Письмо из Харькова: стрит-артист как сообщник власти

Художник НИКОЛАЙ РИДНЫЙ считает, что стрит-арт, выдаваемый за прогрессивное искусство, на деле только камуфлирует неприглядную политику властей

Накануне проведения чемпионата Европы по футболу в украинских городах появились бигборды с социальной рекламой. Ее герои позируют в виде рабочих со стройки; двусмысленный текст гласит, что они ждут евро. Идет ли речь о футболе или об ожидании заработной платы?

Повсюду разбросаны и сами стройки: стремительно возводятся новые гостиницы, транспортные терминалы, прокладываются дороги, и, как обычно, это происходит за счет уничтожения чего-то другого. В некоторых случаях необходимости в этом нет, это всего лишь политическая показуха, и в воздухе повисают вопросы о целесообразности, логичности и моральности. Нагляднее всего, пожалуй, трансформации публичного пространства в Харькове.

Недавно на Украине произошел громкий скандал, связанный с тем, что для рекламного ролика ЕВРО-2012 с изображения знаменитой харьковской площади Свободы была стерта статуя Ленина — важный памятник истории скульптуры и незаменимая часть архитектурного ансамбля. В конце концов Ленина оставили на месте, казус списали на проделки видеомонтажера, но городские власти все-таки не оставили идею что-нибудь поломать. Объект нашелся довольно быстро — монумент в честь провозглашения советской власти на Украине, представляющий собой 18-метровую гранитную глыбу. Его было решено перенести из центра города на задворки. По официальной версии, на его месте планируется установить новый памятник — Независимой Украине, который благодаря «воздушной архитектуре» не будет перекрывать вид на харьковскую православную епархию.

Такая расстановка политических акцентов не вызвала никаких общественных протестов, кроме нескольких агитационных палаток пенсионеров-коммунистов и противостоящих им молодых украинских националистов. Местных обывателей, издавна называвших советскую скульптуру «холодильником» из-за ее грубой массивности, такой расклад (подогретый пропагандой «нового лица города», с которым будет не стыдно принять европейских туристов) вполне устроил. К тому же все это создаст впечатление, будто украинская экономика никак не пострадала во время кризиса (кому важно, что впечатление это совершенно ложное?). Якобы подобное распределение бюджетных средств абсолютно не заденет благосостояния общества — среднего обывателя, платящего налоги. Можно считать символичным то, что каменных рабочих, являющихся символом труда, трансформировали в абстрактные пронумерованные куски и отправили на какой-то неизвестный склад. Их сегодняшняя форма существования сравнима с распиленным и распределенным бюджетом, который покоится в неизвестных карманах.

С цифрами связана и другая городская кампания, целью которой было проложить автомобильную дорогу через территорию парка отдыха имени Горького. Активисты палаточного лагеря, протестовавшие против вырубки леса, организовали акцию: по сторонам от снующих бульдозеров они пронумеровали краской все деревья на несколько десятков метров, составив их описание. Я сначала принял эту акцию за своего рода лесной стрит-арт, но она имела совершенно конкретную политическую задачу. Каждому номеру соответствовала природная характеристика дерева — чтобы власти не списали уничтожение леса на его ветхость и опасность для окружающих. Но изящная работа не «выстрелила»: активистов разогнали, дорогу построили, в гуще леса уже развивается коттеджный поселок для местной элиты.

Изменения публичного пространства в регионе можно иронично назвать стрит-артом властей. Пренебрежение к таким понятиям, как история, культура и природа, тут крайне цинично. Как же себя ведут в этой ситуации представители современной, как бы прогрессивной культуры? Волна уличного искусства, очень часто протестного и политически ангажированного, происходит сегодня по всему миру, однако везде оно имеет свои особенности. Харьковские особенности обусловлены тем, что уличные акции художников не являются партизанскими, а происходят официально, под патронатом Муниципальной галереи — городского выставочного зала, куратор которого старается работать как раз с «прогрессивными» художниками. Галерея подает в мэрию заявку на росписи, власти дают разрешение, и, хотя формально заказа нет, выглядит все это часто как заказ: для стадиона «Металлист», для заборов центральной площади к концерту группы Queen, для фестиваля к празднованию Дня города. Вслед за властью лояльность к стрит-арту и даже заинтересованность в нем проявляют владельцы магазинов, по соседству с которыми художники нарисовали портреты Пушкина и Гоголя (на улицах соответственно Пушкинской и Гоголя). Мои знакомые, раньше не бывавшие в Харькове, даже пошутили, что все харьковские росписи сделаны художником под ником Caparol — просто лого спонсора всегда написано намного крупнее имени автора.

За исключением нескольких показательных объектов, городская администрация в основном выдает разрешение на росписи в закоулках и переулках. Со стороны это выглядит логично: художников используют в качестве работников-маляров, которые не просто бесплатно (деньги выдаются только на материалы) рисуют, но и, что особенно важно, при этом закрашивают неприглядные тэги, ненормативную лексику и политические лозунги — перекрывают их яркими и идеологически приемлемыми фресками. Сами художники, некоторых из которых я очень ценю и уважаю, этого не осознают и как бы даже стремятся быть использованными — а затем возмущаются, что кто-то «затэгал» их собственную роспись. Один мой знакомый хороший художник очень стремится получить одобрение властей и большую стену в центре города, чтобы быть максимально услышанным. Но стоит ли ставить во главе угла сотрудничество с властями в таком социально-политическом контексте, идя на постоянные художественные компромиссы?

Что же касается тех, кто затэгивает, то настоящие субкультурные граффитчики, «парни с районов», воспринимают работу художников не как роспись, а как моральный вызов: кто-то влез на их территорию, которую они уже давно делят между бандами.

В этом контексте вспоминается акция приятелей из группы Son:DA, живущих в словенском городе Мариборе. Их город, выигравший тендер на звание культурной столицы Европы, также охвачен коррупцией, в результате которой деньги на культуру тратятся весьма особым образом. Стрит-арт уже не является формой борьбы, он стал легальной формой заработка, а для властей — доказательством якобы наличия у них демократии. Но акция Son:DA была воспринята именно как протестный жест: они закрасили весь стрит-арт в городе белой краской. Такая метафора очищения явилась еще и прецедентом — объединение художников против возмутительной культурной политики; в акции приняли участие и сами авторы росписей, добровольно решившие стереть свои работы. Если бы харьковские художники проявили такую сознательность, то в местном контексте, возможно, актуальнее был бы серый цвет.

Цельность эстетики публичного пространства города, представленной серым цветом знаменитого харьковского конструктивизма, планомерно уничтожается. Все то, о чем здесь написано, происходит на фоне нарочито медленного, идущего вот уже почти десять лет декоративного ремонта здания Госпрома  (выдающийся памятник советского конструктивизма 1925‒1928 годов. — OS). Из-за реконструкционных нарушений здание не попало в реестр ЮНЕСКО, надолго оставшись в предварительном списке. Авангардные и утопические советские двадцатые годы, следы которых еще прекрасно видны в здании Госпрома, уничтожаются и заменяются современным диснейлендом — и даже не для европейских туристов, а скорее для сельских жителей, приезжающих в город «скупиться» на огромном вещевом рынке, втором по величине на Украине. Культурная столица, которой город когда-то был, «модернизируется», то есть превращается в региональный торгово-развлекательный центр.