Простота и упрощение

Притцкеровская премия присуждена японскому бюро SANAA. По праву ли?

Имена:  Кадзуо Седзима · Рюэ Нисидзава

В этом году жюри Притцкеровской премии вновь обратило свое внимание на архитекторов, чьи произведения отличаются внешней простотой. На этот раз премию присудили японскому бюро SANAA, во главе которого стоят Кадзуо Седзима и Рюэ Нисидзава.

Работы SANAA отличают абсолютная отточенность, доведенная до крайности чистота и ясность пропорций и идей. Они известны и популярны в профессиональных кругах: в опросе, проведенном накануне вручения премии на сайте archdaily.com, они заняли второе место в списке кандидатов, лишь немного отстав от ветерана Стивена Холла.

Их работы — идеализированные пустоты, почти всегда белые; или прозрачные, отчаянно абстрактные здания. Передний край современной архитектуры — недаром им заказывают музейные проекты по всему миру. Музеи давно уже стали своего рода «образцовыми домами», полигонами архитектурного эксперимента. Кажется, что архитектура SANAA действительно находится на переднем крае. И довольно сложно объяснить, почему это не так.

Дело в том, что различие, о котором пойдет речь, почти неуловимо. Его легко показать на примерах, но и в таком случае всегда можно указать критику на то, что аргументация основана на вкусах, причем вкусах методологических, и потому ничтожна. Но — в эпоху все-приятия другого источника — уверенности, кроме личного вкуса, у автора не остается, и на него и приходится опираться.

Любая постройка есть результат разрешения чрезвычайно запутанного конгломерата проблем, относящихся к огромному числу областей, начиная с истории архитектуры и кончая техническими условиями водоснабжения. Полученное архитектором решение всегда основывается на некотором, свойственном только ему способе построения иерархии этих проблем, их взаимосвязи и достижения выраженного в материальном мире баланса их решений. Этот способ есть отражение личной философии архитектора — представлений о человеке, его потребностях, окружающем пространстве; и об архитектуре как искусстве. Результат применения этого мыслительного метода, то есть постройка, поддается при некотором аналитическом усилии расшифровке, по которой можно с определенной долей уверенности судить, на чем метод основывался. Знакомство с несколькими работами одного автора позволяет это понимание уточнить и углубить: таким образом зритель приобретает возможность яснее прочитывать его работы, а автор приобретает в глазах зрителя репутацию.

Что же тревожит в работах SANAA? Формально они выглядят безупречно — в них есть и тонкость, и изобретательность, и разнообразие, и масса неочевидных и изысканных приемов. Однако, рассматривая их внимательно, понимаешь, что эти находки ни из чего не следуют, приемы повисают в воздухе, лишенные опоры в сущности здания. Они хороши вообще, как таковые, как жест, как формальная находка, но не обладают связью с самим зданием, с его жизнью. Если взглянуть на планы Нового музея, то не обнаруживается никаких причин его пластики. Вольная кривизна павильона галереи «Серпентайн» вызвана одним лишь желанием авторов, и даже намеки на связь с окружением ее не оправдывают.

Тонкость и изысканность не могут быть самоцелью, не имеют права быть декоративным приемом — в противном случае это становится маньеризмом, и вся ценность этих качеств пропадает. Изящество должно быть результатом, побочным продуктом большего. Так говорят про решение сложной математической проблемы, что оно красиво, но красота здесь лишь следствие, а не цель.

Поэтому сбежавшиеся окна школы Цольферайн, сами по себе оригинальные и хорошо нарисованные, всего лишь украшение. Сдвинутые параллелепипеды Нового музея в Нью-Йорке при всем благородстве рисунка всего лишь рисунок, отпечаток формальной игры, высокой, благородной, но не насыщенной содержанием. SANAA стоят, заступив за грань, отделяющую содержательную архитектуру от показной. И хотя их образы восходят к утонченной философии, они остаются всего лишь образами, тенями настоящего, соблазняющими невнимательного зрителя.