Письмо из Эммена: Роберт Смитсон, который совсем близко

Находясь внутри этой инсталляции, ощущаешь себя в центре мира

Имена:  Роберт Смитсон

В каком бы музее искусства ХХ века, европейском или американском, я ни побывала за последние полтора года (будь то барселонский MACBA, мадридский музей современного искусства Reina Sofia или нью-йоркский MоMA), я всюду вижу там работы Роберта Смитсона. Для музеев, претендующих на современное прочтение новейшей истории искусства, он сегодня оказывается художником куда более обязательным, чем, скажем, Йозеф Бойс. Впрочем, выставляется прежде всего документация, причем везде одна и та же — фотографии и фильм, посвященный самому знаменитому проекту Смитсона, творца ленд-арта, — «Спиральной дамбе». Это циклопическое сооружение, воздвигнутое в 1970 году возле отдаленного берега Большого Соленого озера в штате Юта, стало не просто хрестоматийным, но и, наверное, культовым. Два года назад в лондонской Тейт Модерн прошла занятная выставка французской художницы Доминик Гонзалес-Форстер «TH-2058», посвященная столь популярному в научной фантастике, а некогда и в современном искусстве мифу о будущем («2058» в заглавии — это дата). Выставка основана на рифме между названием работы Смитсона Spiral Jetty и культового научно-фантастического фильма Криса Маркера La jetée («Взлетная полоса»), повествующего как раз о путешествиях во времени. Идея, возможно, понравилась бы самому Смитсону, большому любителю фантастического кино и литературы.


Но, несмотря на всю ее культовость, «Спиральную дамбу», как и другие образцы ленд-арта Смитсона, мало кто видел в реальности. Находится она в крайне труднодоступном месте, вдали от населенных пунктов, куда невозможно добраться общественным транспортом, да и на машине ехать нужно долго. К тому же увидеть ее в знакомом по картинкам ракурсе можно только с самолета. «Спиральная дамба» одно время почти полностью ушла под воду, а сегодня над этим произведением опять нависла угроза уничтожения. Впрочем, считается, что смотреть ленд-арт Смитсона и его коллег в реальности вообще не нужно, так как это концептуальное искусство, где важна идея и документация, и именно поэтому ленд-арт находится в безлюдных и непубличных местах. Отправляться туда за подтверждением концепта — участь то ли совсем уж упертых энтузиастов, то ли маловеров и профанов.

И все же я хотела увидеть ленд-арт Смитсона. На земле есть один его живой проект, посетить который вполне в человеческих силах: это двойная инсталляция «Спиральный холм» и «Разорванный круг», находящаяся в нидерландском городе Эммене и созданная в 1971 году для арт-фестиваля Sonsbeek. Адрес, а также весьма скупые инструкции по тому, как осмотреть эту работу, нашлись на сайте, посвященном Роберту Смитсону.

Эммен находится на границе с Германией, от Амстердама туда ехать на поезде больше трех часов с двумя-тремя пересадками; для туриста в Голландии это огромное расстояние, учитывая, что из Амстердама до любого более или менее богатого достопримечательностями города (Гааги, Роттердама, Утрехта) езды не более часа. Из интересного в окрестностях этого нового промышленного города — только зоопарк и национальный парк с мегалитами (единственными на территории Нидерландов). По телефону, указанному на сайте, работал автоответчик, сообщавший, что место закрыто для посещения до такого-то числа. После указанной даты сообщили, что приехать надо обязательно до 16:00, потом двери закрывают. Я представила себе основательный забор и кассу с билетершами.

Добравшись до Эммена, я оказалась в месте без всяких примет, совершенно пустынном. Никаких указателей на достопримечательность мирового масштаба в помине не было. Правда, удалось выяснить, на каком автобусе (№1) можно добраться по указанному на сайте Смитсона адресу. Автобус ходил не часто и вез в какую-то совсем уж сельскую местность. Вспомнились «Поездки за город». Правда, шофер, увидев бумажку с адресом, понимающе закивал головой и отчетливо сказал: Broken Circle. Высадил он меня посреди каких-то огородов и велел идти прямо.

Прямо — как, впрочем, и налево, и направо, и позади, — ничего, кроме обычных загородных домов, не было. Мало надеясь на успех, я спросила дорогу у велосипедистки, чудом встреченной в этой безлюдной местности. Она подтвердила, что иду я в правильном направлении, причем с такой уверенностью, как будто она по пять раз за день указывает дорогу к Роберту Смитсону. «Между домами, на берегу озера».

Просвет в огораживающей озеро колючей проволоке вскоре обнаружился, и я устремилась туда, скользя по подернутому инеем косогору и чавкая ногами по мокрому песку. На берегах водоема вовсю шли какие-то земляные работы, так что я испугалась, не грозит ли разрушение и этой работе американского классика. Но нет, спиральный холм и разорванный круг в целости и неприкосновенности показались на дальнем берегу водоема — не озера, а заполненного водой песчаного карьера, из которого по-прежнему добывают песок. Передо мной остановился трактор. «Вы, наверное, вон ту штуку смотреть приехали? Залезайте, подвезу, — сказал улыбчивый водитель. — Вы там погуляйте, сколько хотите, а потом я за вами подъеду, подкину до выхода».

«Разорванный круг» и «Спиральный холм» были и правда прекрасны. В отличие от «Спиральной дамбы» эти работы вполне обозримы — их Смитсон делал все же в расчете на публику. Каждая из них является идеальной точкой обзора для другой. Насыпанный в воде «Разорванный круг» с покоящимся в центре гигантским камнем (он показался мне отсылкой к местным мегалитам) и корочкой льда на воде открывался, как на ладони, с вершины «Спирального холма», который, опять-таки, лучше всего смотрелся с середины «Разорванного круга». Холм этот, сплошь заросший ползучими кустарниками, поразительным образом напоминал николо-ленивецкие пирамиды и вавилонские башни Николая Полисского. Впрочем, в отличие от этого русского ленд-арта, поражающего прежде всего изумительной вписанностью в идиллический пейзаж берегов Угры, «Спиральный холм» и «Разорванный круг» никак не взаимодействовали с довольно-таки выразительным окружающим ландшафтом, промышленным и в то же время неприкаянно-диким. Они и были ландшафтом — идеально гармоничным, самодостаточным, герметично замкнутым и принадлежащим словно бы иной реальности, иному измерению и порядку вещей, чем все, что его окружает; иному, возможно, не антропоцентрическому масштабу. Совсем небольшие, на фотографиях «Спиральный холм» и «Разорванный круг» выглядят такими же монументальными, как и циклопическая «Спиральная дамба» на Великом Соленом озере. Находясь в них, ощущаешь себя в центре мира — не эпицентре, в котором начинаются какие-то процессы, но точке покоя, к которой все сходится; внутри краеугольного камня, на котором, возможно, держится мироздание.

Эйфорические мои переживания были связаны, возможно, с тем, что на вершине холма я выкурила заведомо купленный в амстердамском кофешопе косяк. Но и с тем, что, наверное, впервые в жизни я осматривала прославленный хрестоматийный шедевр в полном одиночестве. Представьте, каково оказаться один на один с египетскими пирамидами или Стоунхенджем.

Перед тем как направиться назад, навстречу трактористу, который и правда подъехал за мной, я побродила по окрестностям и неожиданно обнаружила еще кое-какое искусство: на почтительном расстоянии от Роберта Смитсона, никак не нарушая одиночество холма и круга, за кустами стояли какие-то инсталляции из железяк, вполне в духе 1970-х годов — я подумала, что они остались от того же фестиваля Sonsbeek, но не вошли в историю. Трактор подвез меня к официальному входу — тому самому, который закрывался в четыре часа. Об инсталляции Смитсона заботится предприятие, владеющее тем самым карьером, на территории которого она находится, и заботится, видимо, неплохо. Меня попросили записать в специальной книге мои данные — имя, страну и то, почему я решила посетить это место. «У нас много посетителей. Приезжают американцы, англичане, японцы. Но вот из России до вас никого не было», — сказали мне. Вахтер попросил немного подождать — сейчас вас проводят до остановки автобуса. Но провожатый сказал, что автобуса ждать долго, холодно, и предложил довезти меня до железнодорожной станции на своем джипе — ехать было минут двадцать.

По дороге он подробно рассказал мне историю смитсоновских инсталляций — например, то, что камень в центре «Разорванного круга» просто не смогли убрать, хотя художнику, прозвавшему его «глазом акулы», он не нравился. Сейчас его можно было бы легко перенести, но он уже стал частью произведения. А вот кустарник на холме появился позднее — Смитсон сделал холм песчаным, но он стал осыпаться, и, чтобы спасти инсталляцию, его пришлось засадить.  Мой спутник, видимо исполнявший обязанности музейного смотрителя, показал мне отель, в котором останавливался Смитсон, и дорогу, идущую мимо парка с мегалитами, по которой он каждый день ездил на стройку на велосипеде летом 1971 года. Моему провожатому было немного за сорок, так что знать Смитсона он вряд ли мог, но, видимо, визит американского художника стал главным событием чуть ли не за всю историю Эммена.

Я спросила, не знает ли он, кто сделал работы чуть поодаль от «Спирального холма». «А, вы их видели… Это мои произведения, — скромно сознался он и дал мне адрес своего сайта. — Сюда приезжал один американец, он звал меня в гости и обещал показать “Спиральную дамбу”», — мечтательно сказал мой нидерландский провожатый, который признался мне, что близость к произведению Смитсона, видимо, и сделала его художником.