— Вы работали в Венеции или готовили объекты здесь?

— То, что было в Венеции, сделано в моей подмосковной мастерской. Я построила копию пространства входа в Арсенал в натуральную величину. В Арсенале я только собирала работу. Мне как-то было страшно брать туда материал, что-то прямо там делать. Побоялась растеряться. Может быть, мне не хватило профессионализма. Можно было рискнуть, но я не стала, не знала, как это будет выглядеть. Я решила, что лучше дома сделаю всё: и вход, и выход, и подиумы, и стенку.

Подход к работе очевидно не «типично русский»: без «авосей», «как получится», «да успеем» и «так сойдёт». Впрочем, художник Аня Жёлудь приятно удивила не только этим.
Оживившись, она принялась рассказывать другую историю:

— Параллельно с биеннале я делала проект «Бункер» в Германии. Я уехала из России на машине в конце апреля, неделю делала «Бункер», потом поехала в Венецию, две недели делала «Коммуникации», снова поехала в Германию, там все доделывала... В общем, восемь недель туда-сюда, всё в цейтноте. Но это было интересно, нескучно. Все время в Венеции быть нельзя — там такая красота, что за полтора месяца может случиться передозировка.

Третьего июня открылась биеннале, тринадцатого открылась выставка Nord-Art, недалеко от Гамбурга. Там у меня, на этой большой выставке, где принимают участие порядка 250 художников, открылась собственная яма — «Бункер».

В этой выставке я участвую уже третий год. Там фабрика, как водится. Бывшие фабричные территории, на которых живет искусство. Куратор-художник Вольфганг Грамм со своей женой-художницей все там организуют и делают, их поддерживает завод по производству дренажных систем АКО, один из старейших в Германии. Они не привлекают никого от критической среды, никаких кураторов. Но в то же время там очень благоприятная атмосфера для работы. Маленький город, почти деревня; никакой суеты, шумихи. Весной начинается монтаж, в июне открывается выставка, и работает она до конца октября.

На этой фабрике есть место, где отливали когда-то крышки для люков. В этот раз я заранее сказала, что поеду, если мне дадут работать с этим местом. Там около двухсот квадратных метров ниже уровня пола. Нельзя сказать, что это совсем подземелье, но для того, чтобы туда зайти, нужно спускаться. Эта яма — почти посередине экспозиции, но там настолько много грязи, так сыро и вообще так отвратительно, что все всегда смотрели вниз, говорили: «Вот бы там что-нибудь сделать» — но никто не решался. В общем, мне дали на это добро, и в марте, после того как я съездила в Венецию, я поехала в Германию и начала очищать этот бункер сама, своими силами. Иногда мне давали помощников, но не то чтобы кто-то прям все за меня делал. Я находилась там с утра до вечера.

В «Бункер» я приезжала достаточно регулярно, все время о нем думала. Я четко знала, куда что хочу положить, где что хочу повесить. Большая проблема была с уборкой — это заняло много времени. Но дело того стоило. В итоге я отвезла туда объекты со своих предыдущих выставок: всю инсталляцию из «Лаборатории», живопись. Часть инсталляции посвящена истории фабрики и женщинам, которые на ней работали. Много-много всего, целый мир, и те же «Коммуникации» там появляются. Поскольку это происходило параллельно с биеннале, то связь одного проекта с другим явно присутствует. Это долгосрочный проект, я могу туда приезжать, что-то привозить, что-то вывозить. Это какой-то итог моей работы за последние пять лет. Он немножко похож на выставку «Музей меня», но только там всего больше, и вообще я им очень довольна. Только, к сожалению, его никто не увидит.

Делать свой «итоговый» (пусть и за пять лет) проект в месте, широкой публике малодоступном, современному художнику не очень свойственно. После превращения галерей в бутики молодые художники часто рассматривают искусство как дело прибыльное. Большие выставки в некоммерческих пространствах проводят, как правило, либо авторы, позиционирующие себя как «внесистемщики» (например, Гарик Виноградов), либо уже давно сформировавшиеся художники (например, Вадим Захаров). Таков стереотип. Но вот таким занимается молодой автор, художник вполне коммерческого заведения. И это заслуживает уважения.

— В Москве вы сейчас работаете с галереей «Айдан»?

— Да. По предварительным планам галереи, ближайшая выставка у меня должна быть в феврале.

— По духу она будет близка «Коммуникациям»?

— Галерейная история — совсем другая. Это не выставка. Если бы я показывалась всего раз в год и в галерее, тогда да... А так как есть другие проекты в местах некоммерческих, то незачем в галереях заниматься тем же. Галерея — это не выставка ради выставки, тут нужно думать не только о своем художественном эго, но еще и об интересах галереи. Здесь нельзя попросить кучу денег на реализацию проекта и сделать неизвестно что.

В «Айдан-галерее» сложное пространство: нет высоты из-за рампы со светом, колонна, какие-то странные вытяжки, стены разной высоты, фактура потолка много на себя берет. Если с «Железной свадьбой» осенью я как-то выкрутилась, то сейчас не знаю, как быть.

— То есть вы в таком пограничье: работаете на коммерческих и независимых территориях, и везде чувствуете себя комфортно?

— У меня есть планка — не врать самой себе. Что в «Айдан», что в Арсенале я делаю то, что мне интересно, то, что нравится.

Про «Железную свадьбу» я могу сказать, что, понимая рамки, установки и всю несвободу при работе в галерее, я решила, что надо не сопротивляться всему этому, а, наоборот, идти навстречу. «Железная свадьба» — это проект не вопреки, а на поводу. Я специально сделала гламурный проект про свадьбу, роскошную такую выставку. Приходили блондинки, мерили платья, фотографировались. К тому же это «Винзавод». Я старалась соответствовать формату, в котором нахожусь. Но старалась соответствовать до той степени, до которой меня это не коробит.

Вот, пожалуйста, и «Абсолют». Сложно назвать это выставкой. Это другой формат. Не галерейный и не выставочный. Но я приняла в этом участие, у меня там ноутбук стоит. Когда еще на такой проект деньги выделят? Мне, кстати, кажется, что им удалось не свалиться окончательно в рекламу. Они сделали праздник. Ну, такой праздник по поводу водки «Абсолют». Ну и что здесь плохого? Группа «Аэробика» выступала, я с удовольствием потанцевала. Мы просто по-русски очень серьезно ко всему относимся, с требованием высочайшего качества. А искусство — оно не для всех и не везде. Зачем ожидать искусства от промоакции? Или на арт-салоне?

Возникают некоммерческие территории, другие адреса, где нет этой галерейной, ярмарочной атмосферы, и все встает на свои места. Есть Московская биеннале, где происходит искусство, и есть «Винзавод», где происходит тусовка. Тут же можно купить и качественное искусство, которое осело, пройдя какие-то фильтры, — и что тут, собственно, плохого? Я в свое время очень жестко делила искусство на коммерческое и некоммерческое. Потом стало понятно, что все равно все коммерческое, потому что и для того, чтобы делать некоммерческое искусство, нужны деньги.

— И стало одинаково свободно и там, и там?

— Сейчас — да. Год назад я изводилась с делением коммерческого и некоммерческого, у меня ушло какое-то время, чтобы к этому привыкнуть, со всем этим смириться. Год назад я сказала бы: ой, «Абсолют», ой, промоакция, ой, какая ерунда. Наверное, «Железная свадьба» — как раз та выставка, на которой я со всем этим сживалась.

Аня Жёлудь — пример простой истины: художник — это в первую очередь художник сам по себе, а не художник-такой-то-галереи или художник-такой-то-субкультуры. Но при этом существование в качестве художника-такой-то-галереи, — во вторую, как максимум, очередь тоже не так плохо. Среди «интеллектуальствующих» молодых людей почему-то расхоже мнение: коммерческое = плохое. Но ведь деньги — не такая дурная вещь, если не ставить их во главу угла. Коммерческая выставка — это не так ужасно, если не делать только коммерческие выставки. «Вообще я занимаюсь искусством, но иногда делаю и коммерческие выставки» — позиция, которую можно уважать. В любом случае контекст только влияет на работу, но не определяет ее качество. И в коммерческих галереях не может не быть хороших выставок. Хотя бы иногда.

Подмосковная ангар-мастерская — Анино пространство? Анино. Глянцевая «Айдан» — Анино пространство? Анино.

Ей не дискомфортно и не тесно нигде — до тех пор, пока это не противоречит проекту «Аня Жёлудь».



Фотогалерея проекта Ани Жёлудь «Бункер»