Архитектурные жалобы

О том, почему российские города становятся все омерзительнее на вид, и о том, почему это всех полностью устраивает

О том, почему российские города становятся все омерзительнее на вид, и о том, почему это всех полностью устраивает

Архитектура в последнее время стала источником жалоб. Это теперь модная тема. Архитекторы жалуются на заказчиков и власти. Заказчики – на власти и архитекторов. Публика в целом – на «некрасивое», на снос, на «точечную застройку», на «добрались до Петербурга». Публика по отдельности – на стройку во дворе, рядом с дачей, у соседей. Что самое при этом странное – все при деле. Архитекторы нарасхват, заказчики строят миллионы квадратных метров, публика покупает квартиры, дачи и землю в рассрочку и сразу, власти устраивают конкурсы, девелоперы сносят и «регенерируют», в архитектурный институт конкурс – как в консерваторию во время оно.

Что происходит? Почему так много – более или менее понятно. Почему так всё – тоже более или менее понятно. Но жалобы не прекращаются. То есть что-то не так.

Я вот жалуюсь на гибель памятников родной культуры: Царицыно. Новая Голландия. Стрельна. Об Охте пока говорить не будем. Гостиница, прости Господи, «Москва». Гостиница «Россия», кстати. Теплые ряды. Все эти истории свежи в памяти, некоторые еще даже не закончились.

Главный вопрос, который мучает, – это отчего делается самое худшее, что можно сделать. Ведь часто отвечают – мол, деньги, тут сэкономили, там откатили, и т.д. Но ведь это только так кажется. Ведь денег все равно потрачено видимо-невидимо. Наших, собственно, денег. А результат – невероятно тосклив, хоть и пытается нас вечно развеселить. Или очередной импортный проект, предположительно прекрасный, на самом деле – полная чушь, и глупость, и ни к селу ни к городу. Что так?

Недавно я проходил мимо Теплых рядов – их предусмотрительно затянули баннером, изображающим фасады, как это делается «у них». Что-то зацепило мой взгляд. Я подошел поближе и увидел, что вышла незадача – чертежи при переводе в другой формат, что называется, посыпались, и вместо кривых – арок, балясин, карнизов – вылезли жуткие перекошенные пересекающиеся зигзаги. На три этажа. На сто метров фасада. На Красной площади. Никто, никто на всем пути от чертежа до баннера не обратил на этот очевидный прокол внимания. В этом отразилось все отношение к нашему предмету.

Так вот, мне кажется, что причина всех раздающихся жалоб – не только в глубоком безразличии всех участников процесса к тому, что и как делается. Дело в том, что даже когда заинтересованные стороны небезразличны к процессу и результату, когда они со всей прямотой жаждут своей нехитрой «красоты», или «современности», или «державности», для них не существует никакого авторитета, никого, чье мнение имело бы вес, чей голос, воскликнувший «Да вы с ума сошли!», вызвал бы оторопь, реакцию, испуг.

Ведь деньги не могут быть авторитетом. У денег нет позиции, внутренней этики, моральной ответственности, хотя бы идеологии, на худой конец. Им глубоко безразлично, на что быть потраченными.