Будущее прошедшее

В горах над Сочи будет построено немного очень средней Европы

Имена:  Максим Атаянц · Михаил Филиппов

Неподалеку от поселка Красная Поляна, немного восточнее Сочи, в горах, строится так называемый Горки-Город, состоящий из двух населенных пунктов, спроектированных Михаилом Филипповым и Максимом Атаянцем. Во время Олимпиады 2014 года в них разместится медиадеревня, а впоследствии они предположительно должны стать лучшим горным курортом России. Они могли бы стать всего лишь очередным пунктом в списке олимпийских строек, если бы не содержание их архитектуры, заставляющее рассмотреть эти два проекта внимательнее.

Город Филиппова расположен на отметке 540 м, а поселок Атаянца — на 960 м, поэтому они несколько отличаются по характеру. Проект Филиппова изображает некую отчасти случайную городскую структуру, хотя и облагороженную архитектором, — с пешеходными улицами, многоэтажными домами, площадями и прочими бульварами. Поселок, спроектированный Атаянцем, видимо, должен напоминать горную альпийскую деревню, со временем превратившуюся в популярный курорт: он состоит из нескольких отдельных частей, связанных между собой дорогами, и застроен в основном особняками — как бы подновленными деревенскими домами и корпусами современного гостиничного комплекса.

В этом проекте в первую очередь поразителен сам факт возведения целых городов наново: это нечто невиданное с советского времени. Но применяющийся при этом архитектурный язык даже эклектичней, чем советский довоенный социалистический реализм. А в том, как этот язык применен, заключается идеологический посыл, удивительный тем более, что он исходит от признанных специалистов по античной архитектуре. Если советские архитекторы настойчиво пытались создать идеальный город, базирующийся в определенном смысле на платоническом представлении о надмирной гармонии, хотя бы и в марксистско-ленинском прочтении, то Атаянц и Филиппов прямо указывают на то, что никаких таких особенных эйдосов нет: реальность среднестатистического горного городка южной Европы и есть вожделенный идеал. Единственное, чего ему не хватает, — достижений современной инженерии и привычных для жителей крупных городов России коммерческих сетей. Тщательность и чрезвычайная детальность выражения этого мировоззрения вызывает, признаться, оторопь.

Попытка сочинить исторический, естественно развивавшийся город с градостроительной точки зрения заведомо обречена на провал — просто потому, что место суммы случайностей и решений, растянувшихся на поколения, занимают воля, знания и произвол единственного архитектора. Сходство может быть значительным, но онтологической разницы избежать невозможно. В сущности, та же проблема преследует подобные начинания на всех уровнях реализации. В этом скрывается глубинная шизофреничность подавляющего большинства попыток современной ордерной архитектуры: ордерная декорация в современном мире осталась атрибутом высокого статуса, а он требует использования новейших конструкций, технологий, материалов и оборудования, прямо противоречащих самой поэтике ордера.

Но самым жутким в проектах обоих городов остается плоть зданий. Независимо от того, какая греза вела архитекторов, угрюмая реальность коммерческой застройки средней руки отравляет романтические видения. Достаточно взглянуть на перспективы улиц города Филиппова, чтобы обнаружить, что за живописным разнообразием фасадов скрываются дома с единой высотой этажа, неизменной по всей длине улиц. Планировки многоквартирных домов, как выясняется, нисколько не следуют эстетизму, с которым разработаны их фасады, а представляют собой наборы традиционных квартир типа «холл + несколько комнат» среди железобетонных несущих колонн. Отдельные дома Атаянца, хотя и обнаруживают бóльшую изобретательность, мало отличаются по планировкам друг от друга. В этом можно усмотреть тонкий намек на их традиционализм, но при тиражировании он начинает казаться безразличным штампом. Такого не ждешь от архитектора, обладающего собственным вкусом, столь обильно проявленным во внешнем облике зданий. Вообще безразличие к жилью, уже давно ставшее нормой для русской архитектуры, оставило свой след и на этих проектах.

То же и с материальностью построек. Пока что едва заканчиваются отдельные фундаменты, поэтому об окончательном виде зданий говорить не приходится. Однако лес арматуры, растущий над бетонными плитами оснований, не позволяет питать надежд, что конструкции и отделка будут сильно отличаться от привычных «эффективных» способов домостроения, противоречащих всему ремесленному пафосу старой архитектуры.

Оба архитектора в своих градостроительных высказываниях воспевают естественную историческую случайность, но во внешней архитектуре зданий стремятся к гармонии ордера. Однако вся суть ордера — в неограниченной масштабируемости порядка, причем порядка человеческого настолько, насколько человек есть творение Всевышнего. Отсюда следует необходимая рукотворность построенного, мастерская работа, воплощенная в каждой детали здания. Волшебство возникает из неидеальности человеческого труда, стремящегося к воплощению идеального. Обратный процесс, когда усилия механизмов направлены на воплощение неидеального, заведомо порождает нечто вовсе лишенное одухотворенности, хотя и, возможно, весьма ликвидное. В этом положении вещей, мне кажется, заключается высшая ироничная справедливость.