Это твоя страсть, твое хобби, твоя жизнь, ну и немножко бизнеса, что там скрывать. Но что останется-то в конечном счете?
Просмотров: 39556
Валерий Дудаков: «Столичные музеи удивительно равнодушны к коллекционерам – так было и при советской власти, и после»
Страницы:
ЧАСТНЫЕ КОЛЛЕКЦИИ СЕГОДНЯ
— Что за люди входят в Клуб коллекционеров и как они туда попадают?
— Нынешний клуб — третий. Первый был создан когда-то известным искусствоведом Владимиром Ивановичем Костиным и функционировал с 1968 по 1974 год. Второй клуб существовал при Советском фонде культуры, там я был заместителем председателя. Третий клуб создан в 1996 году и практически наполовину состоит из тех коллекционеров, которые входили и во второй клуб. Это примерно мои ровесники, люди от 50 до 70 лет. А другая часть — те, кто начали собирательство 20—25 лет назад. Среди нас есть коллекционеры как изобразительного искусства, так и декоративно-прикладного. Но что их отличает от всех остальных, это то, что люди увлечены самим собирательством. Их привлекает не престиж, не статус, не финансовая выгода — они коллекционеры по призванию своему. Клубная работа состоит из встреч, общения, обмена знаниями. Никто не стремится обогатиться за счет коллекции, поэтому создаются собрания в том числе и немодных сегодня направлений, скажем, второстепенных куинджистов или иконы XIX—XX веков, в то время как рынок нацелен на раннюю икону.
— Однако рынок первоклассных произведений истончается, значит, «немодные» направления коллекционирования вот-вот должны оказаться на гребне волны.
— Да, «второй ряд» все активнее выходит на рынок. Например, плакат 30-х годов, а тем более советский послевоенный плакат, никогда не считался раритетом, а сейчас к нему большой интерес. Или фарфор — не агитационный фарфор 20-х годов, а советский — те самые пионеры, лыжники, прочая фигуративная фарфоровая скульптура, которая очень хорошо отражала свое время, сталинский период. Эти вещи никогда не рассматривались как коллекционный материал. Я еще помню, как подобные фигурки привязывались на торты в качестве украшения и при этом даже не оплачивались отдельно. Конечно, они не воспринимались тогда как произведение искусства. И только когда их начали собирать и изучать, когда к ним появился интерес, выяснилось, что это были работы известных мастеров, например Ватагина или Данько.
— Что должно произойти, чтобы рынок начал интересоваться тем или иным материалом?
— Первый фактор — то самое истончение рынка, ведь целый ряд художественных направлений и течений уже исчерпан, их невозможно собрать ни за какие деньги. А второе слагаемое — любовь к предмету, в котором вы видите коллекционный материал. Те, кто собирают современную гравюру, должны хорошо знать процессы, происходящие сегодня в искусстве, любить самих художников и понимать их творчество. Сейчас многие коллекционеры ориентируются на финансовую составляющую, выбирают работы, исходя из потенциальной выгоды инвестиций, то есть покупают только то, что модно. Однако, когда закончится ажиотаж с сумасшедшими скачками цен, когда все уляжется и утрясется, они выйдут из игры.
— А когда это все утрясется?
— А это происходит на наших глазах. Владелец «Нового Эрмитажа» Виктор Михайлович Федотов за последние 15 лет собрал коллекцию испанской школы Возрождения — непопулярный материал. И, между прочим, это совершенно не жуткие деньги: скажем, рядовая вещь Возрождения, очень хорошая, конца XV— начала XVI века, иногда даже полный кватроченто, стоит десятикратно меньше Клевера, около 30—40 тысяч долларов. В общем, дикому собирательству и покупательству, которое делает ставку на бесконечный рост цен на модные направления, рано или поздно должен прийти конец. Кроме того, дети этих коллекционеров уже совершенно иначе относятся к собирательству и художникам.
— То есть современные коллекции будут распадаться, так же как распались после смерти собирателей многие коллекции первой половины и середины XX века?
— Безусловно. И уже распадаются.
— Что может их спасти? Вот, например, есть же сейчас на Западе тенденция передавать крупные коллекции в ведение музеев.
— Это вопрос для меня довольно болезненный. У меня самого есть 8—10 «первых номеров» — так называют лучшую работу того или иного художника. Мои Богомазов, Судейкин, Сарьян, Уткин, Крымов, Бурлюк — все это «первые номера», и не я их к таковым причислил. Естественно, мы с женой Мариной Кашуро думаем о том, чтобы 20—25 работ своей коллекции передать Музею личных коллекций. Особенно «Голубую розу», которая у нас собрана лучше всех. Ведь второе собрание такого уровня невозможно — просто потому, что работ на рынке больше нет. Но музей настолько безразличен и к самому дару, и к нам самим, что мы начинаем сомневаться, зачем нам это надо. Может быть, лучше выбрать хороший провинциальный музей, который будет по-настоящему рад дару и сразу выставит вещи в залах, обеспечит изучение, описание, публикации — все, что связано с музейной деятельностью? Столичные музеи удивительно равнодушны к коллекционерам — так было и при советской власти, и после. И Третьяковская галерея, и Русский музей упустили огромное количество коллекций.
— Чем вы объясняете такое отношение?
— Тем, что для них это служба. Не призвание, не жар души, который сопровождал меня 40 лет, а обычная бюрократическая служба. Музей больше заинтересован в наличных деньгах под ту или иную выставку, чем в коллекциях, а ведь в нашем случае речь идет о передаче работ как минимум на 50 миллионов долларов. Я даже компенсации не особенно жду, я хочу сохранить коллекцию в целостности, чтобы работы не были распроданы поодиночке. Мы с женой пытаемся каким-то путем сохранить лучшее из того, что собрали. Единственный вариант — передать государственным музеям. Любой коллекционер рано или поздно задумывается, ради чего был весь его многолетний труд. Тебе самому это было нужно позарез — понятно. Это твоя страсть, твое хобби, твоя жизнь, ну и немножко бизнеса, что там скрывать. Но что останется-то в конечном счете? Вот так же растащат, как коллекции Гельцер, Руслановой, Мясникова, Блохина, Смолянникова, — или все-таки сохранится как память о тебе и о собранном периоде? Хорошо еще, если вещи разойдутся по другим коллекциям — как старые собрания уходили в свое время к нам, тогда молодым собирателям. Но опыт показывает, что большинство вещей контрабандой вывозится за рубеж. Я не против того, чтобы русское искусство распространялось по миру, напротив, это было бы только к лучшему, но вопрос же в другом — какие ценности мы с вами теряем и где останется лучшее.
Страницы:
Ссылки
КомментарииВсего:2
Комментарии
- 28.06Аукцион Christie’s принес рекордные $207 млн
- 21.06Импрессионисты и модернисты принесли Christie’s 145 млн
- 20.06Картина Миро ставит аукционный рекорд
- 29.05В Лондоне прошли аукционы русского искусства
- 10.05Продана самая дорогая картина Роя Лихтенштейна
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3452312
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2343671
- 3. Норильск. Май 1270160
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897985
- 5. Закоротило 822644
- 6. Не может прожить без ирисок 785280
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 762389
- 8. Коблы и малолетки 742166
- 9. Затворник. Но пятипалый 473867
- 10. ЖП и крепостное право 408356
- 11. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 404732
- 12. «Рок-клуб твой неправильно живет» 371795
...Реалистическая живописная картина и другие подобные рукотворные изобразительные практики окончательно утратят свою историческую миссию отражения видимого мира, превратившись, по сути, в незначительные изоремёсла, декоративно-прикладные и меновые фетиши. Никогда в истории искусства не было такой возможности, как сейчас, блестящими новыми средствами воплощать вневременной Большой реалистический проект, с центральным произведением - реалистической фотокартиной в технике фотографии...
http://www.pervov.ru/info.html