Как опознать гениальное

Придя на выставку, зритель часто не знает, куда себя деть, на что глядеть и что про это говорить. Отныне это не будет для вас проблемой: мы все объясним. Сегодня в программе: критик Екатерина Деготь и художник Ольга Чернышева побывали на выставке классика русской фотографии Юрия Рыбчинского и обсудили, какие фотографии там самые гениальные и почему

Юрий Рыбчинский – выдающийся фотограф 1970–1980-х годов. Работал в журнале «Советский Союз», после конфликта с руководством перестал выступать в официальной прессе, с тех пор снимал «для себя» в Москве и советской провинции – Череповце, Кириллове, в исправительных колониях, на пляжах и в заводских столовых. Лучше, чем кто бы то ни было, запечатлел «неофициальное» лицо СССР, оставил обширную документацию советских граффити, рукотворных плакатов, афиш, вывесок. В годы перестройки его жесткие фотографии получили огромную известность на Западе. Несмотря на это, в середине 1990-х годов фотографировать перестал. Живет в Москве. Его выставка организована Московским Домом фотографии.

О.Ч.: Вот эта мне больше всего нравится.


Е.Д.: Ну ты опиши, что тут изображено, а то вдруг фотография не получится.


О.Ч.: Ну, как только я начну описывать, вся прелесть пропадет. Ладно: первый план, кулисы, за ними почти ничего, пустота. Потом мы вдруг видим текст. Слово «Стадион», причем написанное самыми тонкими буквами, которые только могут быть. А над ним висит огромная тяжеленная штука... даже не знаю, как назвать... Вагончик такой, который явно сейчас раздавит и название, и этих хрупких девушек под ним... Причем фигурки эти так удобно тут себя чувствуют – нереальный, при этом очень убедительный мир. Я его никогда не видела и вместе с тем готова его узнать, потому что в нем есть некая сновидческая правда. Странная правда того, чего быть не может. Ведь с точки зрения архитектурного канона это полный нонсенс.


Мне вообще кажется, что это лифт. В нем есть некое замершее движение, кажется, что он сейчас начнет опускаться. Но при этом все очень благополучно, мы понимаем, что ничто никуда не упадет, все будет держаться. Ведь тут почти театральная, симметричная композиция, выстроенная по всем законам, потому что в ней есть и немножко асимметрии. Возникает интрига внутри этого покоя, но в общем-то эта интрига почти ни на чем не основана. Он ее увидел и снял – и всё. В этом нет ничего «нарочного», специального, эффектного.


При этом снято очень точно, потому что если бы было другое небо, например с облаками, мы бы потеряли этот графизм. Потерялся бы аскетизм, гениальный минимализм, что-то моцартовское. Часто видишь хорошую фотографию, но понимаешь, до какой степени художник вложился. А вот гениальные фотографии получаются сами, кажется, что они очень простые, но это результат огромного труда.

Е.Д.: Это ты описала в формальном плане. А в человеческом, социальном, историческом?

О.Ч.: Наверное, ощущение счастья вот под таким навесом, который еще и может защитить от дождя... Для постороннего взгляда все это, может быть, выглядит как страшный неуют, барачные постройки...


Е.Д.: А мне кажется, что этот вагончик сейчас улетит в прекрасное будущее. Оторвется от земли – и привет... Как будто это гондола воздушного шара... И вот они, наверное, по очереди на ней катаются, а девчонки ждут своего часа...






Е.Д.: А мне вот эта серия из трех фото больше всего нравится. Особенно девушка в центре, которую пересекает полоса тени. Кажется, что она вынырнула из воды и судорожно глотает воздух.


О.Ч.: Да, как будто она в машине тонет... Они все немного неживые, да?


Е.Д.: Зомби немного. Вот этот военный вообще спит. Смотри, тут написано «Военный ЗА РУЛЕМ»! Он с закрытыми глазами ведет! Они все в каком-то странном состоянии перехода, не принадлежат себе, с ними что-то внезапно «случается», они как под наркозом или гипнозом... Портрет перестройки, довольно точный, кстати.


О.Ч.: Да, если сравнить с теми девушками 1976 года, которых мы только что видели, – там была такая твердостиь и ясность, а тут все растекается, мороженое тает... Мировой кисель.


Е.Д.: Да, Советский Союз растаял...


О.Ч.: Хорошая серия. Потому что не журналистская, не для «Пари-Матч». Не примитивная. Держит непонятно чем. Скорее отсутствием, да? Отсутствием чего-то, что в жизни вроде бы должно было быть. Вот женщина справа как будто не на своем месте... Все в какой-то левитации.


Е.Д.: Это потому, что – обрати внимание – нигде нет земли, у них ноги не укоренены в почве. И нигде нет линии горизонта, а вертикали тоже все косые, как будто их ветром снесло... Единственная прямая – это тень легла. Все вкривь и вкось пошло, они как будто сейчас упадут.


О.Ч.: Да, такие мертвые души... Блуждают без цели... «Сколько их, куда их гонят, что так жалобно поют». И там еще, помнишь: «Кто их знает, пень иль волк?» Все оборачивается своей противоположностью, ничто не устоялось...


Е.Д.: А вот смотри, интересно: на правой картинке вроде бы происходит обмен мороженого на деньги, да? Но денег нет: они оба протянули ладонь раскрытую, оба как будто просят милостыни.


О.Ч.: Или судьбу свою читают.




О.Ч.: Вот еще гениальная. Очень сильные вообще бывают фотографии с текстами. Тут все опять все очень просто: холст, а на нем бумажка «Программа помощи человечеству». И видно, что человечество действительно нуждается в помощи, мягко выражаясь. Все и правда ужасно. Видишь, тут сплошные катастрофы. Падающие дома, летающие молоты... Молоты ведьм. НЛО сплошные. Тонкие материи явно разбушевались. Но это все на дальнем плане, а прямо перед нами затылки таких... ну как бы это сказать... таких женщин.


Е.Д.. Заботливых. То есть они и о своей прическе явно заботятся, но и о человечестве. Смотри, как они склонились. Озабоченно. Но главного спасителя мы не видим. Или, может быть, это главный злодей?


О.Ч.: Да, его лицо представляет собой такую волосатую кучу. Но композиция, главное, очень хорошая. Она сделана не ради фото, а ради этой травмы пространства. И оно правда травмировано, сплющено, как жертва каких-то темных сил. И снято это очень простыми средствами. Нас завлекают в эти тревожные пространства на маленьких фотографиях, но холстик держит, не дает уйти вглубь. И холстик-то дешевенький, проветриваемый... (Бортовка. – Е.Д.) И растение тут еще сбоку чуть-чуть поместилось, видишь? Умиротворенно, в уголке.


Е.Д.: Да, тут в нашем распоряжении буквально пятнадцать сантиметров отхода от стенда, а на стенде – прорывы в неизведанное. Очевидное–невероятное.


О.Ч.: Все очень просто, очень ужасно и очень документально. Приятно, что в фотографии нет никаких специальных эффектов. И волосы не дыбом, и ракурс простой.


Е.Д.: Однако эту фотографию невозможно забыть. И это, конечно, критерий номер один.


Выставка открыта в ЦВЗ «Манеж» до 15 февраля.