Быть наблюдателем на выборах – что это за опыт?

«Я обычно чувствую себя отщепенцем, но здесь оказалась частью гражданского общества»

Многие художники и кураторы провели 4 марта весь день на избирательном участке, где прежде вообще никогда не бывали, и сами до сих пор не могут прийти в себя от удивления. Действительно, трудно объяснить такой всплеск социально-политической активности у людей, которые в своей профессиональной деятельности – и тут мы не откроем никакой тайны – не очень зависят от государства: такова уж специфика современного искусства как индустрии.

Так что же, они были на избирательных участках только как граждане? Нет, и как представители художественного сообщества тоже. Сообщества, которое в последние годы серьезно задумывается над своей социальной ролью и собственной структурой.

Традиционно роль художника и куратора – как раз отстраненный рефлексирующий созерцатель, придирчивый критик, бодлеровский фланёр и медгерменевтический «инспектор». В этой позиции очень комфортно, она более чем привычна и эстетически плодотворна. Что более естественно для художника, чем наблюдать?

Но интересно, что практически все ответившие на вопросы назвали важным опытом нечто совершенно другое: опыт социального участия, опыт знакомства с тем обществом, с тем потенциальным зрителем, который до сих пор – даже для так называемых «левых художников» – был предметом умозрительной конструкции.

Удивительно (а может быть, и неудивительно), что сам факт этого социального контакта, пусть даже негативного, воодушевляет наших респондентов и наполняет их оптимизмом. Странно (а может быть, и нет), что институция наблюдения, которая призвана была проследить за выполнением лозунга «За честные выборы!» и предполагала конфронтацию с теми, кто фальсифицирует, с теми, кто этому потворствует, а в скрытом виде и с теми, кто «искренне» за Путина, с тем «быдлом», о котором снова и снова отвратительно говорилось с трибуны митинга на Пушкинской, – что эта институция наблюдения привела не столько к противостоянию, сколько к хрупкому чувству солидарности. И от этого чувства уже можно перейти к выдвижению совместных и очень конкретных экономических и политических требований, разделяемых теми, кто составляет наши «99 процентов» ущемленных в своих правах. Девяносто девять, а не сорок и даже не шестьдесят, как в Москве.

Выборы, возможно, раскалывают общество, но наблюдение за ними его сплачивает: вот такой, чрезвычайно ценный, парадокс.



1. Вы были наблюдателем на выборах 4 марта. Было ли это интересно? Что нового вы узнали в какой бы то ни было области?

2. Если вы увидели в этом какую-то эстетику, то какую? Насколько этот опыт может быть в принципе транслирован в художественную/кураторскую/аналитическую/критическую деятельность?

На вопросы OPENSPACE.RU ответили:

Елена БАКАНОВА, галерист (Paperworks)
Фаина БАЛАХОВСКАЯ, критик
Арсений ЖИЛЯЕВ, художник
Екатерина ЛАЗАРЕВА, художник, куратор
Анна КАБИСОВА, фотограф, студентка Школы фотографии имени Родченко (ее фильм, снятый на избирательном участке, вы можете посмотреть в материале о конкурсе «Око за око»)
Влад КРУЧИНСКИЙ, художник (его комикс о выборах смотрите здесь)
Александра ОБУХОВА, искусствовед, критик
Оксана САРКИСЯН, куратор, критик
Мария ЧЕХОНАДСКИХ, куратор

Сергей СИТАР, архитектор, теоретик, написал в ответ на наши вопросы эссе, которое вы можете прочитать здесь.


Елена БАКАНОВА
К вопросам

Впечатлений много. По порядку: выяснилось, что основной состав группы наблюдателей – молодые люди мужского пола от 25 до 28 лет. В процессе внутреннего обсуждения действий группы я обратила внимание на непривычные словосочетания типа «приближенное вычисление корней и многочленов», «статистическая погрешность» и т.п. и начала задавать вопросы коллегам по поводу образования и рода занятий. Получила следующее:

Мельников Сергей. Московский физико-технический институт, факультет инноваций и новых технологий, в данный момент работает в компании «Яндекс»;

Константин Бауман. Образование – механико-математический факультет МГУ им. Ломоносова, аспирант Математического института им. В.А. Стеклова, сотрудник «Яндекса»;

Позднеев Александр. Образование – факультет вычислительной математики и кибернетики МГУ им. Ломоносова (математическое моделирование и суперкомпьютерные вычисления), аспирант;

Ротмистров Алексей. Государственный университет управления, преподаватель – «модели и методы анализа социологических данных».

Эта информация меня вдохновила чрезвычайно, и я подумала, что все у нас будет хорошо и у нас есть будущее. В смысле, не только на нашем УИКе 164 с подсчетами голосов (в этом не стоило уже сомневаться), но и у нас всех, проживающих на территории Российской Федерации. Так что вывод моего социологического наблюдения: вы, девушки, не там ищете парней. Парней нужно искать в группах наблюдателей на избирательных участках и на добровольных и непроплаченных митингах. Потому что именно там сейчас люди с совестью, амбициями, энтузиазмом и, соответственно, люди с будущим.

Эстетическое впечатление: избирательный участок располагался в бывшем особняке конца XIX века, теперь Доме ученых, по адресу Пречистенка, 16. Само здание – с многочисленными следами представления о роскоши и реставрации 90-х (фрагменты пластиковой лепнины и принтерная копия ангелов на плафонах), с наследием советского времени (мебель и красные ковровые дорожки); удручающего качества живопись на стенах, пейзажные фотографии Африки на пенокартоне (оказывается, это выставка), белый концертный рояль за тумбами голосования... В общем, все здание с его интерьерами – это образец отечественной панк-эклектики в нехорошем смысле слова. Также запомнился мем директора Дома ученых, который регулярно вбегал в зал и, грозя пальцем, произносил: «Отойдите от рояля! Не нужно писать на рояле!» – что привносило во все происходящее оттенок абсурда и наводило на мысли, что с эстетикой еще работать и работать. Но это отдельная тема, которая не имеет прямого отношения к выборам. В общем, есть ощущение, что эстетика у нас такая же случайная, дилетантская и несистемная, как политика, демократия и государственность.


Фаина БАЛАХОВСКАЯ
К вопросам

Да, это было очень интересно. Особенно опыт сотрудничества с разными людьми, в том числе и членами Избиркома, в ситуации, близкой к экстремальной – все устают, обиды, ощущение недоверия... Я увидела новое поколение – относительно молодые, зрелые люди разных убеждений, очень позитивные, хотят заниматься политикой: одному законы мешают бизнес делать, другой за справедливость, третьему интересен процесс, может, и карьера…

Самые сильные впечатления – от старости, показавшейся еще более ужасной, чем обычно, в самых престижных домах советской эпохи – это когда я ходила с урной по адресам.

Для кураторской деятельности кажется интересным сочетание таких совсем разных эстетик в одном пространстве – народ действительно стал «более лучше одеваться» и очень четко обозначать свою жизненную позицию через внешний образ.

И еще Фаина Балаховская написала в своем фейсбуке:

Нет худа без добра. Путин учит людей сотрудничать: на выборах наблюдатели всех видов были едины – кроме отличающихся антропологически и даже усевшихся так, чтобы ничего не видеть, единоросса и нашиста. После общения с реальными коммунистами и националистами мне не так страшно оказаться рядом с их флагами, как на прежних митингах. Может, поколение next лучше будет согласовывать интересы.


Арсений ЖИЛЯЕВ
К вопросам

1. Это было изматывающе и физически, и психологически. До сих пор не могу прийти в себя. Жалко людей из комиссий, несмотря ни на что. Уже немолодые люди, которые более суток без сна, в нервной обстановке стараются отдать все ради одной маленькой слезинки своего начальника. Дикий пафос и абсурд. Пожалуй, единственное интересное в наблюдении...

Еще я ходил по домам голосовать. Тоже можно отнести к категории «интересно» – девяностолетние бабушки, еле держащиеся или уже не держащиеся на ногах, в мрачных обшарпанных квартирах, голосующие по просьбам заботливых социальных работников... Когда видишь изнанку, видишь, как создается нерушимая мощь образа путинского будущего, становится невыносимо стыдно. Это интересно.

Нового много в основном из юридической области. Можно много рассуждать о психологии наших людей, но нет сил.

2. Безусловно, одно из открытий – это видеонаблюдение. Действительно, было почти божественное чувство. Этот опыт требует рефлексии... Если же говорить о непосредственном опыте наблюдателя на участке, то скорее приходилось жертвовать эстетикой в пользу эффективности. В итоге много отснятого до сих пор даже не разобрал.

Насколько этот опыт может быть транслирован в искусство – слишком небольшая дистанция, чтобы сказать что-то конкретное. Наблюдение было лишь звеном в борьбе за политические свободы. Но я уверен, что этот опыт был крайне важным для всего нашего общества. Мы станем «более лучше» наблюдать за тем, что называют «искусство»?


Анна КАБИСОВА
К вопросам

1. Это был очень интересный опыт, я получила возможность в максимально сжатые сроки и осуществить собственный ликбез, и наблюдать за тем, как только-только родилась и крепнет гражданская позиция других активистов-наблюдателей. В правовом поле я узнала, как могу добиваться того, чтобы мои права как избирателя были соблюдены. Узнала «из первых уст», какими категориями мыслят люди, пришедшие отдать свой голос за того или иного кандидата. Узнала, что такое ощущать на себе сконцентрированный вал негатива – как в течение получаса члены избирательной комиссии, прижатые к стенке правдой, тебя сперва проклинают, а потом извиняются перед тобой. Увидела людей, которые искренне любят Путина, болеют за него и готовы еле-еле (мужчина-инвалид), но идти и голосовать за «стабильность».

2. Это была эстетика «декоративности». Все выглядит как такое папье-маше – приукрашенно-аляповато-торжественное. И соответственно декорациям играются роли. Избирательная комиссия – роль справедливых учителей, а наблюдатели – борцов за правду. Как выяснилось к вечеру, часть моих коллег были подставными…

Сложно сказать, как это транслировать, но этот опыт может стать некой платформой для дальнейшей активности в традиции ситуационистов. В данном случае от практики к теории – художественным стратегиям, которые бы посредством искусства транслировали права и законы, которых не знает большинство населения страны.

{-page-}

 

Влад КРУЧИНСКИЙ
К вопросам

1. Да, безусловно, было интересно: на моем участке все прошло правильно и скучно, но зато по соседству вовсю шло веселье, мы с напарницей время от времени заглядывали на соседний участок – освежиться. Был кутеж: погоня за карусельщиками, нашисты, заблокированный в четыре ночи выезд с участка.

Что я узнал нового? Особенного – ничего, еще раз подтвердился тезис о том, что у нас всем заправляют женщины за сорок, и это прекрасно.

2. Эстетику я увидел все ту же, что мы видим начиная с декабря. Только в этот раз класс, у которого монополия на производство моды, мнений и красоты, впервые лицом к лицу столкнулся с классом, который он к этому производству не подпускает. Как и следовало ожидать, никакой новой эстетики из этого не произошло, хотя посмотрим, что там покажет «Око за око».

Когда разобрали кабинки и поставили их к стене, я посмотрел и ужаснулся: один в один современное искусство. Мне вообще кажется, что трансляция в искусство уже происходит автоматически. Уже, наоборот, надо делать умственное усилие, чтобы разделить гражданскую активность и какое-то эстетическое действие.


Екатерина ЛАЗАРЕВА
К вопросам

1. «Интересно» не то слово: местами было познавательно, а в целом очень отрезвляюще. Потому что иллюзия солидарности и единомыслия, порожденная Декабрем, рассеялась при подсчете голосов. Также было довольно утомительно, но совершенно очевидно – необходимо. Было напряженно, потому что голосование началось с одновременного появления двухсот пресловутых «работников непрерывного цикла», которые были внесены в дополнительный список и впоследствии оказались студентами академии, в которой работал участок. Именно студенты на нашем участке обеспечили явку 54% (против 46%), а Путину досталось в итоге 50%, хотя теоретически могло быть 42%. Очевидно, это было незаконно (вряд ли все они по своей доброй воле пришли в полдевятого утра, и вообще какие они «работники»?), процедуры нарушались на каждом шагу, и без наблюдателей закон явно был бы многократно нарушен. Все это было и, понятно, останется безнаказанным, хотя все заявления и жалобы написаны.

2. Вроде бы это не имеет никакого отношения к эстетике и к искусству, хотя при желании, безусловно, можно эстетизировать полученный опыт. В качестве образцов для «эстетизации» на ум здесь приходит многое – от кафкианского «Замка» до рязановского «Гаража», от концептуалистской одержимости счетом до новейшей партиципаторной эстетики. Например, можно написать пьесу, герои которой десять наблюдателей, представляющие различные классы и убеждения (наблюдать это было как раз довольно любопытно), и десять членов УИК, с которыми тут же испытываешь те самые «эстетические разногласия». Но скорее этот опыт в нашу профессиональную деятельность должен быть транслирован не эстетически, а этически, политически и прагматически. И об этом предстоит подумать в самое ближайшее время.


Александра ОБУХОВА
К вопросам

1. Интересно? Не то слово! Прежде всего, меня интересовало то, как и зачем я ввязалась в эту авантюру. Но, кроме шуток, самое важное (по крайней мере на сегодняшний день, дальше – посмотрим): насколько все-таки действенным подчас оказывается педантизм, доходящий до маниакального занудства. Что я узнала нового? Много нового из области социальной антропологии.

2. В этом не было никакой эстетики. Хотя любой человек с патологически эстетизированным сознанием мог бы усмотреть в антураже избирательного участка, самой процедуре голосования и поэтическом ритме человеческого балета в заданном пространстве нечто, потенциально способное стать искусством. Опыт транспонируется в профессию фрагментарно, но просто: «делай что должен, и будь что будет».


Оксана САРКИСЯН
К вопросам

1. Для меня работа наблюдателем стала важным социальным и политическим опытом. Я думаю, сейчас уровень политической грамотности людей стремительно растет, и мой в частности. Не только теоретически, но и практически нужно учиться; нужно не только понимать, как работает эта система, но и становиться ее частью. Я обычно чувствую себя в амплуа отщепенца. Но здесь я оказалась частью гражданского общества, моделью которой явилось для меня мини-сообщество избирательного участка №94 Пресненского района г. Москвы. Это в первую очередь люди, которые приходили голосовать, но это вообще отдельная история. Они потрясающие; их лица, непосредственное столкновение с ними, наверное, самое сильное событие. Они проходят как по подиуму, с одной стороны которого столы избирательной комиссии, с другой – наблюдатели. Театр в театре – это такая специфическая труппа, в которую входят избирательная комиссия во главе с председателем, наблюдатели от всех партий (нас было 15 человек всего) и даже полицейские. С одним из полицейских мне пришлось поговорить о литературе, и он меня страшно порадовал тем, что отлично знал Шаламова, Солженицына, был лояльно настроен к наркотическому опыту Булгакова и даже читал «Норму» Сорокина! Мы 24 часа провели в одном небольшом помещении все вместе, очень разные люди. Этот сюжет, правда, часто встречается в кинематографе («Гараж» Рязанова).

Механизм выборов очень любопытен. Он предполагает особый ритуальный стиль поведения и высказывания, с одной стороны; с другой – это очень сложные математические подсчеты, которые включают в себя долю канцелярской неточности, поскольку организовано у нас все чудовищно архаично. Люди работают вместо машин, как рабы на галерах, и в 4 часа утра, когда нам выдали заверенную копию протокола участковой избирательной комиссии об итогах голосования, вокруг были одни лунатики. Представить, что в этом экстремальном сверхнапряжении сил люди вполне адекватны, нельзя. Думаю, надо в корне менять всю систему выборов, с момента того, кто и на каком основании удостаивается почетного права организовывать выборы, до механизма подсчета бюллетеней (хотя бы машины для счета денег, что ли, для контроля человеческого фактора ввели бы) и контроля за процессом на всех уровнях. Весь механизм нужно модернизировать. Сейчас это больше всего напоминает игру в лото: встают два игрока и начинают в разных конфигурациях выкрикивать: «Путин-Прохоров-Прохоров-Путин-Зюганов-Прохоров-Миронов-бюллетень недействителен-Путин-Прохоров-Путин-Путин-Жириновский» и т.д.

2. Эстетика была чудесная. Я даже не выдержала и вместо сбора документальных артефактов (нарушений у нас все равно не было) ударилась фотографировать всё в таком лирическом жанре летающих бумаг и конспиративно окрашенного линчевского сюрреализма. Помещение коридора школы, с его специфической эстетикой и стенгазетами типа «8 Марта» за урнами для голосования, к этому располагало. Не знаю, насколько у меня получилось удачно, но я выложила свое творчество на фейсбук; лайк, к сожалению, всего один: непопулярно, знаете ли, сейчас лирикой увлекаться. Обществу нужны реальные факты, документы и сильные символические знаки.

Насколько этот опыт может быть транслирован в искусство? Любой опыт транслируем, если это яркие переживания. Вот мы с Сережей (Ситаром. – OS) собирались на участок, как на войну, а оказались в вертепе. Потом достигли состояния изменения сознания к 8 часам утра, когда покидали участок. Реальность в этом состоянии становится очень активной и динамичной; она все время преображается, как на картинах импрессионистов и кубистов, плывет и изменяется. Но, думаю, это личный опыт, и напрямую, конечно, он в искусстве быть задействован не может. Будучи опосредован некими смыслами, идеями, концептуально отрефлексированный – безусловно. Этот опыт меняет и меня, как человека и как художника. Вообще это, на мой взгляд, долгие процессы. Другое дело искусство как в «Окнах РОСТА» и практики активизма – они внутри политического потока и предполагают четкую политическую и социальную позицию художника, на которую, как на веревочку бусы, нанизывается любой опыт очень быстро. И такого рода трансляция политического и гражданского опыта непрерывно происходит сейчас на наших глазах в работах многих прекрасных художников.


Мария ЧЕХОНАДСКИХ
К вопросам

1. Считаю, что это был очень важный опыт, социальный и политический. Кроме познаний из правовой и законодательной сферы, я получила много дополнительных знаний о том, как устроено наше общество. Гражданский контроль настолько аномален в обществе, где все пронизано неформальными отношениями, что официальная процедура наблюдения за выборами напоминает ситуацию испорченного семейного праздника. Наблюдатель – не член семьи, а посторонний гость, поэтому дискомфортно обеим сторонам. Одни не понимают, почему кто-то ворвался в их частную жизнь, другим неясно, почему, собственно, вся ситуация выглядит как семейное сборище. Чтобы добиться легитимности, нужно постоянно играть на этом различии – «стать членом семьи» и в то же время не быть им.

В повседневной жизни я сталкиваюсь только с несколькими социальными и профессиональными группами людей. На участке можно было встретить представителей разных социальных групп, происходило своего рода узнавание друг друга. Это очень полезно для движения в целом: только благодаря такому размыканию можно постепенно прийти к взаимопониманию и выработке универсальных требований, которые наконец смогут выйти за рамки требования «честные выборы».

2. У нас на участке наблюдатель Юлия Гампер сравнила все происходящее с фильмом Сидни Люмета «12 разгневанных мужчин». Вообще, мы все сошлись в том, что ситуация напоминает детективную киноэстетику. Уже к утру я фиксировала отдельные готовые сцены а-ля Кира Муратова, особенно когда засыпающая комиссия в 8 утра зачитывала данные голосования по муниципальным выборам с каждого бюллетеня. А потом, когда все уже были деморализованы и не могли фиксировать результат адекватно, в итоговые документы были вписаны сфабрикованные данные. Президентские выборы мы смогли отстоять, а вот муниципальные – уже нет. Нам всем хотелось, чтобы это кино вышло на большой экран. Это уникальный случай, когда документальное кино полностью выглядело бы как кино игровое.


Материал подготовила Екатерина Дёготь

Ссылки

• Сергей Ситар. Имена кандидатов, 07.03.2012