-марафонца, который не мог прервать свой бег и за пределами трассы, а потому стал известным на всю страну грабителем банков. В этом скупом и строгом фильме не найти осуждения или восхищения героем — только по-херцоговски внимательный взгляд на удивительный феномен. И хотя артист Андреас Луст куда менее выразителен, чем культовые фавориты режиссера Клаус Кински и Бруно С., он автоматически становится одним из главных претендентов на призы, наравне с колоритным Стелланом Скарсгардом (милая трагикомедия «В чем-то милый человек» норвежца Ханса Петера Моланда).

Или взять «Пазл» аргентинки Наталии Смирнофф. В ее гиперреалистической картине потрясающе достоверная Мария Онетто играет пятидесятилетнюю домохозяйку, внезапно открывающую в себе поразительное умение решать головоломки в рекордные сроки. Не пытаясь найти объяснение феномена, режиссер восхищается им, позволяя героине забросить любящего мужа и двоих детей ради внезапно открытой страсти. Картина построена исключительно на крупных планах, будто автор не желает и не может видеть социальный или экзистенциальный контекст происходящего. Зрителю предлагается собрать самостоятельный пазл из показанных ему элементов этой истории — подобно тому, как любопытный читатель утренней газеты восстанавливает в уме дополнительные детали происшествия, которому на бумаге уделено всего несколько слов.

Та же безоценочная, вернее, сверхоценочная увлеченность предметом, вызывающая сложную гамму эмоций, от восторга до ужаса, сквозит в конкурсной «Гусенице» японца Кодзи Вакамацу, впервые участвовавшего в Берлинале еще до Херцога, в середине 1960-х. Не растеряв к почтенным годам авангардистского пыла, Вакамацу снял своеобразную киноверсию новеллы Эдогавы Рампо на цифровое видео всего за двенадцать дней и смонтировал за тринадцать часов, поскольку признает только первые дубли. Как и Херцог, всю жизнь исследовавший трансформации человека в рамках военной иерархии (от «Агирре, гнева Божьего» через «Войцека» к «Спасительному рассвету»), Вакамацу интересуется мутациями личности, тело которой изуродовано на поле сражения. Герой картины возвращается в родную деревню с войны, лишенный ног и рук, голоса и слуха, но увешанный медалями и официально провозглашенный императорской пропагандой «богом войны». Вместе с супругой ветерана (Синобу Терадзима — большая звезда японского кино, показавшая в этой откровенной роли немалую отвагу) мы учим язык этого божества, больше похожего на травмированное насекомое, и антивоенный манифест постепенно превращается в кафкианскую притчу отчуждения.

Несколько картонная фреска Оскара Ролера «Еврей Зюсс: взлет и падение» повествует о легендарном антисемитском фильме продюсера Геббельса и судьбе исполнителя главной роли Тобиаса Моретти. В этом при желании можно найти отзвуки «Непобедимого» Херцога — картины, в которой речь шла о двойственной роли интеллигенции в Третьем рейхе. Однако есть и более глубинная связь — неодолимое и неосуществимое стремление героя к цельности образа за кадром и в кадре. В жизни он порядочный человек, обожающий свою жену-еврейку (чистый вымысел сценаристов), на экране же грубая, но впечатляющая карикатура на еврея.

Неожиданный херцоговский вектор 60-го Берлинале — равнение на цельность вместо привычной «психологической сложности»: этому посвящена и концептуальная драма боснийки Ясмилы Жбанич («Золотой медведь — 2006» за «Грбавицу») «На пути». Любящая молодая пара, стюардесса и авиадиспетчер, сталкиваются с кризисом отношений, когда муж внезапно находит истинный путь в исламском фундаментализме. Отрыв от земли в возвышенные сферы нарушает все планы, но неожиданно помогает супругам исполнить мечту. Свершается чудо — давно желанная беременность, которая в свете новых обстоятельств выглядит едва ли не как угроза.

Рифмы с картинами Херцога слышатся и в российском конкурсном фильме «Как я провел этим летом» Алексея Попогребского, где социальное «я» персонажей буквально стирается под воздействием натуры и обстоятельств, превращая симпатичного полярника и паренька-практиканта в двух мифологических героев, взыскующих смерти. Президент жюри наверняка оценит тот факт, что кино снималось на Крайнем Севере, а актеры не расставались со своими амплуа и вне съемочной площадки. Критики картину уже превозносят: в престижном рейтинге журнала Screen International она заняла первое место.

В «Охотнике» иранца Рафи Питтса вопросы жизни и смерти вновь решаются вне политической парадигмы. Скромный охранник, потерявший жену и дочь в случайной уличной перестрелке, берет ружье и убивает двух полицейских. Стихийный бунт приводит его в лес, по которому арестованный правонарушитель блуждает в компании двух конвоиров, заставляя забыть о месте и времени действия, погружая публику в медитативное пространство мифа (недаром за кадром звучит гитара Нила Янга, «позаимствованная» из джармушевского «Мертвеца»). Сам режиссер, фактурный мужчина с угрюмым взглядом, сыграл центральную роль, от чего фильм явно не выиграл. Увы, к этому экстремальному средству, изобличающему авторский нарциссизм, в последнее время прибегают все чаще. Так и в псевдонуаре литовца Шарунаса Бартаса «Евразиец» (программа «Форум») постановщик выступил в роли рокового героя, по которому сохнут красавицы Москвы и Парижа.

Чего не хватает нынешним авторам, так это херцоговской скромности, максималистского дара самоотречения, позволяющего сконцентрировать все внимание на персонаже, актере, фактуре, материале. Как показал недавний «Плохой лейтенант», он даже от ремейка не откажется и запросто превратит чужой посредственный сценарий в отличное кино. Еще большее мастерство в аналогичной ситуации продемонстрировал в Берлине другой классик — лидер китайского «пятого поколения» и постановщик Пекинской Олимпиады Чжан Имоу, когда-то открытый Берлинале («Золотой медведь — 1988») и ныне вернувшийся в конкурс с комедией «Женщина, пистолет и лапшичная».

Эта блестящая (в прямом смысле слова: яркие цвета китайских шелков слепят глаза) картина является довольно точным ремейком дебютного «нуара» братьев Коэн «Просто кровь», действие которого перенесено в средневековый Китай. Сюжет о скупом содержателе харчевни, его изменнице-жене и хитром наемном убийце оставлен без существенных изменений, однако в контексте новой эстетики принимает новые очертания. Уморительная и страшноватая притча об алчности как источнике всех бед рассказана режиссером на пике его коммерческой популярности и выглядит откровенной издевкой над его собственными недавними величественными опусами. Если в «Герое» благородные рыцари жертвовали собой, то здесь приносят в жертву исключительно ближнего своего; если в «Доме летающих кинжалов» меняли личину ради любви, то тут притворяются ради наживы; там виртуозно фехтовали — тут мастерски фехтуют скалками, раскатывая тесто для приготовления лапши. Вряд ли настолько циничная и мастерская картина всерьез может претендовать на награды — Чжану они и не нужны.

А Херцог, в свою очередь, вообще не видит смысла ни в фестивалях, ни в призах, о чем заявляет в Берлине на каждом шагу. Естественно, в свете этих высказываний особенно любопытно, кому он присудит «Золотого медведя».

Ссылки

• Антон Долин. Берлин как супермаркет, 15.02.2010