ДМИТРИЙ ТИМОФЕЕВ докладывает о планах стратегических наступлений на тайном художественном фронте — в мастерских художников
Ведь все время что-то происходит. Возникают идеи и сникают, рождаются из болтовни и (или) размышлений проекты. Некоторые из них тут же отдают концы, какие-то делаются на авось и получаются удачными. Другие планируются и приносят деньги — столько, сколько было запланировано, плюс-минус; иные делаются запредельно дорогими и оказываются запредельно бессмысленными. И наоборот, и наоборот, и наоборот.Крайне занимательно наблюдать формирующуюся идею, становящуюся мысль, проект в его эмбриональных формах, находящийся на какой бы то ни было — первой ли, последней ли — стадии развития, но еще не успевший материализоваться, стать ощутимым, доступным критике. Наблюдать живой, развертывающийся процесс.
Так вот, чтобы пронаблюдать его, надо сходить в гости к тому, в ком этот самый процесс живет. И попросить развернуть его. Вслух.
Кулик: «Когда наступит жопа, все побегут на водопой. Тут-то я их тепленькими и возьму»
В гости. К кому? Вот, скажем, художник Олег Кулик. У него под потолком — две гирлянды индийских флажков. Огромный и печальный пес Куилти на одной стенке и какой-то худой индусский бог — на другой. Безразлично смотрят друг на друга. Полутьма, полный закусок стол, всегда кто-то вокруг: друзья, художники, сотрудники или банкиры. Сегодня приятной внешности молодой человек рассказывает про миллиарды, которые потерял их банк. Потом приходит куратор и тусовщик Александр Шумов, и ситуация уравновешивается. В плазменном телевизоре — фрагменты недавно поставленной в Париже Куликом «пространственной мессы». Красиво поют на латыни.
— Я не хотел делать оперу, а такую Вселенскую литургию, к нам ведь туда и мусульмане приходили посмотреть, и буддисты...
Кулик, как всегда, обаятелен. Любое место он делает «своим», в компании становится ее центром. Говорят, были времена, когда он, будучи не в духе, срывался на людей, ругался и был крайне тяжелым в общении типом. Говорят, тогда его мастерская была в подвале с каким-то «фотоаквариумом» в центре. Я тех времен не застал, слава Богу, а возвращаться они, похоже, не собираются. Бородатый человек в неизменных очках и шапочке под гирляндами с Буддой (если это, конечно, Будда) вроде умиротворен.
— А теперь что?
— Персональные проекты. Думал про что-то, что сначала называлось ну как бы «Верю-2». Но есть некоторые сложности. Все-таки «Верю» готовилась серьезно. Может быть, слишком серьезно...
— Ну, не слишком серьезно...
— Ну да, на самом деле не слишком. Это я так.
Как человек, которому пришлось подготовку той выставки наблюдать, могу подтвердить: действительно не слишком. Замах был широк, идея вдохновила многих, бесконечные встречи и обсуждения дарили драйв — это да. Но недопродуманность концепции сказалась на результате, который (в частности, некоторые участники) подвергли критике за развлекательность: хотели храм, а получился луна-парк.
— Понимаешь, Дима, как бы то ни было, перед нами стояла сложная задача — проявить инициативу там, где раньше ее не было, — в области веры. Новый проект такого же масштаба тоже должен быть направлен на расширение территории искусства. Я полагал, что художники снова соберутся. Пусть те же. Может, новые придут. Но я стал с ними общаться, а они откатились назад в своем духовном развитии, стали прагматичнее, жестче. Я не осуждаю их, я констатирую факт: делать выставку на тех же основаниях, что раньше, совершенно невозможно. Я ведь тогда не очень обращал внимание на то, что чувствуют художники. У меня была вера, пассионарность: нравится, не нравится — вперед! Тогда это было правильно. А сейчас у меня более трезвый взгляд. И я понимаю, что людям не нужна эта выставка. Им нужно показаться на биеннале, понравиться кураторам — это все понятно. Но я-то здесь при чем? Вера здесь при чем? Это нормальная, уважаемая мной карьерная позиция — сделать что-то лучше, чем другие. Но «Верю» была построена на другом принципе: там ты не делаешь лучше, чем другие, там ты делаешь с другими.
В плазменном телевизоре: Олег Кулик восходит на Кайлаш.
— Кайлаш — это такая гора в Тибете. Обойдешь — и смоет с тебя все грехи. Там холодно было… Вот… а сейчас я начал общаться, а мне говорят: «Да, только давай этого не будем брать, он бездарь, того — он вообще не художник», и всякий энтузиазм у меня пропал. Впечатление, что все они стали более индивидуалистичными, чем были тогда. Более того, я услышал такие упреки, что, мол: а чего ты сам ничего не хочешь сделать; что, ты хочешь нами прикрыться? Я подумал: что же мне мучить бедных художников, которые не хотят вместе выставляться? В принципе, они правы. Художник должен выставляться сам. Искусство — оно же очень чувствительно, одна работа с другой может не сочетаться. Все мечтают об индивидуальном проекте. Не ко времени это. А идеи, чтоб ее пробивать, продавливать, нету. Она была бы, если бы люди изменились, полюбили друг друга, сказали бы: да, мы отступаем от нашего эго и делаем общий проект. Этого не произошло. К тому же я художник. У меня есть какая-то судьба. Давно ничего не делал сам, действительно. Я от идеи не отказался, я ее отложил на потом, скажем так. Пусть пройдет кризис. Пусть все наедятся своей этой индивидуальностью. Пусть каждый почувствует себя реализованным. А когда жопа наступит, когда все поймут, что по одиночке далеко не уедут, что нужно вступать в коммуникацию, то дружно побегут, образно выражаясь, на водопой. Тут мы их тепленькими и возьмем. А сейчас рано. Не надо на каждой биеннале вылезать. Более того, я в результате часто оказываюсь битым. Все мне говорят: «Идея была правильная, сделано было неправильно». Ну что ж, я с удовольствием приму участие в правильном проекте, если мне предложат. Но никто же не предлагает. Поэтому буду работать сам. Можно сказать, что и на «Верю» была моя работа — организация пространства. Я хочу сделать сейчас несколько пространственных инсталляций, которые заключали бы в себе момент храмовости. Конечно, речь не идет о том, чтоб это было похоже на церковь. Там должен быть момент сакрального приключения. Это не должно быть ни в сарае, ни в подвале — не должно быть ощущения, что пространство само работает. Я хочу взять самое обычное, почти офисное пространство, огромное, несколько тысяч метров, — и его как-то так преобразовать. Надоело быть ответственным за всех. Мне пришла в голову светлая мысль: я же художник! Тот художник, который был раньше, умер. Ну и хорошо. А новый родился. Вот сейчас и посмотрим, что он собой представляет. И представляет ли что-то вообще.
Работы Олега Кулика, как авторские, так и кураторские, всегда вызывали либо влечение (это когда говорили «забавно»), либо отторжение (это когда говорили «ерунда»). Восхищение, порой смешанное с недоверием, были вызваны скорее его активностью и энергией. Даже у тех, кому то, что делал Олег, было попросту скучно: на кой Кулика понесло в Монголию? Вот сейчас кризис поехал в Тибет пережидать, например. Да и этот сакрально-приключенческий офис его…
{-page-}
Осмоловский: «Меня интересуют Ленин как артефакт и культура квакиутль»
Пожалуй, больше всего (возможно, и не зря) досталось Кулику за лайтбоксы с Лолитами и фотки со зверятами. Тогда, лет пять назад, Кулика громко критиковал художник Анатолий Осмоловский — за «искусство для бизнесменов». Теперь за это же (возможно, и зря) критикуют Осмоловского. Впрочем, тех, кого Осмоловский громко не критиковал, можно пересчитать по пальцам. Да и самого Осмоловского не критиковал только ленивый. Периодически он сам дает к этому поводы — взять хотя бы позапрошлогоднее его высказывание о ситуации, в которой оказалось жюри премии Кандинского: «Премия в этом году — это битва добра и зла. АЕСы — это зло, Альберт — слэш, который между, а я с «Хлебами» — это добро». За эгоцентризм Осмоловского порицают многие. Но нам сейчас не это интересно. Как и Кулик, Осмоловский находится в процессе постоянного движения. В отличие от Кулика никогда не забывает о том, что он художник. Думаю, если среди ночи спросить его, кто он, он первым делом так и скажет — современный художник. И не поспоришь.
В мастерской у него всё по-настоящему: скульптуры, эскизы, какие-то коробки, очевидно полные работ, оберточные материалы, краска даже («это для “Хлебов”»). В общем, классический «творческий беспорядок».
Но мы беседовали дома. В комнате без изысков. Пара книжек по философии, пара альбомов по искусству, аккуратно обрамленное фото с «Осмоловским-Маяковским» в углу.
— Что я планирую? Издательский проект. Не хочу называть его журналом. Издание не будет регулярным, там не будет рубрик. Скорее это альманах с относительной периодичностью. Может, три раза в год будет выходить, может, чаще. Рабочее его название — «Сверхискусство». Набираются материалы на некую тему, сопровождаются комментариями. Речь будет идти об изобразительном искусстве, академической музыке и поэзии. Будут, соответственно, теоретические и художественные тексты. Переводы и перепечатки старых материалов (скажем, в первый номер войдут статьи западных теоретиков искусства Клемента Гринберга и Петера Бюргера) и тексты актуальных российских авторов. Мои, молодого поэта и критика Сергея Огурцова — где-то пятьдесят на пятьдесят. Тема первого номера — «Авангард сегодня». Под авангардом подразумевается не исторический авангард, а установка: авангард — это передовое искусство. То искусство, которое обладает чувством превосходства над всем, что происходит в художественном процессе в данный момент. Обладает неким знанием, которое разделяется немногими и расценивается ими как нечто передовое. Сейчас есть такая концепция: наиболее передовой подход к созданию искусства сегодня связан с возвращением понятия «произведение искусства». Заглавным теоретическим текстом будет статья немецкого философа Харри Леманна, которая так и называется — «Авангард сегодня».
— А из поэзии что будет?
— Из поэзии представлены современный поэт Дмитрий Пименов и французский авангардист круга Tel quel Жак Рубо.
— А как с авангардом сегодня соотносится поэзия круга Tel quel?
— Дело в том, что, для того чтобы правильно размышлять об авангарде сегодня, необходимо знать, каким он был вчера и позавчера. С «позавчера» — авангардом, скажем, первой трети ХХ века — проблем нет: все издано, мы располагаем достаточной информацией об этом периоде. Но если говорить о «вчера», то есть о 50-х, 60-х, 70-х годах, то здесь полная пустота. Возьмем Францию. У нас есть огромное количество переведенных текстов философов вроде Деррида или Барта, но мало переводов художественной литературы. Роб-Грие переведен, но это первое поколение авангардистов. А со вторым у нас уже тяжело. Такие авторы, как Соллерс, Тибадо, не переведены вообще. Даже фамилий их никто почти не знает. А надо, чтоб знали. Тем более что опыты Tel quel связаны с работой русских формалистов, на которых они ориентировались. Критиковали, конечно, но ориентировались. На Якобсона впрямую ссылались. Поэтому, мне кажется, было бы естественно, если бы опыт формалистов, осмысленный французами, сейчас вернулся в Россию и, может быть, дал бы толчок новым мыслям о литературе, помог осознать литературный процесс. Так что просветительский пафос у издания, конечно, тоже есть. Мне и самому интересно это все почитать. Следующий номер будет называться «Художественная критика». Что такое художественная критика? Как она работает в системе искусства? Каковы ее задачи? Постараемся на эти вопросы ответить. Харри Леманн, автор первого номера, сейчас планирует в Германии конференцию, посвященную как раз критике. Там выступят наиболее известные художественные критики Германии. В том числе Петер Бюргер — самый влиятельный там после Адорно теоретик авангарда. Номер будет построен на материалах этой конференции.
Еще тема — «Ленин». Речь не идет о мемориальном сборнике. Хочется вытащить из Ленина не его тривиальную сторону, которая всеми левыми эксплуатируется бесконечно. Интересно, допустим, перепечатать анализ речей Ленина из журнала «ЛЕФ», опубликовать некоторые тексты Бадью о Ленине. Его хочется представить скорее как артефакт, необычное событие, а не как вождя.
Еще одна тема — это локальные экзотические культуры: культура индейцев — тлинкитов, квакиутль и хайда — на Северо-Западе Америки; культура Эфиопии IV—V веков, а именно эстетика эфиопских икон; и культура Армении. Первые две возникли в полном вакууме, окруженные неразвитыми, нецивилизованными племенами, неспособными составить им конкуренцию. Армения, наоборот, находилась в гиперагрессивной среде, но смогла сохранить свою культуру в относительно нетронутом виде. Думаю, можно провести аналогию между этим изданием и «ЛЕФом». Главная идея «ЛЕФа» была в том, чтобы художники, поэты и теоретики обдумывали метод создания произведения искусства. Такую же задачу я ставлю и перед этим альманахом: разобраться в том, что такое произведение и какие методы его создания существуют.
Художникам свойственны планы масштабные. Иначе, может быть, и нельзя. Потому что планам редко свойственно реализовываться на сто процентов. Редко свойственно им реализовываться даже процентов на пятьдесят, если уж быть честными. И по большому счету, не угадаешь — как, что, когда воплотится и воплотится ли вообще. Поэтому планировать практичнее впрок. Так больше шансов, что что-то действительно получится. И стараться делать.
Сегодня тот, кто занимается производством интеллектуальной, эстетической продукции, уже вызывает уважение. Тем более сейчас, когда в художественном, равно как и в музыкальном, литературном, киношном и прочих сообществах, активизировалось настроение ругать систему в целом и ее составляющие по отдельности, при этом не делая ничего, чтобы хоть как-то попытаться исправить ситуацию. Пусть, мол, сначала они исправят, а я потом подтянусь.
Как к самим авторам и результатам их деятельности ни относись, они находятся в движении, направленном — пусть в данный момент пока что на словах — на изменение ситуации в лучшую сторону. Но не стоит ни заранее радоваться, ни утешаться тем, что «вот кто-то сделает, и нам всем будет хорошо». Любой может потерпеть неудачу. Они тоже. Но когда человек проникнется идеей этого изменения и возьмется ее воплощать, будет больше шансов, что что-то действительно получится.
Посмотреть всю галерею
Еще по теме:
Звездочетов об Осмоловском: объекты для одномерного человека, 18.02.2009
Олег Кулик: «Это было как подарок судьбы», 27.01.2009
Анастасия Буцко. Олег Кулик дебютировал в роли оперного постановщика, 27.01.2009
Анатолий Осмоловский о природе перформанса, 9.10.2008
Вероника Хлебникова. Фильм про Кулика, 16.05.2008
Помело, орехи, лаваш... И все пищевое, 14.02.2008
КомментарииВсего:5
Комментарии
Читать все комментарии ›
- 29.06Московская биеннале молодого искусства откроется 11 июля
- 28.06«Райские врата» Гиберти вновь откроются взору публики
- 27.06Гостем «Архстояния» будет Дзюнья Исигами
- 26.06Берлинской биеннале управляет ассамблея
- 25.06Объявлен шорт-лист Future Generation Art Prize
Самое читаемое
- 1. «Кармен» Дэвида Паунтни и Юрия Темирканова 3438062
- 2. Открылся фестиваль «2-in-1» 2338324
- 3. Норильск. Май 1268300
- 4. Самый влиятельный интеллектуал России 897611
- 5. Закоротило 822016
- 6. Не может прожить без ирисок 781703
- 7. Топ-5: фильмы для взрослых 758051
- 8. Коблы и малолетки 740665
- 9. Затворник. Но пятипалый 470784
- 10. Патрисия Томпсон: «Чтобы Маяковский не уехал к нам с мамой в Америку, Лиля подстроила ему встречу с Татьяной Яковлевой» 402775
- 11. «Рок-клуб твой неправильно живет» 370271
- 12. Винтаж на Болотной 343160
Разных видов искусств много. Фотоискусство, киноискусство, искусство архитектуры, искусство живописи, искусство театра, видеоискусство, искусство инсталляции, искусство перформанса, искусство мультипликации, искусство кинодокументалистики, искусство книжной графики, искусство графики, декоративно-прикладные виды искусства, искусство дизайна, искусство скульптуры, искусство рекламы, искусство танца, искусство балета и т. д. и т. п.
В каждом виде искусства свои направления, течения, стили, школы, жанры и т.д. Очевидно, что Анатолий может предложить свои теоретико-практические поиски только в очень узком сегменте области визуального искусства. Возможно его место в сфере искусства скульптуры, направления абстрактивизма (абстракционизма, я называю эту сферу безобразной), течения минимализма, … тут пока сказать нечего, Анатолины объекты вписываются в виданный-перевиданный класс традиционных для этого течения объектов. Если он углубится в пучину течения и ему повезёт, может и решит задачу с обозначением и обоснованием, допустим, школы. Он просто мало ещё наработал и производит фальстарты – торопится. Наш автор в данном случае не являет пример беспристрастного исследователя области искусства, которую он представляет и вместо научного и обоснованного подхода являет пример подхода волюнтаристского и идеологического. Релятивизм и шарлатанство, «убалтывание лохов», симптоматичны для атомизированной симуляционной сферы безОбразного совриска. Конечно, для меня выглядят совершенно дико наскоки и психические атаки на здравый смысл, деятеля из какой-то низкоприоритетной сферы худпрактик, но с претензией на универсальность и безотносительную ценность. Отчётливо же видно вот что. Анатолий со своими объектами, ху.выми или ауратичными, кому как нравится, преспокойно куда-то течёт с миллионами подобных, в известный нам всем мир «визуальных практик товарного вида». В этом мире царит обесчеловеченность, неодушевлённость, безжизненность. В этом мире «объекты», «изделия», «штуковины», «концепты», «картины», «скульптуры», как будто товары-экспонаты в витрине магазина или модного бутика, аккуратненькие, новёхонькие, глянцевитые, чистоплюйненькие, рафинированные так и просят - ну посмотри какие мы красивенькие, возьми нас, купи нас. Кажется, что всё в этом «стоке» только что скинуло свою обёртку-упаковку, блестящий целлофан, освободилось от бирки с престижным названием фирмы, бренда. В этом мире если и встречаются субъекты человеческого вида, то они похожи скорее на инопланетян, в инопланетных облачениях с фантастическими аксессуарами в сфальсифицированном окружающем их подобии бытия, похожие на вещи, дорогих кукол или роботообразных существ. Эта нежить являет себя в качестве примера более совершенной, якобы желанной жизни, бытия-цели - здесь всё стерильно, ослепительно, внеисторично, беспамятно, внечеловечно, превосходно.
На наших глазах происходит ещё более полное отождествление произведения искусства с «визуальными практиками товарного вида». Товар, рекламирующий объект и объект- «произведение искусства» зачастую взаимозаменяемы. Если брать, к примеру, множество областей фотосферы, то здесь произошла полная подмена любых явлений человечности, одушевлённости, жизненности, выхолощенной эстетикой фоторекламы. Этот процесс воспроизводится в условиях суггестивно-манипуляционного глобального пресса невиданного ранее. У этого процесса есть свои пророки. Они - порождение этой образоборческой системы, обслуживающий персонал, визуализирующий «духовное мещанство», соучастники классовой сегрегации, занимающие по отношению к сложившейся обесчеловеченной цивилизационной системе позицию соглашательско-охранительного толка - разрешённые пророки-передовики Большой империи жёлтого дьявола. Они создают своих идолов и навязывают им поклоняться. Творят кумиров из пустоты. Чёрным называют белое. Боготворят безжизненное и ниспровергают жизненное.
Скажем им - нет!!! Белое – это белое, а не чёрное! Не будем поклоняться идолищам поганым! Образам - да! Личинам – нет! Многообразию Богатства жизни – да! Нищете безжизненности – нет!!!
www.pervov.ru
>Скажем им - нет!!! Белое – это белое, а не чёрное! Не будем поклоняться идолищам поганым! Образам - да! Личинам – нет! Многообразию Богатства жизни – да! Нищете безжизненности – нет!!!
Больные люди. Такое чувство что читаешь архивную газетку за пятидесятый год.