Прекрасный, то есть второстепенный, пол

Почему в России унижать женщину – это норма, что может сделать искусство и феминистки ли FEMEN и Pussy Riot

Пустая посуда громче звенит

Слово «феминизм» в массовом сознании ассоциируется с эпатажем акций FEMEN и Pussy Riot. Еще бы: о панк-молебне группы Pussy Riot и о последовавших репрессиях против Марии Алехиной и Надежды Толоконниковой (а теперь еще и Екатерины Самуцевич. — OS) не высказались только ленивые и мертвые. Между тем феминистская критика искусства, кино, моды, повседневной жизни — весь этот огромный пласт культуры, связанный с женским движением за освобождение, — остается совершенно не востребованным широкой аудиторией. Почему так происходит и что именно ускользает от внимания наших гражданок и граждан, в суете стремительного века схватывающих только самые яркие, кичливые продукты?

Украинские коллеги Pussy Riot из группы FEMEN тоже неизменно привлекают внимание прессы и блогосферы. Они для этого пользуются своими обнаженными прелестями. Впрочем, имеет ли FEMEN отношение к феминизму, большой вопрос. Представительницы радикального крыла феминисток из инициативы «Антифашистское действие — Киев» так прокомментировали мне свое неприятие методов и идей FEMEN: «Мы уже устали от того, что нас отождествляют с ними. Однажды журналисты так ответили нам на приглашение снимать нашу акцию: «Феминистки? А что, покажут сиськи? Нет? Ну мы тогда не приедем...»

Обычно бессмысленное послание в обертке, достойной худших образцов рекламы, и вуаля — успех в СМИ обеспечен для FEMEN. Прибавьте их появление в компании или на фоне любых политических сил, вплоть до ультраправых (не из сочувствия, а для большего количества пересудов в комментариях и повышения интереса к себе)…

Все это оставалось бы популярным шоу... если бы не гестаповская реакция белорусских властей на появление FEMEN в Минске 19 декабря 2011 года.

После той злополучной акции девушки стали жертвами и героинями даже для тех, кто раньше весьма скептически относился к их выходкам. (В годовщину разгона массового протеста после выборов президента в Белоруссии FEMEN вышли топлес с плакатами к зданию КГБ в центре Минска и там покрасовались. Каким-то чудом их не скрутили на месте. Но зато потом выследили, незаконно забрали — видимо, кагэбэшники, представившиеся русскими фашистами. Их избили, остригли, облили зеленкой, угрожали изнасиловать и выбросили в лесу на границе с Украиной.)

«Никогда не судите жертв!» — гласит один из лозунгов женского движения. И феминизм, как ни странно, здесь соприкасается с христианским почитанием жертвенности, с этической составляющей христианства. Pussy Riot получают самую широкую общественную поддержку именно благодаря своему преследуемому положению. Без вызова, без игры на грани фола такой акционизм не соберет свою аудиторию, но без репрессивных последствий такие акции лишаются всякого общественно-политического смысла.

Скажем прямо, разве Pussy Riot высказали феминистскую критику нашего общества? Разве они дали слово собственно женщинам для высказывания их требований и насущных проблем? Мы видим нечто обратное: они заставили высказаться своих противников (от придворного подпевалы Владимира Соловьева до господина Гундяева).


Заговор молчания

Судьба женщин, арестованных по делу Pussy Riot, не может не вызывать чувства солидарности у каждого мыслящего человека. Но и «прогрессивная» часть общества, с интересом и чувством солидарности следящая за творчеством и преследованием Pussy Riot, остается в основе своей равнодушна как к феминистскому искусству, так и к проблеме гендерного неравенства. Без феминистской критики акции Pussy Riot лишение свободы, грозящее активисткам, может оказаться напрасной жертвой.

Одновременно с репрессиями против Алехиной и Толоконниковой множество других женщин ежедневно подвергаются репрессиям. Яркий пример — ситуация в соседней, уже поглощенной российским капиталом Белоруссии: 24 марта панк-концерт в ДК Минского тракторного завода (вовсе не в ХХС!) закончился арестом более ста представителей неформальной молодежи. Субкультурный концерт, средства от которого собирались на инициативы по борьбе с бедностью, ни в какое сравнение не идет с прямым вторжением панк-молебна Pussy Riot на «поле противника». Но это мирное действие было разгромлено спецназом... в чисто профилактических целях.

Среди избитых лукашенковскими карателями было немало девушек. Алена Дубовик, например, была избита просто за попытку добиться соблюдения самых элементарных прав, за попытку сохранить достоинство в совершенно унизительной ситуации. Но отклик на эти события, в сравнении со скандалом вокруг Pussy Riot, стал слабым эхом, разнесшимся по блогам и немногочисленным сайтам белорусской оппозиции. Иосиф Бродский вспоминал свой опыт ссылки и общение с товарищами по несчастью из среды простого народа, за которых в отличие от него никто бы никогда не стал хлопотать: «Что меня больше всего удивляет в родном отечестве, так это то, что люди, которые называют себя интеллигенцией, делают вид, будто их ничему никогда не учили... что нужно любить всех, то есть каждого...».

Тема ежедневного домашнего насилия против миллионов женщин остается будничным кошмаром, не вызывающим никакого общественного резонанса. Чудовищная статистика изнасилований окружена заговором молчания. Почему?

Но дело не только в политической конъюнктуре, не только в пристрастии нашего такого несолидарного общества к потреблению зрелищ. Дело в пронизывающей это общество идеологии иерархии, которая застит бельмами наши глаза, позволяет нам перешагивать через акты несправедливости и не замечать или оправдывать насилие.


Взгляд и зрелище второстепенного пола

Симона де Бовуар назвала женщин вторым полом. Ярче всего это клеймо второго сорта заметно в кинематографе. Феминистка Татьяна Егорова иллюстрирует подчиненное положение женщин вопросом: «Попытайтесь вспомнить фильм, в котором хоть какое-то продолжительное время женщины или девушки находились бы в кадре наедине, в отсутствие мужчин, и при этом говорили бы о чем угодно, но не о мужчинах?» Таких фильмов совсем не много — даже больших знатоков-киноманов вопрос заставляет задуматься. На ум приходят если не детские фильмы, то произведения авторского кино, специально посвященного женской тематике. Кино, как искусство, способное наиболее полно воспроизвести жизнь, репродуцирует и положение женщины в общественной структуре: героиня, даже главная героиня, обычно так или иначе связана с героем-мужчиной; ее сюжетная линия, как правило, несамостоятельна. Прекрасно пародирует это бытующее мнение о женщине как о персонале, обслуживающем мужчин, «Новогоднее обращение к женщинам России» группы художников-активистов «Верхотура и друзья» .

Феминистской критике кинематографа посвящены целые книги. Например, Елена Ярская-Смирнова пишет: «Феминизм и культурные исследования неслучайно так тесно связаны в исследованиях кино, массмедиа, литературы. Культура как репрезентация является важнейшей темой феминистских дискуссий именно потому, что сегодня властные отношения, связанные с порнографией, абортами, мужским насилием, технологиями и наукой, становятся все более заметными. Причем эти властные отношения проявляются не только как социальные институты и практики, но и как символические смыслы, формы идентичности и глубоко укорененные ценностные системы». (Ярская-Смирнова Е.Р. Социологический анализ кинотекста // Из книги: Ярская-Смирнова Е.Р. Одежда для Адама и Евы: очерки гендерных исследований. М.: ИНИОН РАН, 2001. 254 с.)

Но, может быть, это всего лишь пережитки старой идеологии?


Чем же они недовольны? Или довольны?

«Я не понимаю, чем они вообще недовольны, эти феминистки? — спрашивает мой товарищ. — Посмотри, права избирательные у женщин есть, перед законом мы равны, в бизнесе они представлены, в политике тоже! Чего им еще надо? По некоторым статьям УК мужчины получают большие сроки заключения, чем женщины. Да мы даже умираем в среднем раньше, чем они! И кто кого дискриминирует?»

В среде, к которой принадлежит мой товарищ, такие предрассудки популярны (и я бы не стал здесь их цитировать, если бы они не были распространены далеко за пределами этого узкого круга). Мой собеседник — антифа, а эти люди, вопреки нашему продажному и оскопленному обществу, ценят мужество выше богатства, честь — выше карьеры. И женщина для их агрессивных мужских союзов едва ли не существо второго сорта. Если только она не способна постоять за себя наравне с парнями.

Мне приходится искать понятные ему аргументы: «Но ведь тебе не приходилось на собеседовании при устройстве на работу слышать от нанимателя: “А не собираетесь ли вы, молодой человек, в ближайшие годы забеременеть и уйти в декрет?” И потом, есть проблема насилия в семье, сексуального насилия. В России статистика — как военная сводка: примерно каждые сорок минут женщина становится жертвой домашнего насилия, каждые полчаса еще одна — жертвой изнасилования. У мужчины по сравнению с женщиной шансы быть изнасилованным ничтожно малы — велика вероятность только в детстве или в тюрьме».

То, что женщина занимает более низкое положение в обществе, неочевидно не только мужчинам, но и самим женщинам. На моей памяти самое сексистское поведение было присуще именно женщинам, наиболее дискриминирующие женщин высказывания позволяли себе как раз девушки. Парадокс? Ничуть! Девочек приучают с детства к тому, что они не должны драться, что противостояние вообще не для них, что отстаивание своей позиции — удел мальчиков, мужчин.

Спектакль потребления схожим образом вправляет мозги всем подчиненным социальным группам — рабочим, меньшинствам, женщинам... Но наемный работник подчиняется существующему господству капитала, часто не осознавая своего подчинения, женщину же приучают осознавать свое подчинение как должное, как предел мечтаний и «счастье». Пролетарию обещан пестрый ассортимент вознаграждений за эксплуатацию: машина, карьерный рост, отпуск на юге. Ты-де только поработай с огоньком, не ленись — и вот у тебя уже свой автомобиль, пусть не такой, как у босса или на красивой картинке, но всё в твоих руках, just do it! А вот уже и квартира в ипотеку — пускай ты расплатишься за нее вынутыми из жизни десятилетиями труда. Обещание награды остается лишь обещанием, если не приманкой в ловушке.

Подчинение женщины — совсем иного рода: ей чаще всего даже не обещают, что она получит общую для всех потребительскую мечту. Женщину убеждают, что ее награда за все старания, ее конечная цель — «тихое семейное счастье». Можно все объяснить простой марксистской логикой: мужчина при капитализме приучен накапливать собственность — женщина приучена искать мужчину, накапливающего собственность. Подобное различие в картинах мира дает мужчинам если не равные возможности, то равные устремления в обществе — быть независимым, «свободным субъектом рынка», self made man. Женщина же обречена искать убежище под патронатом мужа, что скорее копирует модели отношений более примитивных, иерархических обществ. Образно говоря, в таком положении женщина отстает от мужчины на одну историческую формацию. С другой стороны, это весьма ограниченная логика, поскольку, как говорит феминистка Мирра из Киева, «общественные отношения могут измениться. Но это не значит, что обязательно и сразу произойдет преображение сознания, культурная революция, которая позволит преодолеть предрассудки».

Да, женщины в нашем обществе тоже порой занимают высокие должности. Но разве эти исключения не подчеркивают общего ничтожества положения «слабого пола»?

Одна моя знакомая — девушка, одаренная и редким умом, и весьма эффектной внешностью, — несколько раз ставила крест на своей карьере, ответив пощечиной на домогательства то одного, то другого босса. Такова была цена вопроса о повышении по службе. Отказавшись выполнять «дополнительные услуги», она была поражена, увидев совсем с другой стороны своего, теперь уже бывшего, начальника — еще недавно успешного, остроумного джентльмена. Психолог ответил на ее переживания так: «В нашем обществе и с твоей внешностью ты еще не раз столкнешься с таким обращением».

В Древней Греции женщина была низведена до положения кухонной, домашней рабыни, и только гетеры имели вес в свете, определенное влияние на политику и культуру. Точнее, только гетеры имели влияние на политиков, интеллектуалов и деятелей культуры — через интимную связь с ним. Получается, кое-что не изменилось за 2500 лет.

Комиссия Международного экономического форума регулярно публикует исследования индекса глобального гендерного неравенства (Global Gender Gap Report). При расчетах учитывается средний уровень доступности образования, медицинского обслуживания, карьерного роста и доходов, участия в политической жизни для мужчин. Россия на момент последнего исследования в 2011 году находится на 43-м месте из 134 стран.

Женщины чаще занимают рабочие места, оплачиваемые ниже тех, что традиционно считаются мужскими. Нанимателю, как правило, невыгодно брать на работу сотрудника, который может уйти в декрет. Хотя выплаты за декретный отпуск компенсируются работодателю из фонда медицинского социального страхования, возиться с лишней бухгалтерией и искать на время декрета замену — всё это для работодателя лишние хлопоты. А если учесть, как много людей работают без трудового договора, можно понять, что молодая мать вообще может остаться и без работы, и без материнского пособия.

Мы здесь имеем дело с непропорциональным подчинением: в то время как превосходство мужчин — привилегия сомнительная, подчиненное и второстепенное положение женщины — вещь несомненная.

{-page-}

 

Необыкновенный гендер

8 марта в Петербурге в культурном центре «Пушкинская, 10» открылась выставка «Необыкновенные трусы» — модели и дизайнеры продемонстрировали белье, ломающее стереотипы о красоте одежды. Здесь же после Международного женского дня прошел целый ряд дискуссий о гендерных проблемах. В дискуссиях поднимались самые разнообразные вопросы — от перспектив феминистского движения до проблем построения женских пространств и налаживания солидарности женщин, от проблем моды и отражения гендерного в одежде до анархофеминизма.

Феминистка Татьяна Егорова комментирует свое участие в этом проекте: «К сожалению, наше общество очень сексистское. И оно совершенно не рефлексирует об этом. С рождения предполагается, что мальчики и девочки должны строго следовать своим двум социальным ролям, блюсти свой гендер, не смешиваясь. А ведь большому количеству людей, любого пола, может быть некомфортно исполнять эти роли. Далее, женщины в России находятся под гнетом сексизма всех мастей. Им приходится терпеть двойную занятость — на работе и дома. Приходится находиться в пассивной и второстепенной роли. Они не просто соглашаются быть объектами, играя по простым правилам (например, «надеть пусть неудобное, но чтобы ему нравилось»), то есть подчиняясь навязанным стандартам красоты и пытаясь соответствовать несуществующему образу идеальной девушки с обложки, но ставят этим в тупик и себя (нельзя быть собой), и мужчину (ему нежелательно принимать то, что есть, нужно искать что-то, чего нет в реальности). Речь идет, конечно, не об одежде, а о социальной роли. Результат такого угнетения — психологическое насилие. И женщины охотно взращивают внутреннее презрение к «не таким» в себе и в других женщинах, транслируя патриархатную идеологию. В 1970-х американские феминистки начали вовсю создавать группы роста личностного самосознания. Это метод феминистского анализа повседневности, принятого образа жизни — действенный способ распознать в нашей обыденной жизни продиктованное патриархатом. Сейчас в Москве действуют всего две такие группы — но организовать их совсем не сложно. Надеюсь, интерес к ним будет возрастать. Такие культурные проекты и феминистское искусство — для этих целей хорошее подспорье».

Хотя методы критики и преодоления существующего порядка вещей у феминисток весьма разнообразные, в понимании истоков проблем на сегодняшний день удалось достичь определенного консенсуса. Как же мы дошли до жизни такой?


Производство и воспроизводство

Неравное положение женщин и мужчин обычно оправдывается тем, что женщины, как «слабый пол», были подчинены еще во времена доминирования в хозяйстве мужского ручного труда, а в наше время пережитки угнетения сохраняются лишь по привычке. Бытует мнение, что доминирование мужчин — простое следствие безоружности женщин в эпохи, когда мужчины из поколения в поколение вели войны.

Эти объяснения верны лишь отчасти. При всем ярко выраженном половом диморфизме человека история хорошо знает и примеры занятости женщин на самых разных участках производства, и примеры освоения женщинами военного искусства и овладения оружием.

Сексизм как комплекс представлений и регулярная практика дискриминации по половому признаку — вовсе не недоразумение, а продукт истории. Продукт тысячелетий эксплуатации. Найти корни или переломный момент зарождения неравенства непросто, наши источники скудны и противоречивы. В обществах, сохранивших наиболее первобытные черты к моменту их этнографического исследования, часто не обнаруживаются следы прямой дискриминации. Вероятнее всего, появление гендерного неравенства нужно связывать с распространением скотоводства, а также с началом пахотного земледелия. К мотыжному земледелию женщины допускались (вероятно, они его и изобрели, преобразовав из собирательства). Но с появлением плуга сам процесс пахоты стал ассоциироваться с половым актом — ритуалы земледельческой магии связывали у большинства земледельческих народов с символическим осеменением, оплодотворением земли. Дело было не в том, что обработка земли с помощью плуга стала прерогативой мужчин, как занятие, требующее большой физической силы, — ведь известны случаи, когда женщинам приходилось не только тягать плуг, но и впрягаться в него во время войн. Главная причина — для земледельческого хозяйства были необходимы вспомогательные рабочие руки — дети. И вот производством детей теперь все более интенсивно обязывают заниматься женщин. С другой стороны, в обществах скотоводов женщина зачастую оказалась в еще более подчиненном положении. Ведь мужчина-пастух охраняет стадо — основу выживания коллектива. С этого момента главное назначение женщины — рожать рабочие руки для пашни и пушечное мясо для охраны стада.

Но что из этих продуктов эпохи варварства актуально сегодня? Настя Петрова, феминистка из Петербурга, комментирует: «Репродуктивные функции женщины — тема весьма популистская. Женское тело здесь выступает в роли своеобразного орудия производства/воспроизводства. Конечно, государство и идеологические институты власти, а на их роль, в частности, претендует РПЦ, не хотят предоставить автономию “орудию производства”».

Официальная позиция РПЦ по женскому вопросу широко известна и сводится к требованиям:

— противодействие принятию закона о гендерном равенстве,
— запрет абортов,
— пропаганда патриархальных ценностей, подчиненного положения женщин.

Проект закона о гендерном равенстве, призванный защитить социальные права женщин, многие годы буксует в Госдуме и вызывает острое неприятие РПЦ. Протестуя против его принятия, православные деятели указывают на то, что в русском языке нет самого слова «гендер» (социальный пол, социальная роль человека, обусловленная его полом и сексуальностью). Роль, назначение, а значит, и неравенство женщины и мужчины определены якобы самим фактом биологических различий. Интересно, что те, кому полагается говорить о высшем значении человеческой души, говорят, что всё якобы определяется простой биологией. Мирра, феминистка из «Антифашистское действие — Киев», говорит об этом так: «Для меня борьба с дискриминацией женщины — это лишь часть борьбы с фашизмом. То, что биологические различия вызывают социальное неравенство, — это в любом случае род дискриминации, схожий с расизмом, не важно, в чем это различие — в цвете кожи, разрезе глаз или в нашей сексуальной принадлежности».

Широкая известность и агрессивная пропаганда позиции РПЦ по вопросам абортов должна была бы снизить их количество. Ведь слова о греховности абортов звучат так часто, и так много людей сегодня заявляют об исповедании христианства. Женщина, придя в женскую консультацию, в кабинет гинеколога, наверняка нарвется на разбросанные там агитматериалы о «грехе убийства чада во чреве». Едва ли данные нравоучения имеют успех (судя по количеству абортов). Запретительные же меры наверняка приведут к появлению индустрии нелегальных операций.

Широкая дискуссия по проблеме абортов необходима и в связи с введением государством таких законов, как ФЗ «Об основах охраны здоровья». Но мы здесь укажем на другой аспект проблемы. Такой интимный процесс, как зачатие и вынашивание ребенка, тесно связан с общественными условиями. С детства девочку готовят к роли матери (при этом для мужчины наше общество не выработало ни особых идеологических, ни прямых материальных побуждений к отцовству). При среднем низком уровне зарплат для женщин в предлагаемом им ассортименте рабочих мест многие женщины почитают за «благо» материальную зависимость от мужа (в свою очередь, часто убивающего свое здоровье на работе для семьи и действительно в среднем умирающего раньше женщины). Зарплата провинциального учителя или врача поликлиники несовместима с жизнью, подобные социальные ниши заполняют женщины. Таков капиталистический патриархат, дающий женщине двойную занятость — дома и на низкооплачиваемой работе с частичной занятостью. Поэтому значительная часть женщин остается вне поля политической и социальной активности, зачастую имея при этом куда больше, чем у мужчин, оснований для высказывания своего протеста.

Современные технологии за время, отмеренное нашему поколению, кардинально меняют социальное значение репродуктивной функции женского организма.

«В частности, вызывает определенную настороженность такое циничное отношение к женскому телу, какое практикуется в случае вынашивания чужих детей. Суррогатное материнство может поставить на поток использования тела женщины в качестве своеобразного “орудия труда”. В Индии такая услуга может принести женщине около $4000. В России до 800 тыс. рублей. Понятно, что, вынашивая чужого ребенка, женщина не имеет на него никаких юридических прав, но, перенося все тяготы и страдания материнства, она может привязаться к нему со всей нежностью матери. Известны случаи, когда выносившие чужих детей женщины не хотели отдавать их биологическим родителям... Для женщин из бедных стран это хорошая возможность заработать. Но каковы социальные последствия? Все это вызывает противоречивые оценки...» — рассказывает Настя Петрова.


Женщина-художник? Не слышал!

Вернемся к феминистскому искусству. Освобождение женщин — дело рук самих женщин. Надо понять, что эмансипация, о которой здесь идет речь, не равна борьбе любой другой социальной группы за изменение своего положения. Эта борьба связана как с изменением общественных отношений, так и с большой ломкой стереотипов и иерархических идеологий. Киевская анархофеминистка и антифашистка Мирра говорит об этой особенности так: «Совершенно не обязательно даже самые радикальные изменения приведут к преодолению сексизма. Эти структуры власти более древние, чем современный общественный строй, и они могут пережить и его. Энгельс, например, говорил о том, что феминизм — движение буржуазное, а в социалистическом обществе его не будет. Но мы ведь знаем, что ни в одном “социалистическом” обществе подлинное гендерное равенство не наступило».

Искусство феминисток в связи с этим — не просто мобилизующая агитация или вербовка адептов. Оно вынуждено нести особую исследовательскую и просветительскую функцию.

В западном мире феминизм давно уже завоевал себе довольно прочные позиции в различных видах, жанрах и техниках изобразительного искусства: плакат, карикатура, фотография, видео, перформанс и всевозможные концептуальные работы. Ригэн Фингер написала небольшую книгу «Художницы», в которой анализировала вклад женщин в историю изобразительного искусства. Фингер утверждает, что значение женщин в искусстве вовсе не сводилось к роли модели, источника вдохновения для мужчин-живописцев. В течение веков художники «второго пола» завоевывали не только признание зрителей, но и само право заниматься этим ремеслом.

Теперь среди живых классиков современного искусства можно назвать Пипилотти Рист, которая в своих инсталляциях иносказательно затрагивает темы гендерного и расового равенства. Существуют целые арт-группы, действующие на грани социального активизма и искусства. Guerrilla Girls — американская группа, действовавшая с 1985 года (недавно разделившаяся на три фракции) в области издания плакатов и книг. Guerrilla Girls появлялись на публике в масках горилл, скрывая свои лица от прессы и воротил арт-рынка, против которых вели сатирическую герилью. Guerrilla Girls не стеснялись сравнивать свое положение в обществе с положением чернокожих в США прошлых времен, а свою борьбу — с борьбой «цветных». Эти немногие примеры показывают устойчивость традиций, налаженность инфраструктуры, определенные символические завоевания феминистского искусства (даже весьма радикального) в западном обществе.

Опыт зарубежных коллег с трудом приживается на постсоветской почве. В 2010 году, после открытия выставки Zen d’art в Московском музее современного искусства, критики и СМИ не стеснялись в эпитетах, очерняя одну из немногих попыток поднять гендерную тематику, о чем сокрушается в своей статье того времени феминистка Надежда Плунгян: «Современное российское искусство вообще-то не принято ругать, если вы не патриарх или прокурор. Но реакция на Zen d’art удивительна. Я не помню, чтобы за последние лет пять хоть одна выставка этого типа подверглась такому единодушному неприятию «изнутри» (и это при том, что ни власти, ни активисты с хоругвями ее вообще не заметили)». 

Показателен недавний скандал, связанный с закрытием Центра визуальной культуры Киево-Могилянской академии после попытки проведения в ней выставки «Украинское тело» (см. здесь и здесь. — OS). Болезненная реакция на тему гендера присуща и украинскому обществу, его правоконсервативной части.

Достаточно узка аудитория, которая следит за презентацией проблем гендера в современном искусстве на просторах СНГ, — в значительной степени это представители художественной среды, близкие к социальному активизму, собственно феминистские, а также левые и правозащитные активистки и активисты, ЛГБТ-сообщество. Но эти узкие кружки становятся все-таки питательной средой для брожения умов и закваски нового художественного и политического поиска. Среди уже признанных и действующих художественных явлений, конечно, в первую очередь вспоминается группа «Что делать?» и проект «Фабрика найденных одежд», калининградско-петербургская группа «Верхотура и друзья» также затрагивает гендерные вопросы в перформансах, видео и выставках.

Поиск феминистским искусством и, шире, гендерным дискурсом своего места в современной российской культуре — процесс далеко еще не завершенный. В современном искусстве Запада гендерная тематика практически уже утратила скандальность. Но ситуация «проклятия и отверженности», в которой находятся феминисты российские, уже не раз была если не стимулом к творческому поиску, то обстоятельством, гарантирующим честность художника по отношению к своему произведению.

Ссылки

• Глеб Напреенко. Забытая плоть, 28.03.2012
• Дмитрий Гутов. Эффект кобры, 22.03.2012
• Александр Володарский. Секулярность – последняя надежда религии, 11.03.2012
• Вера Акулова. Конформизм в протестной обертке? 27.02.2012