Три с половиной прогулки по Москве

На биеннале в сентябре в Москву приезжает множество иностранных художников и кураторов. Вот несколько неочевидных мест для прогулок с зарубежными друзьями

С каждым приездом очередного заграничного знакомого оказываешься перед проблемой: что показать, чтобы не погрешить против исторической правды, не измучить свой вкус и при этом не утомить заморского гостя. Со временем составляется своего рода путеводитель, в котором сбалансированы постройки значительные, художественно выразительные, занятные и поучительные. Перед вами его фрагмент, готовый к использованию. В нем три с половиной прогулки на пару-тройку часов, предполагающие, что у вашего гостя свободна лишь самая малость времени между встречами и деловыми обедами.

Следует иметь в виду, что одним из препятствий к наслаждению московскими видами является то, что Москва почти совершенно лишена ансамблевости, то есть целостных архитектурных композиций, заполняющих все поле зрения. Точнее, они, конечно, есть, но они почти никогда не созданы единой артистической волей. Поэтому большинство московских «ансамблей» представляют собой композиции разновременных сооружений, связанных между собой почти только одним своим местоположением. Это обстоятельство, тем не менее, составляет важнейшую и ценнейшую черту Москвы.

Вторая проблема заключается в том, что московские памятники своеобычны и часто не поддаются прочтению инородным глазом — настолько же, насколько кириллица для всякого, кто с рождения привычен к латинице. Поэтому приходится учитывать, что чужестранец будет видеть в показываемых постройках скорее диковину, нежели часть исторического наследия, вписывающуюся в последовательность развития нашей и мировой архитектуры.


Прогулка первая, социалистическая

Первый объект для посещения — это, конечно, Красная площадь. Во-первых, это место, легендарное для всех иностранцев: центр империи зла, полный танков и ракет; источник ночных страхов поколений европейцев и американцев. В то же время это самая эклектичная центральная площадь в мире — сочетающая венецианские зубчатые стены, немыслимый храм Покрова на рву (1560), попытки сочинить древнерусский музей и супермаркет, а также мавзолей величайшего материалиста в истории. В последний (который вновь после долгого перерыва открыт) стоит непременно зайти: как для того, чтобы дать вашим гостям увидеть нетленные мощи основателя левого движения, так и ради потрясающего интерьера работы Нивинского. Витгенштейн, принявший левое движение несколько буквально, посетив Москву в 1934-м, был глубоко тронут одновременно мавзолеем и собором Василия Блаженного. Это обстоятельство немало говорит не только о вкусе философа, но и о неожиданных сближениях архитектурных форм. Кроме того, эти два сооружения представляют собой две вершины русского зодчества — средневекового и просвещенческого.

От Красной площади дорога расходится в двух противоположных направлениях: можно осмотреть слабую попытку сохранить старинный городской ландшафт на Варварке — к ней мы вернемся во второй прогулке, а можно, напротив, продолжить изучать развитие социального проекта Страны Советов — на примере восхитительной библиотеки им. Ленина, ныне РГБ (1941). Сама мысль сделать библиотеку одним из центральных зданий новой столицы — совершенно просвещенческая идея. Вместе с тем здание Щуко и Гельфрейха — великолепный образец переходного периода советской архитектуры, когда конструктивистское формообразование стало служить основой для классицистического высказывания. Нравоучительные статуи и медальоны — трогательный привет барокко, родине идеи Просвещения. Едва ли все это было предметом критического осмысления авторов и заказчиков, благодаря чему библиотека особенно волнует своей наивностью.

За Арбатской площадью перед нами раскинется Калининский проспект, ныне улица Новый Арбат, — восторженная песнь модернизма, реализованная мечта Хильберзаймера, говорящая в каждой своей детали. Он рассек городскую ткань, уничтожив ценнейший для города район, причем некоторые разрезанные улицы так и продолжаются с обеих сторон проспекта, лишившись половины своих домов. Замечательный пример безразличия. Даже к городской кольцевой структуре его умудрились не привязать — ни к Бульварному, ни к Садовому кольцу он никак не относится. Зато одна его сторона была полна магазинов и бесконечного количества неотличимых друг от друга министерств и контор, а другая — символично снабжена «Домом хлеба», «Домом книги» и кинотеатром «Октябрь». Утомившись проспектом, можно заглянуть в Кривоарбатский переулок, к дому архитектора Мельникова (1929), который едва ли мог предполагать, что из его архитектурной идеологии можно сделать выводы в духе Калининского проспекта. Сам дом представляет собой скорее метафизическое заявление, которое, однако, трудно оценить, так как, к сожалению, в настоящее время посетить его невозможно.

Изучение московских проявлений модернизма можно завершить Домом Наркомфина (архитектор Гинзбург, 1927) — еще одним поучительным примером того, к чему приводит «обобществление быта». Граждане, поселившиеся в этом доме, немедленно попытались минимизировать общественное в пользу частного, однако за счет этого все общественное пришло в упадок, угрожающий уже частной жизни: здание находится в удручающем состоянии, причем использование сомнительных материалов причиной тому лишь отчасти. Дом Наркомфина с особой наглядностью показывает, как государство, попытавшееся проникнуть в самую сердцевину человеческой жизни, споткнулось на пороге частной квартиры и одновременно продемонстрировало неспособность уследить за всеми бытовыми мелочами. Видимо, оно все-таки для этого не предназначено. А общество, в свою очередь, не может превратиться в общину нового типа по приказу.


Прогулка вторая, старорусская

Еще раз начав с Красной площади, можно отправиться по Варварке, взглянуть на то немногое, что осталось от архитектуры старой России. Ирония судьбы заключается в том, что при этом придется пройти вдоль огромного пустыря на месте гостиницы «Россия», одного из крупнейших отелей в Европе, павшего в неравной борьбе со страстью прежнего московского правительства к девелопменту. На краю пустыря стоят несколько чудом сохранившихся памятников русской архитектуры далекого прошлого — палат и храмов. Единственная проблема в том, что нынешняя улица проходит на высоте второго этажа палат, поэтому эффекта погружения невозможно достичь в прямом смысле слова. То, что именно такие постройки и составляли мир русских людей XVI века, осознать довольно сложно. Требуется предпринять некоторое мыслительное усилие, которому мешает асфальт и неуместное ограждение, напоминающее набережную.


С Варварки можно пробраться на Солянку, которая приведет к высотке на Котельнической набережной. Это здание должно было вместе со своими товарищами одновременно вытеснить московские колокольни и заменить их; Владимир Паперный прекрасно описал этот первобытный процесс в своей книге: если съесть своего врага, прирастешь его силой. Поэтому русские отголоски в декоре высоток не должны смущать — они таким образом наследуют уничтожаемой традиции, заменяя ее собою. Огромный дом оказал на окружающую среду эффект, сходный с Калининским проспектом: Гончарная улица), расположенная на высоком берегу за высоткой, оборвана на полуслове замечательным храмом Никиты-мученика. Прогулка по Гончарной очаровательна — улица всегда пуста, а в воздухе разлито ощущение патриархальности. Воспользовавшись метро, нужно доехать до некогда аристократической Большой Никитской. На фоне современного города разница между бывшим кварталом мастеровых и кварталом знати почти незаметна. Из-за реорганизации движения Никитская тоже опустела, благодаря чему городской масштаб девятнадцатого века стал нагляднее.

Большая Никитская заканчивается храмом Большого Вознесения, образцовым произведением николаевского ампира, над которым, впрочем, работали то ли пять, то ли семь архитекторов на протяжении почти двухсот лет, если считать колокольню, построенную в 2004 году. Последняя примечательна тем, что выполнена в традиционных строительных материалах и по старинным технологиям, хоть и спроектирована и возведена недавно.

За храмом Вознесения в саду скрывается один из самых поразительных и доступных памятников русского модерна (аналога венского Сецессиона и французского ар-нуво) — особняк купца Рябушинского работы Ф.О. Шехтеля. Это, наверное, самое цельное архитектурное высказывание в Москве, а то обстоятельство, что советское правительство поселило в доме писателя А.М. Горького, способствовало высокой сохранности здания и его содержимого. Хотя особняк в момент постройки был невероятно авангардистским, его связь с русской стариной теснее, чем можно предположить: Рябушинский, большой поклонник современного искусства, в то же время был старообрядцем, и в доме на чердаке была устроена тайная молельня. Его пример — другим наука.


Прогулка третья, сказочная

На этот раз начать придется издалека — от Северного речного вокзала. В Советском Союзе архитектура приобрела значение до крайности символическое, даже самые утилитарные сооружения были нагружены значением, превосходящим их функциональность. Речной вокзал символизировал власть над реками и стихией воды в целом. Керамические тондо на фасадах демонстрируют эту власть во всей наглядности. Размер здания и запущенных причалов — тоже. Воздушные колоннады, обнимающие вокзал, доводят метафору «ветра в лицо путешественника» до физического ощущения. Вообще архитектура 30-х годов породила удивительное явление — роскошь, сопровождающуюся какой-то спортивной бодростью. Вокзал все еще может напомнить об этом чувстве.

От Речного вокзала следует отправиться в путешествие по Замоскворецкой линии метрополитена, со всеми остановками: вторая очередь метро полна потрясающих декоративных решений, и нужно выходить и рассматривать все станции от «Сокола» до «Маяковской» включительно, а потом перейти с «Театральной» на всеми любимую «Площадь Революции». О станциях Замоскворецкой линии говорить не стоит — их блестящая архитектура говорит сама за себя. На «Площади Революции» можно наблюдать, как государственное язычество довоенного СССР, с его культом безымянных архетипических трудящихся, нашло развитие в современном поклонении их атрибутам: к ним и теперь прикасаются москвичи в надежде обрести удачу в делах и любви.

А вот отсюда следует отправиться посмотреть на суровые, сдержанные станции военного времени — «Бауманскую», «Семеновскую» и «Электрозаводскую». В них чувствуется напряжение и сокрытость. Низкий гипостиль «Семеновской», кроваво-красные перонные стены «Электрозаводской», кажется, защищают пассажира от ужаса, творившегося на поверхности. Даже статуи сделаны в рост, отчего кажутся равными зрителю и вызывающими человеческое сочувствие. Этот сумрачный ряд разрывается гигантской «Партизанской» — полной простора и высоты, в противовес своему лесному названию и декору. Станция открылась в начале 1944 года, еще раз доказав, что искусство обладает даром прорицания, — до конца войны оставался еще год, а проектирование началось еще перед войной. По роскошным лестницам двухсветного вестибюля нужно отправиться в сторону последней остановки этой прогулки — к Измайловскому кремлю.

Измайловский кремль — удивительное порождение российского коллективного бессознательного. Он построен на холме, образованном строительными отходами от возведения гостиницы Измайловская и представляет собой мечту о Древней Руси, как ее себе представляет современный обыватель. Центром кремлю служат крупнейший деревянный храм в России — церковь Святителя Николая — и Дворец российской трапезы, которые вместе являют апофеоз единения пищи духовной и пищи телесной. Об архитектуре Кремля, претендующей на историческую преемственность и оттого особенно сказочной, говорить нет смысла — его прелесть заключена в самом факте существования столь масштабной частной фантазии о «правильной Руси», очевидно никогда не существовавшей. В Измайловском Кремле нашла свое крайнее выражение официальная архитектурная идеология Москвы последнего двадцатилетия. Особенно иронично то обстоятельство, что как раз в Измайлово базировались первые Петровские полки, устроенные на европейский манер и ставшие провозвестниками России Нового времени. Так в Измайлово замыкается круг российской истории.


Прогулка третья с половиной, мистическая

Москва, да и Россия, страдают исторической забывчивостью, зачастую нарочитой. Так и последний наш адрес теперь прозябает в полузабытом состоянии. В Подмосковье, в Горках Ленинских, стоит, наверное, самый величественный из сакральных центров социализма — музей Ленина работы архитектора Павлова (1987). Даже на официальном сайте авторы текстов не пытаются скрывать храмовый характер этого «музея». За сухим названием скрывается грандиозный мемориальный храм верховного божества советского пантеона. Замечательный архитектор Павлов, всю жизнь занимавшийся архитектурой пифагорейской, сочетавший модернизм с геометрическим мистицизмом, оказался тем самым человеком, кто смог со всей откровенностью выразить в архитектурных формах значение Ленина для советского мироздания. Это его последняя и самая значительная работа, в которой сила гения архитектора нашла поддержку в мощи увядающего советского государства, закончившего свое существование всего через четыре года после завершения этого потрясающего здания.

Эти заметки не претендуют на сколько-нибудь исчерпывающий обзор архитектуры Москвы. Для этого издаются десятки ученых, последовательных, иллюстрированных путеводителей, которыми могут вооружиться наши гости. А три с половиной прогулки позволяют взглянуть на город с нескольких сугубо частных точек зрения и обратить внимание на вещи, возможно, не самые популярные, но полезные для размышления и знакомства с другой стороной Москвы.​