Что с вами сделали снег и морозы?

На экраны выходит фильм «Ласковый май», история главной поп-группы позднего СССР. ГЕОРГИЙ МХЕИДЗЕ о том, что там можно увидеть, — и о том, что осталось за кадром

Имена:  Андрей Разин · Владимир Виноградов

История о детдомовцах, ставших звездами, дождалась экранизации. OPENSPACE.RU проследил за тем, как сложились судьбы героев фильма, и вспомнил несколько реальных историй, которые в фильм не вошли — а зря.

Вероятно, каждый житель нашей страны, рожденный в 70-е, может рассказать свою персональную историю о «Ласковом мае». Автор этих строк в пору его триумфа был убежденным блэк-металлистом и находился с адептами группы в жестком антагонизме. Однако я навсегда запомнил, как мой старший брат, демобилизовавшись в 1989 году после двух лет тяжелейшей службы на радиолокационной станции где-то на изолированном от мира острове в Белом море, несколько недель проводил буквально всё свое время, кроме еды и сна, лежа на кровати в наушниках и отвлекаясь только на то, чтобы сменить одну кассету с «Ласковым маем» на другую. Когда я, уже в начале 2000-х, открыл для себя «Ласковый май» (расценивая его, конечно, в качестве уникального культурологического мема эпохи), эта история представилась мне метафорой. Для страны, изнуренной (как принято считать) аскезой и дисциплиной, увлечение разинскими мальчиками было своего рода гештальт-терапией, попыткой изжить коллективную психотравму с помощью красоты и музыкальной гармонии.

С первых минут становится ясно, что фильм «Ласковый май» (игровой дебют пермского документалиста Владимира Виноградова) в первую очередь история улыбчивого, но жесткого авантюриста Андрея Разина (Вячеслав Манучаров). Человека, превратившего яркий, но не имевший особых шансов музыкальный проект воспитанников оренбургского интерната в едва ли не главную (и уж наверняка самую скандальную) легенду советской поп-культуры. И когда — после некоторой пробуксовки в начале — действие в фильме начинает вдруг набирать обороты, то становится ясно, что этот герой и впрямь оказывается главным, невзирая на всю неоднозначность его поступков. Самозванец из ставропольского колхоза им. Свердлова, детдомовец-сирота ухитряется за считаные дни организовать себе запись на телевидении со знаменитой Катей Семеновой, пользуясь исключительно фотографией в обнимку с соседом по деревне (ныне генсеком) и «Чайкой» из правительственного гаража, на пару часов предоставленной приятелем-шофером. Это ли не метафора биографии всех тогдашних голодных двадцатилетних, для которых перестройка стала не ручейком свободы (как для предыдущего поколения), а океаном возможностей, одна другой соблазнительней: греби не хочу!

Разин в «Ласковом мае» предстает натуральным трикстером, приплясывающим демоном Локи, проникающим с вечной улыбкой на очаровательном личике в многочисленные щели в потрескавшейся кладке стены советской системы, тем самым ускоряя ее и без того скоропостижное обрушение. Манучаров, при всем его внешнем несходстве с Разиным, оказался в этой роли крайне уместен: именно это прекрасно удающееся ему сочетание обезоруживающей улыбки и задорно-комсомольского голоса со стальной волей и стопроцентным прагматизмом, вероятно, и помогало его герою играючи перемахивать бесконечные препоны, устроенные советской властью на пути к свободному предпринимательству.{-page-}

В том, что пятилетнюю историю легендарных звезд из детдома наконец-то экранизировали (немного опоздав к недавнему юбилею группы), ничего удивительного, конечно, нет. Об этом не принято вспоминать, но на деле ни один музыкальный проект страны до сих пор не в состоянии составить «Ласковому маю» серьезной конкуренции. За свою короткую жизнь группа успела продать 47 миллионов билетов на 2800 концертов (по воспоминаниям Шатунова, порой они выступали до восьми раз в день) и заработала 18 миллионов 254 тысячи рублей (при курсе доллара около 90 копеек), исправно уплачивая налоги и передав полтора миллиона на нужды детских домов. Кроме того, Разин (до «Мая» спродюсировавший почти столь же громко выстреливший «Мираж») — слишком идеальный человек-легенда, чтобы (особенно в контексте моды на 80-е) не сделать из его жизни синопсис для «полного метра».

Удивительно скорее то, что фильм, к изумлению скептиков, оказался неожиданно крепким.

Пружина напряженнейшей фабулы существования реального «Мая» (дети-миллионеры, ставшие объектом вожделения и зависти четвертьмиллиардной страны и неизбежно превратившиеся в заложников собственной славы) раскручивается стремительно, и уже к середине фильма оторваться от сопереживания участникам этой фантасмагорической драмы становится решительно невозможно.

Создателям картины удалось уложить в двухчасовую историю все более или менее интересные события и случаи, отмеченные детдомовским композитором Сергеем Кузнецовым, Разиным и компанией в мемуарах, — от купания малолеток в деньгах (в самом буквальном смысле) и визжащей армады фанаток, раскачивающих автобус с кумирами, до оборонных стратегий Разина, подменяющего сумку с деньгами «куклой», чтобы всучить ее рэкетирам, и поливающего бандитов крутым кипятком. Есть сцены и вовсе безоговорочно удачные, например спрессованная в запоминающийся клип история «сарафанной» раскрутки группы, прогремевшей по всему Союзу благодаря проводникам поездов, которых уговаривали поставить пассажирам кассету с «Ласковым маем». Не вызывает нареканий и романтическая линия с поклонницами, колесящими по стране вслед за группой в надежде подарить наконец свою девственность «Юре и Коле». Отдельной удачей можно считать мотивировку появления бесконечных «двойников» «Мая», сделавших группу объектом атаки музыкальной прессы и презрения интеллигентной публики: разинское цинично-наивное «Заработай сам и дай заработать другим» звучит и трогательно, и логично. В общем, за это авторам картины можно простить даже то, что их версия событий все-таки сильно расходится с реальным положением дел — начиная хотя бы с того, что в описанном ими составе (еще с Кузнецовым-автором, но пока без Разина-вокалиста) «Май» просуществовал считаные месяцы.

«Ласковый май» из фильма Виноградова демонстрирует последнее советское музыкальное чудо словно бы в «экспортном», как тогда любили говорить, варианте — рафинированном, подслащенном, адаптированном к восприятию нынешних тринадцатилетних. Как верно заметил продюсер картины Ефим Любинский, «реальная история “Ласкового мая” — очень жесткая, чернушная, и на нее зритель в кинотеатры никогда не пойдет». Пожалуй, что так. Однако пять лет существования группы вместили в себя как минимум три разные истории. Ранний, наивно-колючий детдомовский «Май» Сергея Кузнецова и его преданных воспитанников; разинская супергруппа, заполняющая клонами-двойниками десятки стадионов одновременно; наконец, скандальный поп-проект под давлением прессы и прокуратуры. Нет ничего удивительного в том, что сюжет не выдерживает такой непосильной нагрузки и местами, деликатно выражаясь, не клеится.

Однако гораздо важнее другой недостаток, очевидный для каждого, кто знаком с подлинной историей «Ласкового мая»: на деле все было еще ярче, еще драматичнее, еще, как тогда говорили, «беспредельней». Хотелось бы большей пассионарности Шатунова, в жизни ярого фанатика двухколесных средств передвижения с мотором, компьютерных игр и хоккея, а в фильме — плоского, картонного и оттесненного Разиным на совсем уже дальний план. Вспоминается тут и правдоподобная легенда о том, как Шатунов записал шесть песен для первого альбома, не снимая коньков, чтобы немедленно вновь ринуться на лед. Кузнецова, кажется, честней было бы тоже показать более глубоким и многогранным — в фильме автор хитов и создатель группы излишне едко изображается безвольным и хамоватым истериком, не расстающимся с бутылкой.

Но обиднее всего, что мы так и не увидели настоящего Разина — человека четверти века от роду, пережившего гибель родителей, жестокость детдома, пьяное безумие нефтяных полей Уренгоя, медные трубы телевизионной славы, невиданное богатство, травлю «Взгляда», «Комсомолки» и «600 секунд», уголовное обвинение — и продолжающего драться против всего окружающего миропорядка, с неизменной улыбкой на лице огорошивая соперников всё новыми трюками. Разина-визионера, читавшего в надымском бараке Екклезиаста, побывавшего в фаворитах у ясновидящей Джуны, а в делах равнявшегося не иначе как на томас-манновского авантюриста Феликса Круля.

Самое сильное в его собственных рассказах о себе — именно эти экзистенциальные моменты, дающие представление о всесокрушающей энергии, масштабе замыслов и поразительной витальности молодого Разина, позволяющих ему вновь и вновь разгибаться после нанесенных жизнью ударов. Желающие ощутить убийственно высокое напряжение, в поле которого существовал этот гениальный мошенник, могут найти (легкодоступные в сети) оригинальные записи «Ласкового мая» и послушать подряд только «вступления» — разинские послания миллионам слушателей, с которых традиционно начиналась почти каждая кассета. «Выход этих записей задержался из-за того, что наш бывший композитор Кузнецов затребовал в ультимативной форме от воспитанника детского дома Юры Шатунова сто тысяч рублей за запись этих песен. Таких денег нам не заработать. Средства, которые мы зарабатываем, ребята дарят в Фонд здоровья и милосердия». «Студия “Ласковый май” существует, что бы ни писали в газетах. Это организованный журналистский рэкет, руководит им Расторгуев из ЦК ВЛКСМ». «Наш бывший солист Пахомов стал распространять слухи, что нас посадили, а сам разъезжает с нашими песнями по просторам страны. Мы с ребятами сейчас стараемся доказать журналистам, которые обрушились на нас, что все это ложь».

Эти звуковые письма под душераздирающий инструментальный аккомпанемент — уникальный жанр per se, восходящий едва ли не к постскриптумам Василия Розанова после главок его последнего труда — «Апокалипсиса нашего времени»: «Вследствие повышения с февраля 1918 г. платы за пересылку печатных бандеролей почтою, прошу лиц, имеющих лично у меня подписку, дослать один рубль за десять №№»; «2—3 горсти муки, 2—3 горсти крупы, пять круто испеченных яиц может часто спасти день мой. Сохрани, читатель, своего писателя».

Разин не уставал повторять в интервью: «Концепция проекта — в простоте, доступности и мелодичности», а тремя китами, на которых зиждился успех «Мая», называл внешность, умение держаться на сцене и голос (именно в таком порядке). Если у трикстера и может быть социальная миссия, она, вероятно, заключается в демонстрации безукоризненной элегантности жеста: мистифицировать толпу он начинает с того, что «делает ей красиво». Или, как за несколько лет до Разина спел с экрана другой Бендер: «Замрите, ангелы, смотрите: я играю!»

Рушащаяся, трещащая по всем швам, неспособная возвратить гражданам кредит доверия имперская мифология была не просто извлечена из коллективной души советского народа, но выдрана с мясом, мучительно, без наркоза. И для того чтобы понять, почему в качестве обезболивающего столь идеально пришлись именно простенькие песенки бездомной пацанвы под плач дешевого синтезатора, нам, возможно, следует для начала повнимательнее взглянуть в зеркало.


{-page-}

«ЧТО С ВАМИ СДЕЛАЛИ СНЕГ И МОРОЗЫ?»
Как сложились судьбы прототипов главных героев фильма

Андрей Разин (Вячеслав Манучаров)
В 1989 году на 25-летнего Разина было заведено уголовное дело (о чем объявили телепрограммы «Взгляд» и «600 секунд»), а год спустя прекращено за отсутствием состава преступления. В процессе войны с прессой и лично журналистом «Комсомолки» Юрием Филиновым Разин выпустил книги «Зима в стране “Ласкового мая”» (1990) и «Человек тусовки» (1991), в течение нескольких лет издавал еженедельный воскресный фэнзин — газету «Ласковый май» — и спродюсировал документальный фильм «Почем нынче “ласковые”». После распада группы оставил музыкальную карьеру и занял пост ректора института современных искусств при Ставропольском университете. Тремя годами позже стал лидером предвыборного штаба Геннадия Зюганова (сам Андрей характеризовал босса как «современного, понимающего и очень клевого мужика»). В течение нескольких лет совмещал культурную (руководство Ставропольским отделением Фонда культуры) и политическую (избирательные кампании Березовского на выборах в Госдуму и главы администрации Ставропольского края Александра Черногорова) карьеру, благодаря чему в конце 1997 года стал депутатом краевой Думы и едва не попал в Госдуму РФ. По словам Разина, ни один из многих его протеже не проиграл выборы. Последнее десятилетие Андрей Разин занимается только политикой, побывав президентом Ассоциации фермеров юга России, сотрудником Комитета по законодательству и судебно-правовой реформе Госдумы, зампредом думского же Комитета по промышленности, энергетике, строительству и жилищно-коммунальному хозяйству, председателем Фонда культуры и полномочным представителем Карачаево-Черкесии в Белоруссии. Разин пытался стать губернатором Ставрополья, заняв на выборах 6-е место из 13, был доверенным лицом Владимира Путина в Карачаево-Черкесии. В последние годы руководит ставропольским отделением ЛДПР и борется с Кисловодским избиркомом за право участвовать в предвыборной гонке на пост мэра этого города. Его старшему сыну Илье двадцать три года, он работает в Петербурге стилистом и собирается открыть собственную студию красоты. Младшему сыну семь лет.

Юрий Шатунов (Сергей Романович)
Официальная причина ухода Шатунова из группы в январе 1992 года — недовольство скандальным, по вине Разина, имиджем группы в прессе. Между ним и Разиным произошел ряд конфликтов: Разин обвинял Шатунова в захвате особняка в Сочи и угрожал, что добьется его призыва в армию, а тот в ответ заявлял в телеинтервью, что Разин похитил у него паспорт и трудовую книжку. С 1993 года начинает выпускать сольные альбомы. В 1996 году Разин и Шатунов неожиданно объединились в рамках предвыборного тура Геннадия Зюганова и дали большой совместный концерт перед Театром на Таганке. По словам Юрия, их конфликт завершился полюбовно, когда Разин признал его иск и выплатил $10 миллионов отступных. Последние годы Шатунов живет вместе с женой Еленой (юристом по профессии) в Мюнхене, проводя большую часть времени в домашней студии и изредка бывая в Сочи, где владеет недвижимостью. Он продолжает играть в компьютерные игры и, по собственному утверждению, некоторое время назад стал в одной из них чемпионом мира. 5 сентября 2006 года у него родился сын Дэннис, крестным отцом которого стал Андрей Разин.

Сергей Кузнецов (Максим Литовченко)
Истовым меломаном будущий автор всех главных хитов «Ласкового мая» стал в 13 лет, подсев на космическое диско Дидье Маруани и группы Space (в своей автобиографии Кузнецов утверждает, что подобные мелодии ему грезились за год до этого — в реанимации, где он оказался после того, как у него в руках случайно взорвался детонатор, едва не лишив его зрения). Покинув «Ласковый май» 7 марта 1989 года из-за творческих и финансовых разногласий с Разиным, Кузнецов основал группу «Мама», а позже, в 1993-м, — новый подростковый проект «Чернила для пятого класса», прославившийся хитом «Я тебе объявляю войну», более известным как «Б***ь». Позже занимался близкими по репертуару проектами «Стеклоvата», «Чернильное небо», «Пятое измерение», «Ангел и Кот» и «Лёха». Активно сотрудничает с Юрием Шатуновым и пишет песни для его сольных альбомов. Как рассказывают почти все участники группы, Сергей неоднократно (но безуспешно) пытался лечиться от алкоголизма. Живет сорокапятилетний Кузнецов, как и прежде, в Оренбурге, старательно уклоняясь от контактов с журналистами. От предложений сотрудничества на съемках фильма он также отказался.

Екатерина Семенова (Марина Орел)
Бывшая участница группы «Девчата» и проекта Юрия Антонова «Аэробус» на момент знакомства с Разиным уже была телезведой союзного масштаба и вела вместе с Вячеславом Малежиком программу «Шире круг». Среди телезрителей была широко распространена легенда об их романе, и вся страна считала именно Малежика отцом ребенка Кати, уже ставшей секс-символом и поразившей аудиторию эротическим имиджем на «Песне-88». С 1988-го по 2006 год она записала девять сольных альбомов, снялась в четырех картинах и написала музыку к нескольким сериалам, самый известный из которых — «Каменская». Сейчас 46-летняя Семенова работает как композитор с целым рядом поп-исполнителей и поющих актеров первой величины. Она замужем за актером Михаилом Церишенко из проекта Евгения Петросяна «Кривое зеркало», ее сыну Ивану Батурину двадцать три года.

Барабанщик Колян (Петр Скворцов)
Вероятно, имеется в виду либо Сергей Серков, либо Игорь Игошин. Обоих барабанщиков первых составов «Ласкового» Разин взял в группу по настоянию Кузнецова. Игошина (еще одного воспитанника Акбулакского детдома) он привез в Москву вместе с Александром Прико в январе 1989 года, а уже весной они оба ушли из «Мая» вслед за Кузнецовым, чтобы создать свою группу «Мама» с аналогичным (и частично даже пересекающимся с маевским) репертуаром. Кроме ударных, Игошин играл на бас-гитаре. Вскоре его забрали в армию. Вернувшись в Москву, он узнал, что его любимая девушка выходит замуж за другого, и 29 февраля 1992 года, устроив драку на ее свадьбе, бросился из окна четвертого этажа. Похоронен на Хованском кладбище.
Друг Юры Шатунова с шестого класса, Сережа Серков участвовал еще в интернатском составе группы, где занимался, по собственным воспоминаниям, изготовлением светомузыки. Он был вторым по значимости участником группы после Шатунова, однако в 1990 году был уволен из «Мая», после того как Разин застал его с фанаткой в гостиничном номере. Впоследствии работал грузчиком, торговал на рынке часами, был звукооператором в передаче «Спокойной ночи, малыши». Позже записал несколько сольных композиций, гастролировал в Швеции и Германии, играл в группе «Два капитана» с Андреем Шестаковым. В последние годы участвует в гастролях «Ласкового мая», связанных с юбилеем группы и выходом фильма.

Клавишник Серега (Данила Чванов)
Прототипом Сереги, по всей видимости, был Александр Прико, выпускник все того же Оренбургского интерната №2. Эпизод, где Серега отдает первый гонорар матери-алкоголичке, случился именно с Сашей (в реальности мать, перед этим на некоторое время завязавшая, получив деньги, вновь стала пить). Прико продержался в группе всего несколько месяцев и (в возрасте пятнадцати лет) был уволен за пьянство. Впоследствии работал грузчиком в гостинице «Славянская» (вместе с Игорем Игошиным), затем был завскладом в агентстве недвижимости «С.А.Риэлти», торговал дубленками и электроникой на ВДНХ, а после того, как фискальные органы прикрыли оба его магазина, вернулся в Нижний Тагил, где выступал в джазовой группе в привокзальном кафе. Девять лет прожил с бывшей фанаткой «Ласкового мая», по слухам покинувшей его из-за романа с Ильей Лагутенко.


{-page-}

НИЧЕГО, КРОМЕ ПРАВДЫ
Пять реальных историй о «Ласковом мае», которых нет в картине (а зря)

«Песня с привкусом гидропирита»

Первая песня, которую Кузнецов и Шатунов записали на своем единственном инструменте — слегка усовершенствованном электрооргане «Электроника», — отнюдь не «Белые розы» (как в фильме), а «Вечер холодной зимы». Любопытно, что Кузнецов сначала всерьез собирался использовать для детдомовской группы тексты своих любимых Вознесенского и Ахматовой и только потом остановился на песнях собственного сочинения. С «Розами» же связан целый ряд драматичных историй, которые могли бы украсить картину. Сергей Кузнецов написал эту песню после того, как «увидел, как с шестого этажа, из обледенелого окна, спускаются свитые в канат связанные простыни, а юный Дон Жуан вскарабкивается на подоконник, и его намерения не вызывают сомнений. Увидев меня, пацан смылся. Но картинка: худенькая фигурка на белом канате, закрытое окно на девчачьем этаже, заледенелое, сквозь которое видны только легкие цветные пятна, — эта картинка разбудила во мне песню».

Между записью дублей трека, накануне нового, 1988 года, произошел случай почти трагический. «Юра стоял у окна, — пишет Кузнецов в своей автобиографии, — а на подоконнике — бутылка из-под шампанского. В ней — перекись водорода. Обыкновенный гидропирит. Он ужасно похож на воду. Ничем не пахнет, без цвета. Юра и подумал: вода. И без всякой задней мысли хлобысь — и в рот эту бутылку. И за-дох-нул-ся...». Увидев, что солист сгибается пополам в кашле и приступах рвоты с кровью, испуганный композитор вызвал «скорую», но после отъезда врачей у Юры начался новый приступ. «И я иногда грешным делом думаю: может, история с гидропиритом — не просто случайность, может, сама песня потребовала для себя не только душевных переживаний, но и физических страданий?» — задается вопросом Кузнецов.


Предложение и спрос

Фильм почти не уделяет внимания сексуальной жизни участников «Ласкового мая»: герои продолжают оставаться скорее детьми, нежели подростками (хотя к концу картины бросается в глаза, что за время существования группы они совершенно не повзрослели). Но в свое время эта тема была одной из самых обсуждаемых в контексте запредельной популярности «Мая». Хотя слухи о педерастии участников группы появились сразу же после того, как детдомовский бойз-бенд стал знаменитым, участники группы относились к этим обвинениям с иронией. Разин рассказывал, что при отборе солистов всегда делал акцент на их «натуральности», поскольку понимал силу интуиции девочек-фанаток. Именно из-за «голубых задатков» он сразу отсеивал примерно 6 из 10 приходящих на прослушивание ребят. «Может быть, успех “Ласкового мая” и заключался в том, что у нас не было “голубых”, — предполагает Разин. — Пусть у Юры Шатунова порванные кроссовки, пусть без носок, пусть короткие оборванные брюки, пусть майка, в которой спит. Как он есть». При этом как участники проекта, так и сам Разин регулярно подвергались домогательствам респектабельных геев (подобный эпизод описан во втором романе Разина «Человек тусовки»). «Они постоянно вращались рядом с нами, — вспоминает Александр Прико. — Помню, один парень в гостинице попытался приставать к Серкову, так Серега схватил вилку и с размаху воткнул ему в голову. У нас, детдомовских пацанов, с такими разговор короткий!»

Ситуация с девушками была прямо противоположной: невзирая на штрафы, участники группы ни в чем себе не отказывали, — благо предложение многократно превышало спрос. Поклонницы делили кумиров загодя. «Мне Серков достался по распределению в 1990 году, — вспоминает фанатка на форуме сайта Кости Пахомова. — Подружки разбирали “ЛМ” по фотографии, кому Шатунов, кому Прико с Игошиным. Разина никто не взял — побоялись, видать». На время вечернего обхода номеров администратором девушки свисали из окон на простынях и прятались на балконах, — или, если позволяли средства, просто снимали номер над Шатуновым и потом спускались к нему. Апофеозом стал момент, когда одна из фанаток в честь группы назвала своего сына Ламай. Хотя данные о 150 девушках, согласно «Википедии» покончивших с собой из-за любви к маевцам, вероятно, все же преувеличены.


Дисциплинарный санаторий

Фильм Владимира Виноградова почти не описывает повседневный быт участников «ЛМ», но это отдельная любопытная тема. Стоит вспомнить, что в то время, когда заработная плата простого советского человека колебалась в пределах 100—150 рублей, а концертная ставка артиста составляла 14 рублей, участники «ЛМ» зарабатывали по 3—4 тысячи в месяц. Правда, большую часть года группа отрабатывала в среднем 5—6 концертов в день, с 10 утра и до поздней ночи. Обычный участник получал от 30 до 50 рублей за одно выступление, а Шатунов просто брал из общего котла нужную ему сумму. Запросы у него, впрочем, были скромные: раз в неделю поездка на Рижский рынок за сигаретами и одеждой, видеокассеты, дискеты для игровой приставки «Микроша». Шатунову с Серковым Разин с первых дней снимал отдельную квартиру, приставил к ним личную охрану и возил на концерты на собственном винтажном «Мерседесе» или «Чайке», в то время как другие участники порой приезжали на концерт на метро.

Чтобы неслыханные деньги не развратили ребят, Разин разработал внутри коллектива систему жестких штрафов. Участникам группы запрещалось пить и курить (штраф за выкуренную сигарету составлял от 25 до 50 рублей, спиртное обходилось в 100). Но главным прегрешением считался секс с фанаткой: за это могли сразу уволить или в лучшем случае заменить увольнение штрафом — бесплатной отработкой двадцати концертов. Впрочем, главной «головной болью» администраторов были не ребята, а создатель группы Сергей Кузнецов, который отличался сочетанием полного равнодушия к деньгам с любовью к веселому буйству. «Сколько раз мы ему говорили: “Кузя, купи себе хоть что-нибудь из одежды”, — но он только отмахивался, — вспоминает Александр Прико. — Вот разгромить люкс в гостинице и потом гордо отдать за это кучу денег — это ему было в кайф!»


Атака клонов

Вопреки показанному в фильме, к моменту появления Разина «Ласковый май» уже несколько месяцев был очень популярным (благодаря кассетным пиратам и сарафанному радио) коллективом. И одной из главных причин конфликта Кузнецова и Разина было то, что последний успел воспользоваться этой популярностью еще до того, как стал работать с группой. «4 июля 1988 года я отправился в Москву, и в первый же день узнал факты, которые меня насторожили, — вспоминает Кузнецов. — Я обнаружил, что Разин под нашу фонограмму уже несколько дней проводит концерт некоего мифического “Мая” в самом центре столицы — в ЦПКиО им. Горького». Продюсер Алексей Мускатин подтверждал, что уже летом 1988 года у него в Сочи работал состав «ЛМ» с солистом Мишей Сухомлиновым (впоследствии убитым), который открывал рот под фонограмму Шатунова. Так что есть вероятность, что двойники «Ласкового мая» появились едва ли не раньше, чем сама группа в ее классическом составе.

Так или иначе, но в последующие годы количество дублей начало бесконтрольно разрастаться. Как минимум три состава «Мая» (с Шатуновым, с самим Разиным и с Костей Пахомовым) гастролировали под эгидой студии «Ласковый май», чтобы удовлетворить все многочисленные запросы из регионов. В результате целиком группу можно было увидеть только на больших сборных концертах в Москве и Ленинграде (вроде легендарного ревю «Белые розы белой зимой» в «Олимпийском»). Однако плоды этой идеи пожинал далеко не один только Разин: в 1990 году Андрей жаловался прессе, что по стране разъезжает более 20 «Ласковых маев». Самым назойливым конкурентом был ленинградский «Ласковый май — 2», претендовавший на совершенно самостоятельный от оригинала статус. Впрочем, как верно заметил в интервью того времени директор этого клона Михаил Томилин, «в какой-то мере словосочетание “Ласковый май” уже стало обозначением музыкального течения».


«Надо брать сирот!»

Еще одна предельно откровенная цитата из старого интервью Андрея Разина, которая с голографической точностью отражает как специфику характера главного героя картины, так и саму атмосферу музыкального бизнеса конца 80-х. События, о которых рассказывает Андрей, происходили за считаные недели до того, как в купе поезда он впервые услышал у попутчика запись оренбургских детдомовцев. «Вообще-то начался “Ласковый май” с того, что я заменил непослушных Разину и Гулькину в “Мираже” Ветлицкой и Овсиенко. Но когда через год и у них тоже начались разговоры о сольной карьере, я понял: девчата в принципе вещь ненадежная. У них появляются мужчины, поклонники. Чуть ли не каждый приходил ко мне и начинал базарить: “Это моя девушка, имей в виду...”. Я удивлялся: “Да какая она твоя, если у нее со мной контракт?” — “Нет, моя. Если вдруг что, будешь иметь дело со мной, я — ее крыша!” В общем, стало трудно работать. А девочкам это нравилось, они это поощряли, плакались: “Нам мало платят, не дают сольно петь...” Короче говоря, я подумал: “Надо брать сирот!”»