Дмитрий Гутов в Галерее М&Ю Гельман

В Галерее М&Ю Гельман открылась выставка Дмитрия Гутова под названием «Б/у». Частички советского прошлого, превращенные в художественные артефакты, рассматривал Давид Рифф

Имена:  Дмитрий Гутов

Представьте себе заштатный советский универмаг – полупустые полки, скудное оформление грязных витрин. Все добро в этих витринах слегка запыленное, старое. Держится оно на сварных решетках из вертикальных стальных прутьев в виде ниспадающих кривых в стилистике 1960-х. Пылесос спутником летит в пространстве; сумки выстраиваются в супрематическую композицию; транзисторы висят на чем-то вроде тюремной решетки. Проходя мимо, получаешь оп-артистский эффект сдвигающихся жалюзи. Весь декор в своей удивительной экономности оказывается стильным, но и грубоватым: это наивный гибрид декоративной абстракции и поп-арта, произведенный местными умельцами с чувством материала и не без смекалки. Велосипеды, вешалки, стиральные машинки – все эти товары казались отжившими свое еще в момент изготовления. Но отчего-то возникает уверенность, что они еще на ходу. Выглядят они так, будто делались на века.





В своей новой серии «Б/у», которая состоит из 13 настенных ассамбляжей, Дмитрий Гутов имитирует основные элементы такой воображаемой социалистической витрины. Тем самым он возвращается к символической форме, которая уже встречалась в его самой первой работе, «Искусство в быт» (1988), где два редимейда советских шестидесятых сливались в рукотворный натюрморт или даже «станковый объект»: полированная дверца от ГДР-овского серванта служила фоном для модного тогда полосатого стакана. Стакан каким-то хитрым образом прикреплен к самодельной раме и как будто парит на фоне неба, по которому прочерчены отклоняющиеся вертикали – одинокие траектории спутников и ракет, летящих сквозь социалистический космос к коммунизму или камнем падающих прямо в неизбежную неокапиталистическую реальность.

Мир Гутова – лес подобных траекторий. Их можно обнаружить не только в его живописи, но и в его инсталляциях, например в «Над черной грязью» (1994, галерея «Риджина»), где пересекающиеся линии с дверцы буфета повторялись в досках, проложенных над черной жижей земли на стройплощадке. Не случайно, что «Над черной грязью» цитирует картину Юрия Пименова тех же прелестных советских шестидесятых, на которые пришлось детство Гутова. Тогда-то он и начал собирать все эти электробритвы, фотоаппараты, сумки и табуретки – за их простую и очевидную красоту.

Так что, будучи атрибутами нормального советского детства в шестидесятые годы, эти вещи не являются секонд-хендом в капиталистическом смысле слова; им все же не место на распродаже частного барахла нашего злополучного времени. Нет, это вещи, созданные для мира без частной собственности: вещи-для-нас того утопического времени, теперь выставленные как вещи-в-себе, будто камни в японском саду, потребить которые можно разве что через бескорыстное созерцание и эстетическое наслаждение.

Но, в отличие от японского сада, эта серия не лежит на полу. Ассамбляжи прикреплены к стене вертикально. Это автоматически уравнивает их с картинами, и не только навязывает живописные или графические композиционные правила, но и недвусмысленно означает, что перед нами вещи на продажу, которые должны украсить чей-то интерьер. Такой же перевод живописи в металл Гутов уже осуществил в своих каллиграфиях-решетках для выставки «Документы 12», только теперь стилизует не рукописи, а витрины. Выбор предметов показывает, что Гутов всегда был своего рода кабаковским персонажем, который никогда ничего не выбрасывал, – Робинзоном, который спасает всякое барахло с тонущего корабля. Впрочем, этот лирический образ собирателя несколько омрачен прозой художественного производства: Гутов обрамляет и продает дорогие для него вещи уже совсем другому типу коллекционеров.

Но почему же именно теперь Гутов решил избавиться от этих вещей?

Потому что постсоветская эра окончательно завершилась. До недавних пор еще было возможно поддерживать личный культ всего советского, но теперь даже мечта о новой оттепели приватизирована пиар-менеджерами Дмитрия Медведева. Но и это еще не все. Во всем мире чувствуется, что нечто подошло к концу. Можно, например, сказать, что и эпоха дизайна закончилась. Филипп Старк, известный своими унитазами и зубными щетками, только что объявил, что он вообще прекращает заниматься дизайном. Когда он начинал, то исходил из позднемодернистских аксиом: дизайн – это для элиты, а элитарность – это пошло, так что сохранить хороший вкус можно только на путях массовой продукции. Но теперь, по его словам, он испытывает отвращение к материальным объектам, которые он производил (для мелкой буржуазии, можем добавить). Поскольку общество следует стратегиям дематериализации, говорит Старк, дизайнер становится в принципе излишним. Новые поколения вырастают среди одноразовых предметов. Для остатков материальной эпохи единственный способ выжить – стать частью элитарных произведений искусства (читай – товаров), упрятанных либо в музеи, либо, что более вероятно, в руки частных коллекционеров. Всё безопаснее, чем дома.

Ссылки

• Дмитрий Гутов