Письмо из Нью-Йорка: горошек, белочки и грибы

Этой зимой в Нью-Йорке прошли ретроспективы вчерашних enfants terribles – Дэмиена Херста, Маурицио Каттелана, Карстена Хёллера

Имена:  Дэмиен Херст · Карстен Хёллер · Маурицио Каттелан

Матерьяльчик в горошек
Наиболее экстремальные (или успешные, кому как нравится) проявления международной системы актуального искусства — корпоративные годзиллы, связки инвестор — галерея — художник. Недавнее глобальное шествие Дэмиена Херста по планете — пример такого слияния, или полного тождества корпоративного искусства и рынка инвестиций. В 11 франчайзинговых заведениях бизнесмена Ларри Гагосяна (Риме, Париже, Лондоне, Беверли-Хиллз и так далее) прошел одновременный показ «кружочков» бизнесмена Херста — полотен с разноцветными равномерно распределенными кругами, которые мастер, как нам напоминают организаторы, писал с 1986-го по 2011 год. Наконец-то мир увидел шедевр во всей его совокупности: тут были и крупные, и помельче, и прямоугольником, и пирамидкой, и даже в виде фирменного приложения для iPad-3.

На днях по долгу службы мне пришлось пройти через непростой культурный опыт и посмотреть пародийный боевик Kick Ass (2011). В фильме квартира главного злодея, убийцы и бандита, с роскошным видом на Нью-Йорк была обставлена «кружочками» Херста и другими работами поколения «юных британских художников». Являя метафору своей знаменитой скульптуры, Херст представляется мелкой акулой, живущей за счет больших. Выставка Херста в галереях Гагосяна — не только пример убийственной пафосности, цинизма и тупости, но также анахронизм докризисного мира, когда можно было мариновать морских жителей, препарировать коров, лепить брюлики на черепа и продавать это на аукционе так называемым международным консорциумам (бог знает, каким). Удивительно, что Херст будто не заметил, что происходит вокруг. Не случайно критики в своих отзывах на парад «кружочков» как один написали о смерти, художественной и физической. Кризисы в искусстве способствуют рождению прекрасной прозы — по теме можно почитать виртуозные эссе Кэти Сигель на сайте Artforum и Кристиана Виверос-Фона в газете Village Voice.


Любительская комедия
Ретроспектива Маурицио Каттелана в Музее Соломона Гуггенхайма знаменует уход Каттелана из искусства на пенсию, по заявлению самого художника (ему сейчас 51). Каттелан — сын уборщицы и водителя грузовика, вырос в Падуе, занимался то тем, то этим, некоторое время проработал в морге, а в конце 80-х начал делать нестандартный дизайн (точнее, нечто между скульптурой и дизайном), рассылая сотни заявок о себе на ломаном английском в галереи и журналы. Как ни странно, его заметили, и его карьера состоялась — шуточные произведения Каттелана выскакивали как грибы на всех международных биеннале 90-х и 2000-х.

Рискуя получить гнилой помидор от читателя, признаюсь честно — на выставку Каттелана я не ходила. И это мой сознательный выбор. Не потому, что работы плохие, а потому, что смотреть на них как на произведения искусства, когда они собраны одним архивом в мраморном зале музея, совсем не хочется. О них можно прочитать, поскольку рассчитаны они на шутку и эпатаж, а не демонстрацию эстетических качеств, и большинство из них имеет смысл только в своем изначальном контексте. Например, когда в 2008 году обескураженные посетители центрального павильона биеннале в Венеции опасливо косились на сотни грязных городских голубей, присевших на балки под крышей (а вдруг нагадят?), — это были чучела, которые «рассадил» Каттелан.

Не обязательно идти смотреть, как именно или насколько реалистично сделана миниатюрная кукла самого Маурицио, какой там колор и как натурально наложен парик. Достаточно знать, что он пустил разъезжать эту куклу на заводном велосипеде в Венеции в 2003-м. Или повесил табличку «Ушел, скоро буду» на закрытых дверях галереи, где должна была якобы состояться его выставка, — не табличку же идти смотреть в Гуггенхайме. Или сделал из пластика реалистичную копию поверженного папы римского Иоанна Павла II, на которого внезапно упал метеорит. Или придумал миниатюрную скульптуру застрелившейся белки, оставившей на кухонном столе предсмертную записку мелким почерком.

Мне уже смешно. И мне такие анекдоты более интересны, чем созерцание их материальных воплощений в «храме музея». Работы Каттелана не концептуальны, а дискурсивны, как дискурсивна карикатура в газете. И если судить не только о «Моне Лизе», но и вообще об изобразительном искусстве по электронным или печатным репродукциям недопустимо, то в случае с Каттеланом это имеет смысл. Каттелан обходится без феноменологии и тонкого колора. Исключительно вредный вопрос «искусство ли это?» здесь также имеет смысл, поскольку ответ на него — твердое «нет» с поправкой: это нечто другое, чем изобразительное искусство. Это комедия. Это анекдот. В музей идти не обязательно, да и вообще музей не нужен, что и требовалось доказать.


Музейные аттракционы
Другое дело Карстен Хёллер. Одними рассказами тут не обойтись. Тут дела посложнее, тут не белочка застрелилась. Тут мощные устройства перевернутого видения, подписка об отсутствии претензий, добровольная сдача личных финансовых документов, может, даже ЛСД.

Хёллер — немец, получил техническое образование (он сельскохозяйственный энтомолог) и в своих работах часто обращается к химическим реакциям, физическим опытам, проблемам перцепции и прочим научно-популярным вопросам. На ретроспективе в Новом музее под названием «Опыт» (Experience) Хёллер попытался представить аналоговые версии цифровых эффектов в кино и психотропных в жизни, насколько это возможно (невозможно), а также запустил в буквальном смысле карусель развлечений, залепив пощечину тем, кто считает, что развлечениям не место на выставке.

Развлечения начинались прямо у входа: купив билет, цена которого была $16 вместо обычных $12, приходилось становиться еще в две очереди: чтобы подписать длинный юридический документ, в котором музей снимал с себя ответственность в случае физических увечий посетителя, и чтобы сдать личную кредитную или банковскую карту (невиданное в Штатах требование), подписать бумагу о штрафе в случае порчи имущества и получить оное — шлем с оптическим устройством.

Новый музей — не самый дорогой в Нью-Йорке, МоМА и Музей Гуггенхайма берут за вход в два раза больше, но так своевольно поднять цену на билет музеи здесь обычно не решаются. Ценовая политика музеев в Нью-Йорке выверена по строгим маркетинговым критериям — если цена выше определенного уровня, музей рискует потерять значительную часть целевой аудитории (поэтому для студентов и журналистов делаются скидки или бесплатный вход). Но также по критериям институциональным и политическим — Метрополитен-музей советует заплатить $25, но позволит посетителю приобщиться к ценностям мировой культуры за любые деньги, хоть один цент. То же самое делает низкобюджетный Музей Баррио, когда запрашивает за вход $5, но позволяет пройти и за меньшую сумму. В Баррио ценят свою многолетнюю преданную аудиторию, многие представители которой — люди с низким доходом.