Ник Пауэлл: «Режиссеров и сценаристов – пруд пруди, они по семь-восемь лет ищут работу»

Основатель корпорации Virgin начинал как бутлегер — теперь он возглавляет британскую Национальную киношколу и знает, как трудоустроить выпускников

Имена:  Ник Пауэлл

В Москве проходит десятый фестиваль «Новое британское кино» — ретроспектива одной из самых сильных и самых обиженных российским прокатом кинематографий мира. Показы закончатся в среду, а во вторник в «Европейском» можно увидеть две лучшие картины фестиваля: «Сомерс-таун» (черно-белый лирический эксперимент брутального в прошлом Шейна Медоуза) и «Бронсона» Николаса Виндинга Рефна (энергичный посткубриковский боевик про самого буйного зэка Соединенного Королевства).

Среди гостей киносмотра — Ник Пауэлл, директор Национальной школы кино и телевидения (NFTS) (выпустившей, в частности, из своих стен создателя Уоллеса и Громита Ника Парка, оператора первых фильмов Тарантино Анджея Секулу, режиссера «Гарри Поттера и ордена Феникса» Дэвида Йейтса). Пауэлл известен, кроме этого, в качестве продюсера «Жестокой игры» Нила Джордона, а также одного из основателей транснациональной корпорации Virgin. В Москве он прочел публичную лекцию о сторителлинге в кино и рассказал OPENSPACE.RU о принципах обучения кинематографистов в NFTS.


— Вы соизмеряете количество своих студентов с потребностями индустрии, чтобы не было перепроизводства кадров?

— Мы даем образование очень небольшому количеству людей и делаем акцент на специалистах, не на творцах. Результат — девяносто пять процентов наших выпускников работают в аудиовизуальной индустрии: кино, телевидение, реклама, видеоарт, компьютерные игры. Есть большая потребность в звукоинженерах, художниках-постановщиках, специалистах по спецэффектам и так далее. Они находят работу мгновенно — никто в стране больше не обучает необходимых для кино специалистов так, как это делаем мы. Режиссерам и сценаристам приходится сложнее: их пруд пруди, может пройти семь-восемь лет, прежде чем они найдут свое место в профессии. Иногда бывает еще дольше, и лишь изредка быстрее: вот один наш ученик получил премию BAFTA через два года после выпуска.

— И как вы мотивируете всех этих специалистов? Все ведь хотят быть именно режиссерами, никто не хочет оставаться на вторых ролях.

— Да, это вопрос. Тех, кто работает со звуком, мы находим в музыкальной индустрии, в том числе и среди самих музыкантов. Играет человек в группе без особой надежды на прорыв, но ему же надо на что-то жить? К монтажерам свой подход, им мы говорим: «Посмотрите, как много великих режиссеров начинали в монтажной, Дэвид Лин, например». Это чистая правда: монтажер получает тонны плохой пленки, смотрит на это все и думает: «А нельзя было срежиссировать чуть получше?» Операторам, наоборот, рассказываем о том, как много плохих режиссеров поначалу стояло за камерой — лучше бы там и оставались. Их, помимо прочего, отлично мотивирует то обстоятельство, что без оператора никакой фильм невозможен, всегда будет работа. Людей с архитектурным образованием, выпускников арт-школ мы учим на художников-постановщиков. Вообще, люди, как правило, приходят уже с готовым решением. У нас нет этой распространенной проблемы, когда все учатся на кого повезет, но в глубине души мечтают стать режиссерами.

— Как британское кино популяризирует себя за рубежом? Во Франции, как известно, есть «Юнифранс»...

— У нас нет ничего похожего на «Юнифранс», но Британский совет делает большую работу. Наша главная опора Голливуд. Это они «Бонда» по всему миру показывают, «Гарри Поттера», другие британские фильмы (кстати, одного из «Поттеров» снял мой бывший студент). Стратегия работает, фильмы с британскими деньгами прокатываются по всему миру успешнее других (не считая самого Голливуда и Болливуда). Кроме того, мы делаем ставку на необычный, концептуальный продукт. Крутые истории, необычная форма — это лучший способ зацепить международных прокатчиков. Картина Кена Лоача «В поисках Эрика», по-моему, будет показана в большинстве стран мира, но не для широкой аудитории, конечно.

— Даже в России? У нас далеко не весь Лоач выходил.

— И в России. Не пятьсот экранов — пять, шесть, но все-таки.

— Кстати, о Лоаче. Он ведь почти не снимал в 80-е: режиссер-левак не мог найти финансирования при правом правительстве Тэтчер. Система изменилась?

— Я не согласен с утверждением, что Лоач не мог найти финансирования в 80-е. Я прокатывал некоторые его фильмы, у него были бюджеты. Другое дело, он находил их в Европе. Обычно шесть-семь иностранных дистрибьюторов скидывались, и в Британии немного денег находилось. Даже при Тэтчер левые и левоцентристы продолжали снимать кино: политика не имела и не имеет никакого отношения к производству. Я помню, как газета Times возмущалась по поводу «Моей прекрасной прачечной» «молодого радикального кинематографиста» Стивена Фрирза. Стивен сказал мне тогда: «Что за чушь, я не радикальный, и мне под пятьдесят!» Скажу честно, для независимого кино в Британии неплохие финансовые условия. В 80-е проблема была не политическая — просто прежнюю систему финансирования кинематографа демонтировали (Тэтчер и демонтировала), а новая (тоже придуманная Тэтчер) еще не устоялась, на это потребовалось время. Вот почему режиссеры, в том числе Лоач, меньше снимали. Мы не делаем так много картин, как Франция или Германия. У них по 250 релизов в год, нам достаточно 70—80, для страны такого размера, с такой экономикой и с таким населением это нормальное количество. То же относится к международным рынкам: именно столько картин из Британии могут усвоить за границей. То же относится к книгам, машинам и так далее — законы одни и те же.

— Вы были одним из основателей корпорации Virgin, которая занималась, кажется, всем, в том числе и звукозаписью и розничными продажами. Как вы считаете, законы об авторском праве будут меняться в ближайшее время? И должны ли они меняться? Понятно ведь, что с распространением интернета у старого копирайта начались проблемы...

— Нас с Ричардом (Брэнсоном, вторым основателем Virgin. — OS) по молодости арестовали за продажу бутлегов Led Zeppelin. Мы их целую тучу успели продать. Я вам так скажу: важно иметь законодательство об авторском праве, которое эффективно работает. Иначе жить на доходы от музыки или кино будет невозможно. В музыкальной индустрии, кстати, многое уже поменялось: живые выступления снова стали в экономическом смысле значить больше, чем записи. На новом витке повторяется ситуация 1920-х годов, тогда музыканты тоже зарабатывали на жизнь именно концертами. Разве это плохо? Я живую музыку больше люблю. Кстати, по интернету тоже можно концерты транслировать, и ехать никуда не надо. Нужен какой-то баланс между желанием людей получать что-то бесплатно (или за небольшие деньги) и возможностью за счет продаж финансировать создание новых произведений. Баланс сложный, кто спорит. Проблема в том, что люди, один раз получив что-то просто так, больше никогда не захотят это покупать. Странно, да? Вы себе представляете супермаркет, который приглашает на бесплатный шопинг? Все придут, конечно, но в чем смысл такой деятельности? Если что-то доступно бесплатно, то это еще не значит, что оно должно быть доступно бесплатно. Другое дело, что задирать цену тоже нельзя. Загрузка через интернет — дешевая технология, и она позволяет удешевить плату за просмотр. Да, в вопросах копирайта нужны новые законы и, главное, новое мышление. Доступность контента для потребителя — это важно, но не менее важно сделать так, чтобы музыканты и режиссеры не ушли кирпичи класть, стирать белье и дома ремонтировать. Художникам надо платить.