ДМИТРИЙ ТИМОФЕЕВ докладывает о планах стратегических наступлений на тайном художественном фронте — в мастерских художников
Ведь все время что-то происходит. Возникают идеи и сникают, рождаются из болтовни и (или) размышлений проекты. Некоторые из них тут же отдают концы, какие-то делаются на авось и получаются удачными. Другие планируются и приносят деньги — столько, сколько было запланировано, плюс-минус; иные делаются запредельно дорогими и оказываются запредельно бессмысленными. И наоборот, и наоборот, и наоборот.Крайне занимательно наблюдать формирующуюся идею, становящуюся мысль, проект в его эмбриональных формах, находящийся на какой бы то ни было — первой ли, последней ли — стадии развития, но еще не успевший материализоваться, стать ощутимым, доступным критике. Наблюдать живой, развертывающийся процесс.
Так вот, чтобы пронаблюдать его, надо сходить в гости к тому, в ком этот самый процесс живет. И попросить развернуть его. Вслух.
Кулик: «Когда наступит жопа, все побегут на водопой. Тут-то я их тепленькими и возьму»
В гости. К кому? Вот, скажем, художник Олег Кулик. У него под потолком — две гирлянды индийских флажков. Огромный и печальный пес Куилти на одной стенке и какой-то худой индусский бог — на другой. Безразлично смотрят друг на друга. Полутьма, полный закусок стол, всегда кто-то вокруг: друзья, художники, сотрудники или банкиры. Сегодня приятной внешности молодой человек рассказывает про миллиарды, которые потерял их банк. Потом приходит куратор и тусовщик Александр Шумов, и ситуация уравновешивается. В плазменном телевизоре — фрагменты недавно поставленной в Париже Куликом «пространственной мессы». Красиво поют на латыни.
— Я не хотел делать оперу, а такую Вселенскую литургию, к нам ведь туда и мусульмане приходили посмотреть, и буддисты...
Кулик, как всегда, обаятелен. Любое место он делает «своим», в компании становится ее центром. Говорят, были времена, когда он, будучи не в духе, срывался на людей, ругался и был крайне тяжелым в общении типом. Говорят, тогда его мастерская была в подвале с каким-то «фотоаквариумом» в центре. Я тех времен не застал, слава Богу, а возвращаться они, похоже, не собираются. Бородатый человек в неизменных очках и шапочке под гирляндами с Буддой (если это, конечно, Будда) вроде умиротворен.
— А теперь что?
— Персональные проекты. Думал про что-то, что сначала называлось ну как бы «Верю-2». Но есть некоторые сложности. Все-таки «Верю» готовилась серьезно. Может быть, слишком серьезно...
— Ну, не слишком серьезно...
— Ну да, на самом деле не слишком. Это я так.
Как человек, которому пришлось подготовку той выставки наблюдать, могу подтвердить: действительно не слишком. Замах был широк, идея вдохновила многих, бесконечные встречи и обсуждения дарили драйв — это да. Но недопродуманность концепции сказалась на результате, который (в частности, некоторые участники) подвергли критике за развлекательность: хотели храм, а получился луна-парк.
— Понимаешь, Дима, как бы то ни было, перед нами стояла сложная задача — проявить инициативу там, где раньше ее не было, — в области веры. Новый проект такого же масштаба тоже должен быть направлен на расширение территории искусства. Я полагал, что художники снова соберутся. Пусть те же. Может, новые придут. Но я стал с ними общаться, а они откатились назад в своем духовном развитии, стали прагматичнее, жестче. Я не осуждаю их, я констатирую факт: делать выставку на тех же основаниях, что раньше, совершенно невозможно. Я ведь тогда не очень обращал внимание на то, что чувствуют художники. У меня была вера, пассионарность: нравится, не нравится — вперед! Тогда это было правильно. А сейчас у меня более трезвый взгляд. И я понимаю, что людям не нужна эта выставка. Им нужно показаться на биеннале, понравиться кураторам — это все понятно. Но я-то здесь при чем? Вера здесь при чем? Это нормальная, уважаемая мной карьерная позиция — сделать что-то лучше, чем другие. Но «Верю» была построена на другом принципе: там ты не делаешь лучше, чем другие, там ты делаешь с другими.
В плазменном телевизоре: Олег Кулик восходит на Кайлаш.
— Кайлаш — это такая гора в Тибете. Обойдешь — и смоет с тебя все грехи. Там холодно было… Вот… а сейчас я начал общаться, а мне говорят: «Да, только давай этого не будем брать, он бездарь, того — он вообще не художник», и всякий энтузиазм у меня пропал. Впечатление, что все они стали более индивидуалистичными, чем были тогда. Более того, я услышал такие упреки, что, мол: а чего ты сам ничего не хочешь сделать; что, ты хочешь нами прикрыться? Я подумал: что же мне мучить бедных художников, которые не хотят вместе выставляться? В принципе, они правы. Художник должен выставляться сам. Искусство — оно же очень чувствительно, одна работа с другой может не сочетаться. Все мечтают об индивидуальном проекте. Не ко времени это. А идеи, чтоб ее пробивать, продавливать, нету. Она была бы, если бы люди изменились, полюбили друг друга, сказали бы: да, мы отступаем от нашего эго и делаем общий проект. Этого не произошло. К тому же я художник. У меня есть какая-то судьба. Давно ничего не делал сам, действительно. Я от идеи не отказался, я ее отложил на потом, скажем так. Пусть пройдет кризис. Пусть все наедятся своей этой индивидуальностью. Пусть каждый почувствует себя реализованным. А когда жопа наступит, когда все поймут, что по одиночке далеко не уедут, что нужно вступать в коммуникацию, то дружно побегут, образно выражаясь, на водопой. Тут мы их тепленькими и возьмем. А сейчас рано. Не надо на каждой биеннале вылезать. Более того, я в результате часто оказываюсь битым. Все мне говорят: «Идея была правильная, сделано было неправильно». Ну что ж, я с удовольствием приму участие в правильном проекте, если мне предложат. Но никто же не предлагает. Поэтому буду работать сам. Можно сказать, что и на «Верю» была моя работа — организация пространства. Я хочу сделать сейчас несколько пространственных инсталляций, которые заключали бы в себе момент храмовости. Конечно, речь не идет о том, чтоб это было похоже на церковь. Там должен быть момент сакрального приключения. Это не должно быть ни в сарае, ни в подвале — не должно быть ощущения, что пространство само работает. Я хочу взять самое обычное, почти офисное пространство, огромное, несколько тысяч метров, — и его как-то так преобразовать. Надоело быть ответственным за всех. Мне пришла в голову светлая мысль: я же художник! Тот художник, который был раньше, умер. Ну и хорошо. А новый родился. Вот сейчас и посмотрим, что он собой представляет. И представляет ли что-то вообще.
Работы Олега Кулика, как авторские, так и кураторские, всегда вызывали либо влечение (это когда говорили «забавно»), либо отторжение (это когда говорили «ерунда»). Восхищение, порой смешанное с недоверием, были вызваны скорее его активностью и энергией. Даже у тех, кому то, что делал Олег, было попросту скучно: на кой Кулика понесло в Монголию? Вот сейчас кризис поехал в Тибет пережидать, например. Да и этот сакрально-приключенческий офис его…
{-page-}
Осмоловский: «Меня интересуют Ленин как артефакт и культура квакиутль»
Пожалуй, больше всего (возможно, и не зря) досталось Кулику за лайтбоксы с Лолитами и фотки со зверятами. Тогда, лет пять назад, Кулика громко критиковал художник Анатолий Осмоловский — за «искусство для бизнесменов». Теперь за это же (возможно, и зря) критикуют Осмоловского. Впрочем, тех, кого Осмоловский громко не критиковал, можно пересчитать по пальцам. Да и самого Осмоловского не критиковал только ленивый. Периодически он сам дает к этому поводы — взять хотя бы позапрошлогоднее его высказывание о ситуации, в которой оказалось жюри премии Кандинского: «Премия в этом году — это битва добра и зла. АЕСы — это зло, Альберт — слэш, который между, а я с «Хлебами» — это добро». За эгоцентризм Осмоловского порицают многие. Но нам сейчас не это интересно. Как и Кулик, Осмоловский находится в процессе постоянного движения. В отличие от Кулика никогда не забывает о том, что он художник. Думаю, если среди ночи спросить его, кто он, он первым делом так и скажет — современный художник. И не поспоришь.
В мастерской у него всё по-настоящему: скульптуры, эскизы, какие-то коробки, очевидно полные работ, оберточные материалы, краска даже («это для “Хлебов”»). В общем, классический «творческий беспорядок».
Но мы беседовали дома. В комнате без изысков. Пара книжек по философии, пара альбомов по искусству, аккуратно обрамленное фото с «Осмоловским-Маяковским» в углу.
— Что я планирую? Издательский проект. Не хочу называть его журналом. Издание не будет регулярным, там не будет рубрик. Скорее это альманах с относительной периодичностью. Может, три раза в год будет выходить, может, чаще. Рабочее его название — «Сверхискусство». Набираются материалы на некую тему, сопровождаются комментариями. Речь будет идти об изобразительном искусстве, академической музыке и поэзии. Будут, соответственно, теоретические и художественные тексты. Переводы и перепечатки старых материалов (скажем, в первый номер войдут статьи западных теоретиков искусства Клемента Гринберга и Петера Бюргера) и тексты актуальных российских авторов. Мои, молодого поэта и критика Сергея Огурцова — где-то пятьдесят на пятьдесят. Тема первого номера — «Авангард сегодня». Под авангардом подразумевается не исторический авангард, а установка: авангард — это передовое искусство. То искусство, которое обладает чувством превосходства над всем, что происходит в художественном процессе в данный момент. Обладает неким знанием, которое разделяется немногими и расценивается ими как нечто передовое. Сейчас есть такая концепция: наиболее передовой подход к созданию искусства сегодня связан с возвращением понятия «произведение искусства». Заглавным теоретическим текстом будет статья немецкого философа Харри Леманна, которая так и называется — «Авангард сегодня».
— А из поэзии что будет?
— Из поэзии представлены современный поэт Дмитрий Пименов и французский авангардист круга Tel quel Жак Рубо.
— А как с авангардом сегодня соотносится поэзия круга Tel quel?
— Дело в том, что, для того чтобы правильно размышлять об авангарде сегодня, необходимо знать, каким он был вчера и позавчера. С «позавчера» — авангардом, скажем, первой трети ХХ века — проблем нет: все издано, мы располагаем достаточной информацией об этом периоде. Но если говорить о «вчера», то есть о 50-х, 60-х, 70-х годах, то здесь полная пустота. Возьмем Францию. У нас есть огромное количество переведенных текстов философов вроде Деррида или Барта, но мало переводов художественной литературы. Роб-Грие переведен, но это первое поколение авангардистов. А со вторым у нас уже тяжело. Такие авторы, как Соллерс, Тибадо, не переведены вообще. Даже фамилий их никто почти не знает. А надо, чтоб знали. Тем более что опыты Tel quel связаны с работой русских формалистов, на которых они ориентировались. Критиковали, конечно, но ориентировались. На Якобсона впрямую ссылались. Поэтому, мне кажется, было бы естественно, если бы опыт формалистов, осмысленный французами, сейчас вернулся в Россию и, может быть, дал бы толчок новым мыслям о литературе, помог осознать литературный процесс. Так что просветительский пафос у издания, конечно, тоже есть. Мне и самому интересно это все почитать. Следующий номер будет называться «Художественная критика». Что такое художественная критика? Как она работает в системе искусства? Каковы ее задачи? Постараемся на эти вопросы ответить. Харри Леманн, автор первого номера, сейчас планирует в Германии конференцию, посвященную как раз критике. Там выступят наиболее известные художественные критики Германии. В том числе Петер Бюргер — самый влиятельный там после Адорно теоретик авангарда. Номер будет построен на материалах этой конференции.
Еще тема — «Ленин». Речь не идет о мемориальном сборнике. Хочется вытащить из Ленина не его тривиальную сторону, которая всеми левыми эксплуатируется бесконечно. Интересно, допустим, перепечатать анализ речей Ленина из журнала «ЛЕФ», опубликовать некоторые тексты Бадью о Ленине. Его хочется представить скорее как артефакт, необычное событие, а не как вождя.
Еще одна тема — это локальные экзотические культуры: культура индейцев — тлинкитов, квакиутль и хайда — на Северо-Западе Америки; культура Эфиопии IV—V веков, а именно эстетика эфиопских икон; и культура Армении. Первые две возникли в полном вакууме, окруженные неразвитыми, нецивилизованными племенами, неспособными составить им конкуренцию. Армения, наоборот, находилась в гиперагрессивной среде, но смогла сохранить свою культуру в относительно нетронутом виде. Думаю, можно провести аналогию между этим изданием и «ЛЕФом». Главная идея «ЛЕФа» была в том, чтобы художники, поэты и теоретики обдумывали метод создания произведения искусства. Такую же задачу я ставлю и перед этим альманахом: разобраться в том, что такое произведение и какие методы его создания существуют.
Художникам свойственны планы масштабные. Иначе, может быть, и нельзя. Потому что планам редко свойственно реализовываться на сто процентов. Редко свойственно им реализовываться даже процентов на пятьдесят, если уж быть честными. И по большому счету, не угадаешь — как, что, когда воплотится и воплотится ли вообще. Поэтому планировать практичнее впрок. Так больше шансов, что что-то действительно получится. И стараться делать.
Сегодня тот, кто занимается производством интеллектуальной, эстетической продукции, уже вызывает уважение. Тем более сейчас, когда в художественном, равно как и в музыкальном, литературном, киношном и прочих сообществах, активизировалось настроение ругать систему в целом и ее составляющие по отдельности, при этом не делая ничего, чтобы хоть как-то попытаться исправить ситуацию. Пусть, мол, сначала они исправят, а я потом подтянусь.
Как к самим авторам и результатам их деятельности ни относись, они находятся в движении, направленном — пусть в данный момент пока что на словах — на изменение ситуации в лучшую сторону. Но не стоит ни заранее радоваться, ни утешаться тем, что «вот кто-то сделает, и нам всем будет хорошо». Любой может потерпеть неудачу. Они тоже. Но когда человек проникнется идеей этого изменения и возьмется ее воплощать, будет больше шансов, что что-то действительно получится.
Посмотреть всю галерею
Еще по теме:
Звездочетов об Осмоловском: объекты для одномерного человека, 18.02.2009
Олег Кулик: «Это было как подарок судьбы», 27.01.2009
Анастасия Буцко. Олег Кулик дебютировал в роли оперного постановщика, 27.01.2009
Анатолий Осмоловский о природе перформанса, 9.10.2008
Вероника Хлебникова. Фильм про Кулика, 16.05.2008
Помело, орехи, лаваш... И все пищевое, 14.02.2008
КомментарииВсего:5
Комментарии
Читать все комментарии ›
- 29.06Московская биеннале молодого искусства откроется 11 июля
- 28.06«Райские врата» Гиберти вновь откроются взору публики
- 27.06Гостем «Архстояния» будет Дзюнья Исигами
- 26.06Берлинской биеннале управляет ассамблея
- 25.06Объявлен шорт-лист Future Generation Art Prize
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 25398545
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 8367264
- 3. Норильск. Май 1297468
- 4. ЖП и крепостное право 1118426
- 5. Самый влиятельный интеллектуал России 908215
- 6. Не может прожить без ирисок 839949
- 7. Закоротило 838923
- 8. Топ-5: фильмы для взрослых 794813
- 9. Коблы и малолетки 769636
- 10. «Роботы» против Daft Punk 605085
- 11. Затворник. Но пятипалый 513246
- 12. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 446166
Разных видов искусств много. Фотоискусство, киноискусство, искусство архитектуры, искусство живописи, искусство театра, видеоискусство, искусство инсталляции, искусство перформанса, искусство мультипликации, искусство кинодокументалистики, искусство книжной графики, искусство графики, декоративно-прикладные виды искусства, искусство дизайна, искусство скульптуры, искусство рекламы, искусство танца, искусство балета и т. д. и т. п.
В каждом виде искусства свои направления, течения, стили, школы, жанры и т.д. Очевидно, что Анатолий может предложить свои теоретико-практические поиски только в очень узком сегменте области визуального искусства. Возможно его место в сфере искусства скульптуры, направления абстрактивизма (абстракционизма, я называю эту сферу безобразной), течения минимализма, … тут пока сказать нечего, Анатолины объекты вписываются в виданный-перевиданный класс традиционных для этого течения объектов. Если он углубится в пучину течения и ему повезёт, может и решит задачу с обозначением и обоснованием, допустим, школы. Он просто мало ещё наработал и производит фальстарты – торопится. Наш автор в данном случае не являет пример беспристрастного исследователя области искусства, которую он представляет и вместо научного и обоснованного подхода являет пример подхода волюнтаристского и идеологического. Релятивизм и шарлатанство, «убалтывание лохов», симптоматичны для атомизированной симуляционной сферы безОбразного совриска. Конечно, для меня выглядят совершенно дико наскоки и психические атаки на здравый смысл, деятеля из какой-то низкоприоритетной сферы худпрактик, но с претензией на универсальность и безотносительную ценность. Отчётливо же видно вот что. Анатолий со своими объектами, ху.выми или ауратичными, кому как нравится, преспокойно куда-то течёт с миллионами подобных, в известный нам всем мир «визуальных практик товарного вида». В этом мире царит обесчеловеченность, неодушевлённость, безжизненность. В этом мире «объекты», «изделия», «штуковины», «концепты», «картины», «скульптуры», как будто товары-экспонаты в витрине магазина или модного бутика, аккуратненькие, новёхонькие, глянцевитые, чистоплюйненькие, рафинированные так и просят - ну посмотри какие мы красивенькие, возьми нас, купи нас. Кажется, что всё в этом «стоке» только что скинуло свою обёртку-упаковку, блестящий целлофан, освободилось от бирки с престижным названием фирмы, бренда. В этом мире если и встречаются субъекты человеческого вида, то они похожи скорее на инопланетян, в инопланетных облачениях с фантастическими аксессуарами в сфальсифицированном окружающем их подобии бытия, похожие на вещи, дорогих кукол или роботообразных существ. Эта нежить являет себя в качестве примера более совершенной, якобы желанной жизни, бытия-цели - здесь всё стерильно, ослепительно, внеисторично, беспамятно, внечеловечно, превосходно.
На наших глазах происходит ещё более полное отождествление произведения искусства с «визуальными практиками товарного вида». Товар, рекламирующий объект и объект- «произведение искусства» зачастую взаимозаменяемы. Если брать, к примеру, множество областей фотосферы, то здесь произошла полная подмена любых явлений человечности, одушевлённости, жизненности, выхолощенной эстетикой фоторекламы. Этот процесс воспроизводится в условиях суггестивно-манипуляционного глобального пресса невиданного ранее. У этого процесса есть свои пророки. Они - порождение этой образоборческой системы, обслуживающий персонал, визуализирующий «духовное мещанство», соучастники классовой сегрегации, занимающие по отношению к сложившейся обесчеловеченной цивилизационной системе позицию соглашательско-охранительного толка - разрешённые пророки-передовики Большой империи жёлтого дьявола. Они создают своих идолов и навязывают им поклоняться. Творят кумиров из пустоты. Чёрным называют белое. Боготворят безжизненное и ниспровергают жизненное.
Скажем им - нет!!! Белое – это белое, а не чёрное! Не будем поклоняться идолищам поганым! Образам - да! Личинам – нет! Многообразию Богатства жизни – да! Нищете безжизненности – нет!!!
www.pervov.ru
>Скажем им - нет!!! Белое – это белое, а не чёрное! Не будем поклоняться идолищам поганым! Образам - да! Личинам – нет! Многообразию Богатства жизни – да! Нищете безжизненности – нет!!!
Больные люди. Такое чувство что читаешь архивную газетку за пятидесятый год.