Виктор Бондаренко: «Ни к каким славам ходить не хочу»

В беседе с одним из авторов проекта «Россия для всех» ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ выяснила, что у выставки есть очень конкретная цель

Имена:  Виктор Бондаренко · Дмитрий Гутов

Проект «Россия для всех», авторами которого являются Виктор Бондаренко и Дмитрий Гутов, начал разрабатываться в декабре 2010 года. Эта выставка была показана на фестивале «Пилорама —2011» в Перми, в Тверском Центре современного искусства, в Государственном Русском музее и других местах, а сейчас демонстрируется в Мультимедиа Арт Музее в Москве. Интервью с соавтором Бондаренко Дмитрием Гутовым можно прочитать здесь.


— Я тебя хочу первый спросить, пока мы еще не начали: ты сама-то что думаешь про наш проект?

— Я скажу, но потом. Давай я первый вопрос задам: кто ты вообще такой? Внезапно появляется громкий социальный и даже политический проект, инициированный человеком, которого я знаю как коллекционера, но широкая публика, наверное, вообще не знает. Кто ты такой?

— Вопрос легитимный. В 1967 году я уже шагал на параде в честь пятидесятилетия Октябрьской революции в военном танковом училище. В этом училище было два некомсомольца, один из них был я. Я всегда видел ложь, несправедливость в той стране, в которой родился. Я всегда знал, что такая страна не может существовать. Я это знал еще, когда мне было тринадцать-четырнадцать лет. У меня мать умерла, когда мне было двенадцать. Отец остался с тремя детьми, он работал на очень важном военном предприятии, и я видел, что, работая день и ночь шесть дней в неделю, он не может содержать своих детей, дать нам хорошую одежду, дом. Я понимал, что это ужасное лживое общество, и с двадцати лет моя мечта была — свалить из советского «рая». Я родился таким, что если демонстрация идет в одну сторону, мне надо в другую.

— На вашем сайте про тебя написано, что ты успешно занимался бизнесом еще в Советском Союзе. Что ты имеешь в виду?

— Я спекулировал. Покупал и продавал искусство, серебро, Бурлюков, Фаберже, иконы.

— Герой советского нелегального бизнеса.

— Сегодня это легально. Сегодня нет такой статьи — спекуляция и валютные операции.

— Но у тебя такая статья была.

— Была.

— И как твои отношения с властью были построены?

— Я гордился тем, что у меня никогда не было трудовой книжки. Когда я уезжал из Москвы в Израиль, пришел на Колпачный получать визу — они говорят, дайте трудовую книжку. Я говорю, никогда не работал. Даже не хотел делать фиктивную трудовую книжку, хотя мог бы. У меня уже машина была куплена в двадцать один год мною самим. Квартира была в Москве.

— Ну и что они сказали, узнав об этом?

— Ничего. Они спрашивают, на что я жил, а я говорю, так у вас же написано: «спекуляция в особо крупных размерах». Они: «Ну, ты и наглый». А я: «Дайте мне уехать». Уезжал я очень тяжело. Моего папу вызывали в обком партии и спрашивали: «Он, что, к жидам едет?» Это в стране, в которой все равны, в которой не было национальностей, в которой было полное братство народов! «Подпиши заявление, что сын у тебя больной, мы его вылечим. А то и двое других уедут, один останешься на старости лет. Подпиши». К сожалению, я думаю, сегодня ничего не изменилось. Почему я сделал этот проект? Потому что я вижу, ну, ничего не изменилось! Вечно этот русский брат пытается сказать, что все равны, что все россияне — и евреи, и грузины, и украинцы, и татары, — но все время он хочет быть старшим, все время он хочет сказать, что делать другим, все время он хочет контролировать. Как в Советском Союзе! Наверно, от комплекса неполноценности, потому что на равных они не могут конкурировать.

Это я перескочил. Кто я? Вот теперь начну рассказывать. Я первый человек, который создал глянцевый журнал еще в Советском Союзе, когда началась перестройка. Назывался он «Паспорт СССР». Я пытался показать, что есть хорошего в моей цивилизации. Я тоже хочу гордиться той страной, в которой родился, той цивилизацией, к которой себя причисляю. Я создал издательский дом, которых потом было одиннадцать, создал журнал «Военный парад», который существует до сих пор (это основной журнал оборонного комплекса в России), я создал каталог оружия, издал десятки книг — «Советская военная мощь от Сталина до Горбачева», например. Я собрал лучшую коллекцию икон в стране. Я опубликовал лучшие книги по иконописи в стране. Я делал противоречивые проекты. Был проект «Deisis» (инициированный Бондаренко проект, в котором художник Константин Худяков чрезвычайно натуралистически изображал фигуры христианских святых при помощи техники голограммы; все это сопровождалось подробной биографией святых, написанной историком Романом Багдасаровым. — OS). Сейчас я создал проект «Россия для всех». Я пытался что-то делать для моей страны, я спонсировал художников. Вот кто я есть.

— Все-таки есть очень большая разница между проектами «Deisis» и нынешним «Россия для всех». «Deisis» совсем не был публицистическим жестом, он носил чисто художественный характер, и он был скорее консервативным, что мне и было интересно. Теперь мы видим проект стопроцентно социальный, политический — это что-то совершенно другое, и стиль совсем другой. Что произошло?

— Был такой монах, звали его Мартин Лютер, и он тоже ни о чем таком не думал, когда вывесил свои восемьдесят пять постулатов. Я, конечно, не причисляю себя к таким великим людям. Но Лютер был возмущен индульгенциями, которые давала церковь. Он даже не предполагал, как далеко это может зайти, не предполагал, что произойдет раскол церкви, что он будет отцом реформации. Так и я не думал ни о какой политике, я просто проснулся после Манежной площади. Когда я увидел эти нечеловеческие рожи в масках… меня это потрясло. И не потому потрясло, что у меня племянница еврейка, а жена татарка. Обрусевшая. Не потому, что я наполовину русский, наполовину украинец, хотя я всегда рос, жил и воспитывался в русской среде. Меня это возмутило. И у меня родился этот проект. Он тлел до этого. Еще в 1996 году у меня родилась идея, когда Ельцин искал национальную идею. Я даже пытался привлечь Кабакова. Я хотел сделать проект с именами. Ведь как мы судим о древних греках? Мы же судим по именам. Гомер, Платон, Сократ, Фалес, Анаксагор. Потом Данте, Петрарка. Я вдруг понял, что русскую цивилизацию можно вписать в пятьсот имен. Причем мы хотели эти имена комбинировать. Например: Гоголь, Тургенев, Пушкин, Лермонтов, бум! Вторая картина — Мусоргский, Глинка, бум!

— Что значит — картина? Кто-то должен был картины писать?

— Да, Кабаков. Я предлагал. Он сказал: «Суперпроект, но я чужие идеи не воплощаю». Но идея была такая: ты идешь через тоннель. Тебе даже не надо будет объяснять, что я пытаюсь сказать. Ты видишь картины. Мы думали, это могло быть неоновыми буквами. Это могло быть вырезано в металле сваркой. Вот ты видишь картину: Гагарин, Титов, Терешкова, Попович. Бум!

— Что значит «бум»-то, не пойму?

— Я веду тебя по тоннелю через всю нашу историю, и ты видишь, что эту историю создавало много национальностей.

— Гагарин, Титов, Терешкова и Попович — это все одна национальность.

— Подожди, не только эти. Вот тебе: Дзержинский, Ягода, Берия, Андропов.

— Ага.

— Уланова, Плисецкая, Нуриев, Барышников. Поняла теперь? Я тебя веду через этот тоннель, пятьсот имен — вся наша тысячелетняя цивилизация. И ты видишь, что эти люди — разных национальностей. Погоди, может, ты посмотришь на меня другими глазами. У меня главный редактор в одном журнале был Генрих Боровик, в другом — главный акушер-гинеколог страны, в третьем — главный педиатр страны Баранов Сан Саныч. Понимаешь, у меня сидели все лидеры Москвы — МИГ, Сухой, НПО «Алмаз», Харитон. Мои книги получали госпремии, я издал десятки книг, книга про оружие Калашникова подписана в благодарность Калашниковым. Тогда, может, картина у тебя будет другая. Человек делал проекты. Да, наверное, был бы успешнее, если бы спекулировал металлоломом или нефтепродуктами. Была возможность, я все-таки кабинет напротив Бородина занимал, куда В.В. Путин пришел в 1996 году.

— Какой кабинет ты занимал?

— Советника Бородина. Я был его советником. Внештатным.

— По каким вопросам?

— Зачем тебе это надо? Кремль мы делали. Я делал финансирование на Большой Кремлевский дворец, с которым потом был большой скандал. Я инициировал кредит из Швейцарии, 490 млн долларов, мои люди делали, составлена была схема очень красиво. Вторая схема была на Большой театр, тоже получил финансирование — если бы Бородина не сняли, мы бы реконструировали Большой театр. Думаю, мы бы сделали качественнее и не настолько дорого, мне почему-то так кажется. Это было в 1995 году.

— Одну секунду, в чем состояла твоя роль?

— Ну ты пойми, я человек с Запада, со связями на Западе. В стране 180 процентов по ГКО платит государство…

— По чему?

— По государственным облигациям… зачем ты лезешь вообще в это? Слушай, я приехал сюда, у меня были первые СП, советско-американские. Я открыл первое представительство «Крайслер» в России, но это же долго рассказывать, ты не воткнешься! Увидишь у нас на портале. Кто мои импортеры? Арнольд Зайцлер, тебе это ничего не говорит. Банк у меня был. «Внешэкономбанк» или «Внешкредитбанк»? «Внешкредитбанк». У меня был таможенный терминал московский с 1992 года по 1995-й. Все это для моей личности несущественно. Все это нужно было, чтобы зарабатывать деньги, но у меня всегда была позиция. Я работал еще над реконструкцией Внуково и созданием там бизнес-авиации… Я человек с западным опытом. Но сейчас все опытные уже, все быстро научились. А я приехал в то время, когда за видеомагнитофон можно было все сделать. Но я, к сожалению, не сделал. Нефть, металлы — но меня тянуло в издательство, в искусство.

{-page-}

 



— Когда ты вернулся в Россию?

— Приехал еще в 1992 году, но полностью переехал в 1999-м. Почему? Потому что Россия пошла либерально-демократическим путем. До 2000-го я так думал, пока гимн Советского Союза не появился. Когда отменили выборы губернаторов, я уже понял, что-то не то. Старшую свою дочь я крестил, говорил ей, хочу, чтоб ты жила на родине и рожала только православных детей. Сейчас у меня есть еще двое детей, и я их не крестил и крестить не хочу. Это моя позиция.

— Изменились взгляды?

— Да, у меня изменились взгляды. Не хочу обидеть верующих, но у меня есть вопросы. Тысячу лет эта страна была православной и пришла в 1917 год, поэтому я точно знаю, куда приведет православие. В Русской империи русский был только православный, причем новоправославный, староверы даже были не совсем русскими. Остальные у русского императоры были иноверцы, инородцы, выкресты. Работая над этим проектом, я пришел к выводу, что русский народ очень не толерантный — поэтому у него везде жиды, хохлы, пшикалки, чурки. Мой проект о том, что я вижу сейчас, когда православие лезет везде — в школы, в армию. И везде оно разъединяет людей, нигде не объединяет. Если в школе, где я учился, я не знал, где еврей, а где татарин, то сегодня уже в школе дети будут знать, что Ахмеду нужно вот на тот урок, Саре — на тот, а нам всем — на этот. Я не считаю, что это конструктивно.

—Так вот многие не могут понять, почему ваш проект именно это и сообщает: кто какой национальности. Многие думают, что это как-то некорректно.

— Рассказываю. Все всегда нужно рассматривать в контексте. Всегда есть вопрос: хорошо или плохо? «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха: папа, автомат Калашникова — это хорошо или это плохо?» Стихи Виктора Бондаренко. Почему людей не коробит, что у нас есть Конституция (достает из портфеля, листает и цитирует) и там написано в первой статье: «Мы — многонациональный народ Российской Федерации». Конституция РФ, написано: состав РФ — 21 республика, 10 автономных округов и еврейская автономная область. Это все государствообразующие народы, они все здесь перечислены, у них такие же права здесь, как у тебя, у русского. Это коробит тех людей, которые думают, что еврей, татарин, армянин, поляк — это ругательства. Я призываю этих людей задуматься. Тем, кто говорит «Россия — для русских», я отвечаю: а что вы будете делать с этими? Как быть с Высоцким? Вот в чем суть проекта. Галине Вишневской очень понравился проект, Кобзон лично участвует, на открытии был Бакерия, он сказал, что гордится быть на этой стене как грузин. Валерий Газзаев лично был, я дал ему книжку, понравилась. Поэтому пусть люди не говорят. Против выступают либо националисты, либо те, кто боится: а зачем ты говоришь, что я еврей? В этом же и проблема. Я хочу ее поднять. Никакой политкорректности, у меня лобовой проект.



— Некоторые люди критикуют ваш проект за то, что он привязывает людей к определенной национальности, в то время как, может быть, они хотят чувствовать себя принадлежащими другой или вообще гражданами мира.

— Еще раз. Наверно, в 1933 году в Германии немецкие евреи тоже бы возмутились, если бы я сделал такой проект. Герои Первой мировой войны — они бы возмутились, но потом они бы обо мне вспомнили. Я сейчас смотрел фильм, как в концлагерь в Эстонии заходят герои Первой мировой войны — тысячи евреев с крестами, с орденами — и начальник лагеря не знает, что делать. Герои войны, немцы. Когда бы их пригнали в лагерь и уничтожили, они бы поняли, что я видел вперед.

— Как ты относишься к слову «россиянин»?

— Мне не нравится, но другого нет.

— То есть ты считаешь, мы должны понимать это слово мультикультурно? Как, например, слово «американец»?

— Правильно. Если завтра кто-то вылезет и скажет: «Америка — для англичан! Я вижу, что в нашей стране не уважают англосаксонские ценности, понаехали тут всякие, строят синагоги, православные храмы… Вон отсюда!» Это страшнее ядерной бомбы. Эти люди хотят устроить у нас югославский сценарий. В Югославии сербы считали, что это их страна, что это православное государство, и вот они получили то, что получили, и получили заслуженно. И если кто-то считает, что эта страна православная, русская — в нарушение Конституции, где написано, что это светское государство, — они получат здесь Югославию. И я не хочу допустить этого. Я хочу, чтобы все здоровые мыслящие люди поняли… не помню, кто говорил «тяжело полюбить еврея, но нужно», я пару раз слышал от Швыдкого. Тяжело жить в многонациональной квартире РФ, но нужно, это необходимость, еще не осознанная. Если бы ее осознали, то такие проекты были бы не нужны.

— Ты всегда апеллируешь к Конституции…

— Последней, 1993 года, которая в 2008 году была расширена.

— Если я правильно поняла, твои политические симпатии находятся где-то в ельцинском времени. В либеральном. Эта Конституция — пик ельцинского либерализма.

— Да, другого пути для нашей страны нет.



— Ты разочаровался в новой России и трактуешь ее как возвращение советской, ты считаешь, что это отход от ельцинского либерализма?

— Ну конечно. Ну, соберут они сейчас мини Советский Союз — маленький Сталин и маленький Советский Союз — ну, это же неинтересно. От белорусов получим секретный рецепт на драники? От казахов — на самый засекреченный кумыс, и все заживем классно. Нам нужно вперед, нам не нужно возвращаться в православие, елки, шишки, скворечники Саврасова, нам нужно качественно новые шаги делать, новые формы, новые смыслы. Кстати, каждый президент у нас клянется на этой Конституции, он же не преступник, он клянется, что мы живем… и он нам это гарантирует, кстати… мы живем не в иудейском государстве, не в мусульманском, не в православном, а в светском. Статья 14-я (достает и зачитывает). Но вообще ты честно скажи, тебе понятно?

— Мне? Нет, мне непонятно. Прежде всего мне непонятно, что такое этот проект — произведение искусства, или политическое «не могу молчать», или какой-то заказ, или общественное движение с прицелом на что-то дальнейшее. Окей, ты что-то придумал, созвонился с Димой, с которым ты дружишь, но сейчас уже имеется сайт, который выглядит очень профессионально. Фонд Ельцина, фонд Гайдара. Кто ведет этот сайт, кто за это платит?

— Я.

— А какие за этим стоят политические интересы?

— Нет, вот тут я категорически против. Вот чтоб ты сейчас конкретно прописала: недавно я приходил к одному известному издателю известного арт-журнала, не будем называть имен, рассказал про проект. Он сказал, супер, идем к Славе. Я ответил, что ни к каким славам идти не хочу, я не хочу, чтобы этот проект ассоциировался с властью. За все плачу я и немного фонд Ельцина. Сложилось так, мы встретились с фондом Ельцина… с его исполнительным директором. В общем, у меня есть друг, не будем указывать имен. Он сказал, очень хороший проект.

—А зачем ты к ним обратился, ты чего-то просил?

— Нет, я просто встречался с разными людьми, мы общались, пили вино, жены тут же… И вот они говорят, приходи, расскажи у нас на фонде Гайдара… Тогда еще был только проект, все они единогласно проголосовали. Причем там были разные мнения, не хочу называть имен, один говорит: «Бондаренко нас сталкивает, берет Богоматерь-еврейку»… Да, я в последний момент ввел Богоматерь, именно чтобы показать: скажи, Марии есть место в России для русских? Марии, которая тебя тысячу лет защищает, которой ты тысячу лет молишься… Пойми, этот проект добрый. В общем, фонд Ельцина выделил небольшую сумму денег, но намного меньше той, что я потратил.



— Но сам проект больших денег, наверное, не стоил, производство картин недорогое…

— Это тебе так кажется. Проект — это издание вот этой книжки, ты ее в руках держишь. Второе — билборды на Рублевке, десять штук. Это полмиллиона брошюр, распространяемых везде, это реклама в журналах и газетах. Проект несколько сот тысяч долларов лично мне стоил.

— Билборды на Рублевке? Ты считаешь, что надо именно на Рублевке людей воспитывать?

— А ты считаешь, они мерседесы купили, «Патек», сумки, бирки — и уже воспитались?

— То есть ты считаешь, националисты на Рублевке сидят?

— В Одинцово, да, много националистов. Они даже обращались в июне, хотели марш провести. Значит, очень важно — я не ассоциируюсь с государством. Фонд Ельцина и Гайдара не государственные.

— Хорошо, а все-таки: на сайте это названо общественным движением, а в разделе «Персоналии» указаны только вы с Димой Гутовым. Как-то это странно. Есть движение или нет?

— Вот книга, уже второе издание. Здесь люди поставили свои имена. Это участники проекта, люди, с которыми я общаюсь, дискутирую, которые выезжали в Тверь проект открывать. Даже Ира Ясина на коляске приезжала. В процессе подготовки мы регистрировались как общественное движение. Для регистрации два-три человека — и все. И попечительский совет — Кобзон, Мещеряков… Арсений Мещеряков, ты его знаешь (владелец издательства WAM и дизайн-бюро Agey Tomesh. — OS). Он помогает мне сайт вести.

— Ах вот почему все так профессионально выглядит.

— Да. Тут нет никакого государства. Мы собираемся у Арсения в маленькой комнате. И если эти люди, которые тут в списке, будут думать, что это проект государственный, что он получает финансирование от тех, от кого партии получают, то они не поставят сюда свои имена, я уверен. Ни Романова, ни Улицкая, ни Ясина. Я так думаю.

— Значит, это и есть представители этого общественного движения?

— Я думаю, да. Первым в списке, по алфавиту, министр культуры Авдеев, он просил Кобзона, чтобы его включили в число участников не как министра, а как частное лицо. Он сказал, супер. Как министр он не знает, что и как, но как человек — поддерживает.

{-page-}

 



— А вот ты говоришь, кстати, «в контексте». Сейчас ваш проект выставляется в Пермском музее современного искусства на выставке «Родина».

— Да, они просили воспроизвести фотографически.

— Ты видел выставку, знаешь состав? Там есть работы, которые совсем не соответствуют вашему взгляду. Беляев-Гинтовт, например. Этот контекст тебя устраивает?

— Я не видел этот контекст. А с Беляевым я вчера виделся в «Триумфе» и объяснил ему, что когда я вижу Дугина, я не верю в его интернационализм. Я вижу русского националиста.

— Ну, а какие у движения планы на будущее?

— Я бы хотел дать наполнение Дню народного единства именно этим проектом. Мы можем в этот день делать разные проекты…

— Ах, вот оно что! То есть это далеко идущая задача — переосмыслить этот новый государственный праздник и как бы его присвоить?

— Переосмыслить, да. Не Русский же марш это должен быть.

— То есть создать некую альтернативу Русскому маршу в этот день с вашим лозунгом?

— Да.

— И неужто это не имеет никакого отношения к «Большому правительству»?

— Вообще. Я ни с кем не общаюсь даже.

— Ну, значит, вероятно, это носится в воздухе, потому что создается ощущение, что все это будет иметь большой успех у нового либерализма, который, совершенно ясно, на уровне риторики после выборов придет. Ваше движение будет, что называется, «поддержано наверху». Я уверена в этом.

— Мне уже обещали лом вбить из одного уха в другое.



— Но вряд ли это Медведев обещал.

— Нет, националист один.

— Может, в этом контексте мне следует как-то иначе взглянуть на твой проект «Deisis»? Может, его следовало еще тогда понимать как острополитическую критику православной церкви?

— Это была критика церкви как косной единицы, что она никуда не двигается, не развивается. Православие зародилось в рабовладельческом строе. Католичество — хорошо или плохо, но это был шаг куда-то на следующую ступень. Эпоха Возрождения. Декамерон, Боккаччо, перед ними Данте, Петрарка — это был качественный рывок. Реформация. Все, что мы сегодня имеем, это в основном Реформация. Телескоп, телефон, микроскоп, самолеты, плазмы, айпэды, айфоны, интернет — это все Реформация. Только свободный человек может творить. Рабы могут рыть каналы, строить пирамиды. Но айпэд они не могут. Они могут бревна пилить, но доску хорошую не могут сделать рабы. Поэтому Путин так долго старался, чтоб доску экспортировали вместо так называемого кругляка, но не получается, не могут.

— Ты показывал ваш с Димой проект на разных площадках в разных городах.

— Да, спасибо Марату, он помог, и Ольга Львовна Свиблова очень хотела выставить.

— Где-либо ты арендную плату вносил?

— Один раз. Смешная история произошла с Русским музеем — как оказалось, они даже побоялись разослать пригласительные. Приехали мои люди с картинами, говорят: тут что-то все глаза отводят, не понятно ничего. Потом говорят: нужно проплатить, иначе не выставят. А была договоренность, что никаких проплат.

— Кто говорит?

— Я сейчас имен не буду называть. Сотрудники музея. Я сказал, сегодня будет проплачено, они, по-моему, выставили 600 тысяч рублей. Там в Питере сейчас губернатор — бывший коммунист, кэгэбэшник очень православный. Полтавченко. Один крупный чиновник этого музея, не хочу называть имя, сказал: «Виктор Александрович, если бы была Валентина Ивановна, какое бы мы открытие сделали!» Но зато она в Совете Федерации разложила наши буклеты.

— Какие дальнейшие планы у тебя с этим проектом?

— Самое главное — это покаяние, раскаяние, поэтому я бы хотел создать музей депортированных народов. Я хочу попросить прощения у всех народов, которых мы депортировали, — у чеченцев, карачаевцев, калмыков, поволжских немцев, крымских татар. Когда я об этом с кем-то говорю, даже с некоторыми официальными лицами, они отвечают: а кто должен извиняться? Я говорю, стоп, а кто унаследовал Эрмитаж, Оружейную палату, шапку Мономаха? Кто унаследовал Чайковского? Государство должно извиниться перед этими людьми.



— Такие люди не только в России есть, но и в Прибалтике, и в Польше.

— Давайте здесь хотя бы начнем. Нам здесь сейчас надо думать, у нас в доме пожар на Кавказе. И у нас в доме есть уроды, которые кричат «Россия — для русских».

— Какая твоя личная позиция по Кавказу, что там надо делать и какая перспектива?

— У меня нет позиции. Некоторые требуют отделять, я это не приемлю, потому что это начало развала РФ. Я считаю, нужно иметь точки примирения, я считаю, не нужно отвечать «око за око, зуб за зуб». Патриарх декларирует, что у нас 80 процентов православных христиан, но по действиям я что-то не вижу. Все наши лидеры со свечками стоят, но я не вижу, чтобы они вели себя как-то по-христиански. Когда я смотрю передачи по телевизору, что депортировали чеченцев...

— Так это при Сталине депортировали. А во времена Ельцина, твоего кумира, там была убита туча народу, в том числе и русского, мирное население. Это огромные военные преступления.

— Конечно, да, нужно просит прощения и за это тоже. Но вообще у меня нет кумира Ельцина. Он был бы кумиром, если бы провел демократические выборы.

— Вы случайно этот проект в Грозный не повезете?

— Хочу, я просил.

— Интересно, как это я догадалась.

— Есть с Кадыровым контакты, я хочу, чтобы они увидели. Когда мы открывали проект в Перми и Твери, там присутствовали все диаспоры: еврейские, чеченские, азербайджанские — они все поддержали этот проект. Лидер чеченской диаспоры выступал и сказал: спасибо, Виктор Александрович, мы увидели Эсамбаева в этом проекте и у нас поднялась гордость, мы увидели, что мы часть этого народа, спасибо. Я удивляюсь, что такие люди, как Кадыров и главы других регионов, сидят и молчат, что есть федеральный чиновник, зампредседателя Думы, который публично выступает с лозунгами за русских.

— Ну, у Кадырова же договоренности, его это не волнует. Вот этим договоренностями твой проект будет как раз в масть.

— Я не знаю, какая договоренность, я не присутствовал. Я знаю, что хочу продвигать то, чего у нас нет. Мне тоже многое не нравится в Конституции (достает из портфеля и показывает). Например, герб: почему здесь православный герой Георгий Победоносец? Я не понимаю, почему нужно было одеть герб в одежды двух умерших империй, византийской и российской, показавших свою несостоятельность. Если это новая Россия, устремленная в 21 век, — у меня есть герб, кстати. Все бы гордились, и ты тоже. Спутник! Весь мир знает спутник, все народы Советского Союза. Весь мир гордится!

— Так это же ненавистный тебе Советский Союз.

— Нет, подожди, он не ненавистный. Это был бы объединяющий символ, это бы показало миру, что мы устремлены туда, вперед. А сейчас показано — мы устремлены назад.​

Ссылки

• Дмитрий Гутов: «Просуществует ли Россия до 2048 года?», 24.11.2011