С добрым утром, Венеция!

Зарубежные критики ругают проект Даниэля Бирнбаума. Но больше всего досталось Лайаму Гиллику и его дохлой кошке

Имена:  Даниэль Бирнбаум

Из всех масштабных смотров современного искусства Венецианская биеннале всегда получает самое большое количество отзывов в прессе. В древний город на воде слетаются со всех концов света критики и журналисты, а затем расплачиваются за свои поездки двумя или более текстами — «фунтами мяса», что вырезаются из плоти их эстетического переживания современного искусства, что бы под этим самым искусством сегодня ни подразумевалось.

Действительно, биеннале как раз помогает дать определение этому опыту и привести статистику к общему знаменателю. Какой процент от искусства составляют вечеринки на яхтах? Какую долю — непосредственные эстетические переживания? Каков процент соображений политического или социального характера в этом опыте? Насколько Венеция является лишь завуалированной демонстрацией национальной гордости и богатства? И какие изменения происходят с этой горючей смесью в условиях кризиса?

Как выразился Дэн Фокс в блоге журнала Frieze в одном из своих семи постов, посвященных отдельным частям биеннале, «по сравнению с прошлыми годами ритм стал не таким бешеным. Возможно, отчасти потому, что из-за экономической ситуации выставка не кишела любителями бесплатного шампанского (чей удел, как мне всегда казалось, скорее созерцать декадентское забвение в духе Висконти, нежели осматривать современное искусство в Венеции). Но, возможно, также из-за сдержанного характера выстроенной [куратором Даниэлем] Бирнбаумом экспозиции».

Фокс также подмечает тенденцию, характерную как для основной экспозиции, так и для национальных павильонов: многие работы исследуют «экзистенциальные мучения высшей прослойки буржуазии», которая живет в мире некоего вновь актуализированного модернистского стиля. Возможно, самая очевидная иллюстрация к этому наблюдению — это работа дуэта художников Elmgreen & Dragset, курировавших павильон Дании и Скандинавии, в которой среди прочего фигурирует бассейн с утопившимся коллекционером. В интервью с Игмаром Драгсетом, сделанном vernissage.tv, проект объясняется самыми простыми словами. К нему также прилагается экскурсия, проводимая якобы агентом по недвижимости; смотрите ниже.



Большинство критиков сходятся во мнении, что основная часть экспозиции, курируемая Даниэлем Бирнбаумом, далеко не выдающаяся. Как подытожил Андраш Шанто в блоге Artworld Salon, «после открытия биеннале оказалось, что все комментаторы, так или иначе, приходят к одному выводу. Генеральная линия такова: если прошлая биеннале была просто ужасна, то нынешняя, прокурированная арт-вундеркиндом Даниэлем Бирнбаумом — вне всяких сомнений, одним из самых смышленых юных дарований на арт-сцене — банальна и однообразна».



Откуда такое единодушие, особенно среди англоговорящих критиков? Одна из причин, возможно, кроется в том, что люди приехали в Венецию с завышенными ожиданиями. А экспозиция Бирнбаума ускользает от каких-либо четких заявлений по поводу текущей ситуации в мире.

В блоге американской ТВ-программы art:21 Лили Симонсон говорит, что «выбранная Даниэлем Бирнбаумом поэтическая тема 53-й Венецианской биеннале «Создавая миры» является в некотором смысле антитемой, которая как раз делает акцент на множественности трактовок современного искусства сегодня. <…> Действительно, название не только не помогает зрителю сориентироваться, скорее наоборот — активно его дезориентирует. Фраза «создавая миры» в некотором смысле парадоксальна: «создание» подразумевает соединение элементов, их согласование, структурирование, в то время как «миры» обозначает наличие множества дискретных частей, их рассредоточение, отсутствие последовательности».

Остальная часть ее рецензии посвящена художникам Полу Чену и Натали Дюрберг, каждый из которых, по мнению Симонсон, создает свой особый странный мир. Что практически всегда можно сказать про любого художника в любой момент времени.

Действительно, основная экспозиция была интерпретирована критиками как классический пример кураторского глобализма. Как отмечает Маркус Митрингер в австрийской газете Der Standard, «происхождение художника тут имеет значение только постольку, поскольку он выставляется в месте, отведенном для соответствующей страны или части света. Национальное же государство присутствует непрямым образом, в основном в виде нареканий, что их не пригласили. Проект Бирнбаума действительно велик в своем роде. Он зиждется, с одной стороны, на неповторимости/единственности тех, кто его выстраивает, и на множественности возможных материалов и утопий — с другой. Любой другой подход урезал бы картину, более узкая тема обернулась бы проигрышем, более внятная архитектура помешала бы высказыванию».

Что служит вполне внятным описанием глобального языка современного искусства, который появился в конце 80-х, если говорить об идеологии. Настоящее эстетическое содержание таких построений, возможно, все еще интересует людей, но сама идеология уже надоела... В этом, возможно, и кроется суть проблемы. {-page-}

Как пишет Самуэль Херцог из Neue Zuericher Zeitung, особенно раздражало то, что в экспозиции не было моментов, которые бы заставили зрителя застыть на месте: «не было секса, почти не было насилия, ничего глупого или, наоборот, завораживающего, ни стыда, ни сердечных страстей. <…> «Создавая миры» выглядит скорее как хорошо подобранная публичная библиотека: точно знаешь, почему сюда попала та или иная книга, но вот стащить ничего не хочется».

Йорг Хайзер, редактор Frieze Magazine, соглашается с ним: «Есть и хороший вкус, и интересные эстетические решения… Но, честно говоря, мне не хватало напряжения, актуальности, не хватало идейного напора, который бы вовлек работы в какие-то стимулирующие взаимоотношения, помимо формального «баланса» и «контраста». Я не обязательно имею в виду бескомпромиссные политические высказывания, которые, безусловно, способны вызвать такое ощущение. Я скорее о работах, которые ставят под вопрос собственный формальный и методологический язык или вообще хоть чем-то рискуют. Время призывает к безрассудным и авантюрным идеям, а не игре наверняка».

В этом Хайзер соглашается с критиком Майклом Киммельманом из New York Times, который упрекает Венецианскую биеннале в том, что она помешалась на профессиональной составляющей и превратилась в рутину. «Если какая-то выставка и способна отразить большую картину происходящего в искусстве сегодня, то эта рисует мир современного искусства скучным, чрезмерно профессионализированным, вечно в поисках нового консенсуса. Из него будто выкачали кислород. Вечно грезящие новыми концептами инсайдеры, разумеется, стали нежно ворковать насчет этой биеннале. Они невнятно бормочут что-то про вновь обретенную способность к самоанализу и новую серьезность».

Киммельман на этом не останавливается. Брюс Науман, которому Киммельман посвящает треть своего обзора, получил «Золотого льва», потому что его «работа смешнее, причем тем черным юмором, что обладает особой психологической глубиной, совершенно недоступной таким персонажам, как Elmgreen & Dragset». Словно предвидя возможные обвинения в необузданном патриотизме, он рассказывает о том, что происходит, когда кураторы и критики недостаточно любят собственную страну: «Германия, тщательно избегающая национализма, отдала свой павильон под британское искусство, выставив в нем Лайама Гиллика… И это самое неубедительное выступление Германии за десятилетия, причем по мнению большинства».

Для ознакомления с работой Гиллика посмотрите это профинансированное государством видео.

 

В немецкой прессе работа Гиллика, концептуально связанная с архитектурой немецкого павильона, в целом тоже вызвала негативную реакцию. Никому не пришлись по душе его сборная модернистская кухня и говорящая кошка. Холгер Либс из Sueddeutsche Zeitung предлагает такое прочтение: «Кажется, будто Гиллик пытается спорить сам с собой в этой работе. Голосом автора — воплощения власти — гротескным образом говорит пугающее мертвое животное. Однако оно ничего не объясняет, а просто произносит выдуманный текст». Контраст павильона и модернистской «франкфуртской» кухни якобы ставит под вопрос модернизм, на самом же деле происходит лишь накручивание банальностей. «Кухня слишком малобуржуазна, чтобы действительно быть оплотом сопротивления, и слишком невыдающаяся сама по себе, чтобы производить внятные смыслы. И все это вопреки или благодаря тому, что сделана она британцем, которого Министерство иностранных дел Германии пожелало продемонстрировать как символ своего интернационализма. Очень по-немецки. С кошкой или без».

Самая обличительная рецензия на немецкий павильон написана Уте Тоном и Ральфом Шлютером из Art Das Kunstmagazin. «Чтобы доказать небанальность своей невероятно банальной работы, Гиллик отсылает к обширной теоретической базе: его экспозиция служит исследованием модернизма, который противопоставлен историческому весу нацистской архитектуры… Но кухня остается функциональной, а нацистская архитектура — нацистской архитектурой… Впервые немецкий павильон представляет художник не немецкого происхождения. Как говорят, Гиллик провел большое исследование… То, что он произвел на свет — этакая домашняя заготовка, но все в ней пошло как-то вкривь и вкось. Давно уже биеннале не видела столь неприятной смеси интеллектуального самолюбования и банальности. Впрочем, как и сама Германия, где искусство и философская мысль находятся в максимально теплых отношениях». Концепция Бирнбаума не получает в рецензии никакой оценки, но авторы ставят вопрос о том, не является ли нынешнее распределение наград в Венеции отражением его кураторской политики как директора франкфуртской галереи «Портикус». Это очень серьезное обвинение. Однако оно вполне укладывается в общую интонацию немецких критиков, пишущих о биеннале, которая вызывает в них ненависть к самим себе и подавленную ксенофобию — в той же мере, в какой в англоговорящих критиках она пробуждает патриотов.

Возможно, самый открыто ура-патриотический текст о биеннале, который мне довелось читать, написан Джеки Вулшлагер из Financial Times. Ее любимцем предсказуемым образом выступил Стив Маккуин в павильоне Великобритании. «Если убрать работы Наумана, Маккуина и мерцающие водой и светом полотна великого испанского живописца Мигеля Барсело (в павильоне Испании. — OS), биеннале выглядит на редкость бедно. Международным павильонам в Джардини и Арсенале, экспозицию которого курировал Даниэль Бирнбаум, не хватает направления, мысли, идентичности и характера… Заглотнув эспрессо, я отправилась на прогулку к храмовидному русскому павильону в поисках «Победы над будущим». По крайней мере тут есть идеи и образы — и здесь не боятся национального статуса». Вулшлагер доводит англо-американский, «антиевропейский» по своей природе патриотизм до логического завершения, становясь патриотом России.

И не только потому, что русские устраивают самые крутые вечеринки. Как пишет Сара Дуглас из Artinfo.com, «русские были у всех на устах в первые дни биеннале… На вечеринке британского павильона Самир Сабет д'Акр, гиперпреданный коллекционер современного русского искусства, запыхаясь, перечислял, сколько русских мест он посетил за день: «Стеллу», видеоинсталляцию AES+F в параллельной программе, русский павильон, чего только не видел. И конечно, картина была бы неполной без столкновения с великим и могучим богом роскоши, гордым совладельцем Phillips de Pury & Co. Леонидом Фридляндом: он был замечен удаляющимся со скоростью ветра на водном такси, украшенном — о, как предусмотрительно! — вензелем аукционного дома».

Но как выясняется, русский десант более не вызывает столь пристального внимания авторов колонок светской хроники. Радужная эпоха накопления капитала позади, в свете сегодняшнего дня ситуация выглядит суровее. Брайан Дройткур из Artforum, кажется, принципиально избегал русских на протяжении открытия биеннале. Его колонка слухов целиком посвящена резвому веселью украинцев, шейхам из Дубая и азербайджанскому павильону Таира Салахова, где «много обсуждали параллельно празднующийся день рождения основательницы ЦСК «Гараж» Даши Жуковой на борту яхты Романа Абрамовича. Один русский художник хвастал тем, что не только позавтракал на судне Абрамовича, но даже сходил по-большому в туалет». С добрым утром, Венеция!