«Настало время искусства, понятного всем»

Есть ли место искусству на митинге? Нарисовать лозунг – это творческий или гражданский жест? И многое другое в опросе OPENSPACE.RU

Имена:  Анастасия Рябова · Андреас Зикман · Антон Николаев · Денис Мустафин · Иван Бражкин · Лада Наконечная · Никита Кадан · Николай Олейников · Хаим Сокол

В 1920-е годы политические манифестации были не просто источником вдохновения для художников — они были их произведениями. В 1927 году Владимир Маяковский в беседе с членами ЛЕФа заметил, что демонстрации 1918 года были такими сильными, потому что люди уходили с них непосредственно на фронт, но зато в 1927 году появился новый элемент — самолеты, который заставил демонстрантов посмотреть вверх, и это буквально придало новое измерение ситуации.

Чувствует ли сегодняшний художник эстетическое качество в ситуации митинга? OPENSPACE.RU задал вопросы об этом нескольким политически активным художникам, живущим в разных странах.

1. Когда вы находитесь на митинге или политической демонстрации, чьи требования вы разделяете, ощущаете ли вы себя художником?

2. Если вас попросят или вы сами захотите написать лозунг/нарисовать плакат для демонстрации, это будет частью вашей творческой деятельности (настолько, что вы включите эту работу в каталог своих произведений) или скорее гражданским жестом?

3. Может ли митинг или демонстрация послужить источником вдохновения для вас как художника? Возможно ли, что вы изобразите эти события в той или иной технике?

4. Готовы ли вы в какой-то момент сознательно отказаться от того, чтобы быть художником, если этого потребует политическая ситуация?

На вопросы ответили:

Иван БРАЖКИН, художник, Москва
Андреас ЗИКМАН, художник, Берлин
Никита КАДАН, художник, Киев
Денис МУСТАФИН, художник и активист, Москва
Лада НАКОНЕЧНАЯ, художник, Киев
Антон НИКОЛАЕВ, художник и активист, Москва
Николай ОЛЕЙНИКОВ, художник, Москва
Анастасия РЯБОВА, художник, Москва
Хаим СОКОЛ, художник, Москва


Иван БРАЖКИН, художник, которому приписывают авторство эмблемы «Белая ленточка на красном фоне» (автор идеи — Арсен Ревазов), а он это отрицает. Иван Бражкин несколько лет назад сделал аудиопроект, в котором он работал со звуками уличных митингов.
К вопросам

1. Когда нужно убегать от ментов или сидеть в «обезьяннике», мысль о том, что ты художник, не помогает!

2. [Нарисовать лозунг или плакат — это] целиком и полностью гражданский жест. Я не хочу артифицировать живой процесс политики, превращая его в фарс и нечто «искусственное». Готов все это делать анонимно и бесплатно, если это послужит нуждам революции. С другой стороны, я могу предоставить свое авторство, если в этом будет хоть какая-то необходимость.

3. Мне кажется, в моих работах это отражено в достаточной степени.

4. Без проблем! Для меня искусство — всего лишь медиум, а не цель.


Андреас ЗИКМАН, известный немецкий художник, неоднократный участник «Документы». В некоторых работах обращался к стилистике ангажированной социальной графики 1920-х годов в Австрии и Германии.
К вопросам

1.  Я в общем-то никогда себя не чувствую художником. Но с требованиями всегда проблема: лозунги — это отдел пиара. Зная, что многие из лозунгов носят компромиссный характер, относишься к ним дистанцированно. У меня также всегда проблема с языком в целом. Недавно мы с Мартой Рослер ходили на антифашистскую демонстрацию. Там были декларации солидарности с «нашими товарищами в Курдистане» и другие подобные термины архаичной антиимпериалистической риторики шестидесятых, от которых меня всякий раз коробит. Но мы все же пошли, чтобы выразить поддержку. Я хожу на такие демонстрации не как художник, но как citoyen в позитивном смысле этого слова, хотя такого понятия в Германии нет, так как исторически здесь почти не было гражданского кодекса. 


2. Это зависит от степени художественной включенности. Иногда люди просят разрешения использовать мои старые пиктограммы или просят меня нарисовать новые на определенные политические сюжеты. Недавний пример такого сотрудничества был в Утрехте, когда [художник] Матайс де Бройне связал меня с Голландским профсоюзом уборщиков (очень сильный профсоюз в Голландии. — OS) и попросил сделать для них пиктограмму. Для них было очень важно, чтобы это был не дизайнер, а художник, человек из другого контекста, который тем не менее думал про них и обращался к их проблемам. Искусство начинает жить собственной жизнью, когда оно используется. В Утрехте они использовали мою пиктограмму для легальных граффити, которые создали с помощью своих чистящих средств (так, что граффити оказались светлее остальной стены и со временем должны были поблекнуть. — OS). Если я буду когда-нибудь делать книгу своих пиктограмм, я эту работу туда включу, но профсоюз уборщиков будет значиться соавтором.

3. Демонстрации на меня очень повлияли, особенно в молодости. Есть нечто очень важное в том, как тела движутся вместе в пространстве, как они вместе создают Другого — полицию. Сколько я нарисовал копов? (Смеется.) Но я ведь не изображаю демонстрации в традиции документализма, я пытаюсь увидеть в них факты в более широком контексте политической конфронтации. Это, кстати говоря, очень важно, так как некоторые художники склонны фетишизировать протест, насилие и демонстрации. Это все очень похоже на телевизионные картинки про полицейское насилие, где никак не объясняется, почему, собственно, люди вышли на улицу. Медиа хотят создавать искаженный образ реальности, который представляет протесты в изолированном виде, но не вникает в суть вопроса. Цель их чисто утвердительная. Задача их в том, чтобы, даже показывая самое ужасное политическое насилие, утверждать, что все не так уж и плохо, по крайней мере, для смотрящего телевизор. Цель искусства — показать образы протеста более дифференцированно. Главное — не превратить их в новую форму агитпропа, избежать «логики эффективности», которая царит в медиа. Я пытаюсь использовать такие образы, но при этом показывать лежащие под ними конфликты, сделать их видимыми.

4. Для меня здесь нет антагонизма. Это уже проявление механизма власти — думать об искусстве и политике столь категорически как об отдельных вещах. Для меня искусство и политика взаимопереплетаются, это не антагонизм. Я бы продолжал заниматься искусством при диктатуре или во время революции, хотя репрессии или их отсутствие повлияли бы на то, как отнеслось бы к моим работам общество — как к искусству или не-искусству, в зависимости от ситуации. Конечно, я могу себе представить, что в случае прямой угрозы для моей семьи или меня лично я бы пошел на многое для выживания. Но я также полагаю, что чем ситуация опаснее, тем больше мы прибегаем к искусству, и не из идеализма, а чтобы сделать вещи публичными, выставленными в какой-то форме.


Никита КАДАН, художник (Киев), член и неофициальный идеолог группы «Р.Э.П.», которая в период «оранжевой революции» на Украине активно занималась политическим перформансом. В настоящее время группа во многом трансформировалась в коллектив «Худсовет», который работает в области исследовательской и кураторской деятельности, тесно сотрудничая с политическими, протестными, правозащитными организациями. Только что Кадан получил главный приз на конкурсе молодых украинских художников Pinchuk Art Center в Киеве.
К вопросам

1. Точно сказать не могу, не помню такого опыта, чтобы напрочь перестать ощущать себя художником.

2. Несколько моих работ имеют плакатную форму или плакатную часть — плакаты «Процедурной комнаты» использовались активистами в кампаниях против милицейского насилия. Это точно может быть включено в каталог произведений. Вместе с друзьями и коллегами из «Худсовета» я делал антиксенофобную постер-кампанию и оформления митингов — это скорее в архив общей работы. Иногда я просто помогал активистам нарисовать баннер так, как нужно им, — это утилитарное, архивировать нет нужды.

3. Может служить [источником вдохновения] — и прямо, и косвенно. Причем не только та демонстрация, с которой я солидарен. Вообще массовые волеизъявления — это тема, которая мне очень интересна.

4. Отказ от того, чтобы быть художником, — это жест, к которому может привести именно последовательность в художественной практике. А политическая ситуация может потребовать лишь временной невидимости или ограниченной видимости художника, как это не раз бывало. В конце концов, сегодняшняя социальная, экономическая и политическая ситуация такова, что большинство населения фактически не имеет доступа к «серьезной» культуре вообще и к современному искусству в частности. Прямо сейчас мы — неясно кто. Это развязывает нам руки — если мы не опознаны как кто-то определенный, мы можем быть кем угодно.

{-page-}

 

Денис МУСТАФИН, художник и активист, инициатор многочисленных политических перформансов и акций.
К вопросам

1. Когда выходишь на митинг как художник, чувствуешь себя провокатором, поскольку используешь ситуацию в своих интересах, огрести в таком случае можно как от полиции, так и от митингующих. Дмитрий Пименов продемонстрировал это на митинге 10 декабря на Болотной.

А в момент, когда начинается прямое противостояние с полицией, совершенно сливаешься с толпой.

2. Все равно, как правило, все стремится оформиться в акцию, а затем экспонируется в соцсетях.

3. Вдохновляет, особенно разочарование, когда ждешь от митинга больше, а получаешь всего лишь еще один митинг. Тогда сразу начинаешь прикидывать, что мог бы сделать, чтобы результат был иным. Могли ли митингующие прорвать кордоны и захватить город, например.

4. Когда политическая ситуация требует, становишься активистом.


Лада НАКОНЕЧНАЯ, художник (Киев), член группы «Р.Э.П.», а в настоящее время — коллектива «Худсовет», о которых см. выше. Участница основного проекта Четвертой Московской биеннале.
К вопросам

1. Я, как, надеюсь, каждый, кто участвует в митингах, в первую очередь являюсь и осознаю себя гражданином, субъектом низовой политики. Это определенно не должно исключать использование профессиональных навыков — скажем, журналисты, социологи, правозащитники и т.п. обязаны применять свои знания и умения ради общего дела. В то же время каждый в ситуации «выхода на улицу» должен стать отчасти и художником, и правозащитником или даже психологом, охранником и, если будет необходимо, доктором.

2. Каждый случай довольно индивидуален и зависит от многих факторов. Ведь хорошая акция не всегда равна хорошему искусству и не обязана им быть. Активистская акция предполагает скорее быстрое действие, моментальный эффект, с четкими высказываниями, достаточно простыми в прочтении. Плакаты, протестное «обмундирование» как функциональные вещи направлены на поддержание настроения, духа протестующих и используются для передачи, транслирования их волеизъявлений и позиций. Но протестное искусство не ограничивается этими задачами. Оно также может иметь разную форму и места существования. Грубо говоря, одни художники помогают осознать происходящее в данный момент, формируют язык реакции на эти события, другие работают с травмами истории, третьи апробируют возможные отношения будущего. Нисколько не умаляя значимости художественного внедрения в протестное движение, скажу, что лично моя сфера работы сейчас иная — работаю с искусством медленного действия.

3. Все происходящее в социально-политической среде имеет прямое воздействие на меня и опосредованно — на мое искусство. Такие мощные всплески гражданского самосознания, солидарности, какие мы сейчас наблюдаем в России, не могут быть проигнорированы. Но, к сожалению, людям присуще быстро все забывать. После потрясений мы возвращаемся к привычному для нас способу жизни. В таком случае изобразить, рассказать о событии недостаточно. Более действенным является создание работ, не объясняющих, а проблематизирующих события. Глубокие изменения в общественном сознании может вызвать как раз не стрессовая ситуация, а происходящее, так скажем, в обыденном времени; не сильный образ, например, единения, а его переживание в реальном времени. Именно искусство, я верю, способно дать инструментарий для осознания мира социальных отношений, вообще помочь понять, что происходит вокруг, да и внутри нас тоже.

4. Художник — это не искусственный конструкт, заданный извне, который можно сбросить. Я готова отказаться от узкопрофессиональной деятельности в сфере и системе искусства, если почувствую острую необходимость или требование обстоятельств.


Антон НИКОЛАЕВ, художник и активист, член группы «Бомбилы», один из основателей (наряду с группой «Война») Профсоюза Уличного Искусства.
К вопросам

1. Я чувствую себя как профсоюзный деятель, который занимается своей работой без отрыва от производства. Я разделяю требования Профсоюза Уличного Искусства об освобождении члена президиума Профсоюза Уличного Искусства Петра Верзилова и нашего активиста Матвея Крылова. Я дежурил у суда, когда судили Петю, приходил в качестве свидетеля на слушания об изменении срока административного заключения, помог ему связаться с людьми и договорился с ментами, чтобы ему передали комплексный обед. По Матвею Крылову мы вместе с активистами Викторией Ломаско, Александром Глибиным и Давидом Абрамовым выходили на площадь Революции с лозунгом «Мусор, отпусти Скифа!» Об этом была опубликована заметка на сайте «Грани.Ру».

2. Я понимаю разницу между лозунгом и художественным произведением в стиле леттризм следующим образом: лозунг — это визуальное оформление социального или политического высказывания, леттрическое произведение — либо символическое высказывание, либо критическое высказывание, вскрывающее какое-то дискурсивное поле. Активистская практика часто порождает переходные формы — политические лозунги, еще пахнущие искусством.

3. Таким проектом занимается Виктория Ломаско. Мы иногда работаем вместе: я создаю событие, она фиксирует его в духе Херлуфа Бидструпа или советской книжной иллюстрации. Мы давно этим занимаемся — пытаемся создать такое искусство, как будто бы нонконформизма и концептуализма никогда не было.

4. Мне больше нравится говорить об этом в модусе становления. Я хочу быть художником, бесконечно стремящимся к тому, чтобы стать социальным активистом.


Николай ОЛЕЙНИКОВ, художник, член группы «Что делать».
К вопросам

1. Я не отделяю себя-художника от себя-не-художника ни на демонстрации, ни в постели, отдаю себе отчет, что так может проявляться ограниченность натуры, но это не важно.

2. Делаю это постоянно: мои вполне автономные произведения появляются в качестве агитации на улице, и наоборот, вещи, которые делаются специально для улицы, могут быть потом показаны в музее.

3. Вдохновением для произведения может послужить скорее агенда (суть требований. — OS), чем собственно демонстрация, хотя и такое бывает.

4. Уверен, что отказываться не придется, просто потому что я не отделяю себя-художника от себя-не-художника (см. ответ на первый вопрос).



Анастасия РЯБОВА, художник, лауреат премии Кандинского 2011 года в номинации «Медиа-арт».
К вопросам

1. На митингах, безусловно, в беспамятство я не впадаю. 10-го я шла с социалистами — это наиболее актуальное в свете текущих реформ течение.

2. Рисование лозунга или плаката сегодня скорее касается оформительской деятельности. Ровные красивые буквы я вряд ли смогу нарисовать — не умею. Так что оформитель из меня никакой. Протестные движения нуждаются в трансформации собственного эстетического языка. Плакатами и транспарантами дело уже давно не ограничивается.

3. Мне сложно примерить на себя эти термины: «вдохновение, изобразите». Это чуждые мне координаты.

4. Не вижу противоречия между тем, чтобы быть художником, продолжать мыслить как художник и действовать согласно курьезам политической ситуации.


Хаим СОКОЛ, художник.
К вопросам

1. Собственно, внятных, артикулированных требований, помимо перевыборов и «долой жуликов и воров», ни у кого нет. Мне показалось, что на Болотной наиболее многочисленным и самым организованным был хор националистов всех мастей — у них были и мегафоны, и флаги, и понятный всем без исключения программный лозунг «Россия для русских». И это меня пугало и отталкивало, не только, понятно, от них, но и от толпы, и от оппозиции. Я шел с Левым фронтом. Но у левых, к сожалению, тоже, кроме общих «Власть миллионам, а не миллионерам» и т.п., я не слышал ничего конкретного — ни о социальных проблемах, ни о расизме и гомофобии, ни о подавлении трудовых и социальных прав. Поэтому я чувствовал себя довольно одиноко.

2. Я считаю, что сегодня (не знаю, к сожалению или к счастью) настало время искусства, понятного всем. Профессиональное должно слиться с гражданским. Это значит, что художники могут и должны бороться за перемены в обществе именно и прежде всего как художники, помогая оформить, визуализировать, выразить социальный протест. Конкретно это должно выражаться в создании социальной рекламы, плакатов, в разработке символики и т.д. Можно потом эти работы включить и в каталог. Но главным каталогом должна стать улица. В противном случае этим займутся политтехнологи и рекламщики, и тогда мы рискуем утратить принципиальный, на мой взгляд, момент — субъективность.

3. Конечно, может [послужить источником вдохновения]. Я сам оторвался от «своих», фотографируя происходящее. Это невероятно мощный источник вдохновения, но не столько для изображения конкретно этих событий, сколько для действия. А сами события можно потом изобразить.

4. Еще раз: я не вижу здесь противоречия, если мы, конечно, не замыкаем художника в узком музейно-галерейном кругу. Выйти за пределы галерей и выставочных пространств? Легко.

Материал подготовила Екатерина Деготь