Коллекция русского искусства в руках UniCredit

Куратор собрания Александр Балашов о непростой судьбе коллекции Международного Московского банка, недавно поглощенного западным гигантом

Александр Балашов — эксперт в области русского искусства XX века, историк искусств, консультант нескольких частных и корпоративных собраний. Автор художественных альбомов «Русский экспрессионизм», «Каменский», «Барто» и многих других, вышедших в серии «Новая история искусства» в издательстве Agey Tomesh/WAM.

— Совсем недавно вышел альбом-каталог коллекции живописи банка UniCredit под вашей редакцией. Вы были и куратором этой коллекции. Как и когда она создавалась?

— Действительно, я был ее куратором, а происходило все довольно давно — больше десяти лет назад. В 1998 году пополнение собрания практически прекратилось, и вышедший альбом — попытка вернуться к тому, что мы делали в течение пяти лет, с 1993 по 1998 годы.

— Банк прекратил собирать коллекцию?

— Банк просто прекратил с ней работать. Вещи экспонируются в помещениях банка до сих пор, но программа закупок произведений искусства была приостановлена. Это, конечно, обидно, потому что когда мы начали собирать коллекцию, то подходили к этому со всей ответственностью и собрание создавали как долгосрочный проект инвестиций в русское искусство начала XX века. Говоря «инвестиции», я прежде всего подразумеваю участие финансово-экономических групп.




На тот момент это искусство было не слишком известно широкой аудитории. Но то, что мы имеем сегодня, — некий промежуточный результат, и мне, как куратору, печально осознавать, что проект не завершен. Сделана лишь четверть предполагаемой работы, в том числе в инвестиционном плане. Сейчас не имеет смысла говорить, почему покупка картин была приостановлена, наверняка тому были политические и экономические причины... Сегодня коллекцию можно рассматривать именно как замечательный фундамент или начало новой художественной программы.

— Изначально для самого банка это была скорее социальная программа или обычное капиталовложение?

— Конечно, это не было обычным капиталовложением. Поводом к созданию коллекции послужило открытие нового огромного помещения банка, построенного архитектором Александром Скоканом. Банк выбрал русское искусство 1920—1940-х годов в качестве основного направления, потому что этот период мало изучен, но в то же время очень ценен. А с коммерческой точки зрения было очевидно, что искусство, которое мы называем поставангардом, было абсолютно недооценено. И перспектива роста цен не вызвала сомнений. История показала, что выбор оказался верным: стоимость коллекции на сегодняшний день выросла примерно в 30 раз.

— Вы были привлеченным экспертом. А со стороны банка кто-нибудь курировал этот проект?

— Да, в банке была создана рабочая группа. Меня банк пригласил как эксперта и искусствоведа, чтобы заниматься коллекцией и защищать интересы банка. Был, конечно, конкурс, в котором участвовали несколько экспертов с различными программами. Руководство банка решило, что русское искусство 1920—1940-х годов, которое я предложил в качестве основы для коллекции, наиболее перспективно.

— Где приобретались работы?

— Для корпоративной, как, впрочем, для любой другой уважаемой коллекции важен провенанс, особенно если вы собираете коллекцию в Москве. Все работы мы старались покупать в семьях художников, у прямых наследников или в частных собраниях с хорошим реноме. Поэтому цены не были совсем уж смешными. Ценными были связи, которыми мы воспользовались для того, чтобы быть полностью уверенными в подлинности и «чистом» происхождении всех работ, которые поступали в коллекцию банка.

— Можно ли назвать цену, за которую была куплена какая-либо картина, и ее нынешнюю стоимость?

— Например, работ Александра Древина, того уровня, что находятся сегодня в коллекции, сейчас просто нет на рынке, и предположить, сколько они могут стоить сегодня, трудно. Скажем так, оценочная стоимость таких работ Древина начинается от €300 тысяч до миллиона и выше. А мы приобретали за десять тысяч долларов. То же самое с картинами Надежды Удальцовой. Например, «Охотничий натюрморт» сегодня оценивается в €600—700 тысяч, а тогда был приобретен за девять тысяч.

— Делали ли вы экспертизу в отдельных случаях?

— Да, но это была чаще всего формальность. Когда идешь к дочери художницы и покупаешь работы ее матери, понятно, что экспертиза бессмысленна. Мы ввели другую практику — просто стали просить бумаги у наследников и таким образом создавать для работ не формальный музейный провенанс, а настоящий, подлинный, что очень важно для работ русских художников.

— Вы знакомы с другими корпоративными собраниями?

— Конечно! В то время когда мы собирали свою коллекцию, аналогичной работой занимались и другие банки, например ИНКОМ и «Столичный». У последнего, кстати, была блестящая коллекция, но и совершенно другой бюджет, другие возможности, другое отношение. У нас же камерное собрание. Тогда мы были в начале пути и, к сожалению, в нем остались, но, возможно, в скором времени все изменится.

— Почему банк решил издать каталог своей коллекции?

— Это скорее подарочный альбом для клиентов банка либо крупных партнеров, в основном зарубежных, которые мало знают об этом искусстве. Коллекция создавалась для Международного Московского банка, который не так давно был поглощен западным банковским гигантом UniCredit. И именно теперь мы вернулись к вопросу возобновления собрания. А потому выход альбома обусловлен в том числе и необходимостью показать акционерам, чем на сегодняшний день владеет банк.

На мой взгляд, внимание к тому искусству — назовем его условно «русским модернизмом», — которое легло в основу коллекции и представлено в альбоме, только начинает расти и проявляться. Большинство людей просто не представляют, что такое искусство существовало. Я очень рад реакции, которую издание вызвало у итальянских и австрийских коллег — люди искренне говорят, что открывают для себя что-то новое в современной истории искусства России. А это немаловажно и для дальнейшей судьбы собрания банка.