Над кем смеялся Тер-Оганьян

ДАВИД РИФФ рассматривает цензурный казус как художественно-политический диагноз

Имена:  Авдей Тер-Оганьян

Вся эта история напоминает очередную главу из надоевшей мыльной оперы. Министерство культуры России опять отказывается посылать современное искусство за границу, и опять во Францию. На сей раз речь идет о серии печатных работ Авдея Тер-Оганьяна под названием «Радикальный абстракционизм» и о выставке в Лувре. «Минкульт и Росохранкультура не пропустили эти работы в связи с их содержанием», — сказал директор ГЦСИ Михаил Миндлин. Работы, по его словам, носят «недружественный, провокативный характер», они могут спровоцировать политический скандал и возбудить религиозную вражду. В частности, Миндлин привел в качестве примера одну работу, где Авдей Тер-Оганьян комбинирует зеленый цвет с черным и самоиронично обозначает это как возбуждение ненависти к исламу. Несколько известных художников уже отреагировали на этот всплеск цензуры — Юрий Альберт и Диана Мачулина написали открытые письма в министерство, где заявляют, что будут бойкотировать выставку, пока работы Тер-Оганьяна не будут включены в нее; говорят, что и другие художники напишут аналогичные письма (см. об этом здесь).

Итак, кое-что меняется. Художники политизируют условия своего труда и пользуются правом отказаться участвовать. Они протестуют против цензуры и, как пишет Диана Мачулина, отмечают «наступившее в Российской Федерации торжество идеологической цензуры и желание запретить любую возможность критиковать и иронизировать».

Почему же именно эта работа подверглась цензуре? Миндлин ссылался на текстуальное измерение, на содержание. Содержание же определяется как непосредственное присутствие «горячих тем», как коллекция ключевых слов в «облаке тэгов». Упомянуты ислам, проституция, Конституция — вот и оскорбление. Определенная комбинация включает маккартистскую сирену. Но художник как раз и хочет спровоцировать этот тип рефлекторной реакции, чтобы показать, что менеджерско-административная логика государства покоится на идиотских бинарных процедурах, которые игнорируют то, о чем работа на самом деле.

Потому что подлинное содержание этой конкретной серии Тер-Оганьяна немного сложнее. Эта работа, конечно, возбуждает вражду, но только не по отношению к мусульманам, евреям или православным. На самом деле подлинный объект критики здесь — искусство и фигура художника, как это почти всегда происходит у Тер-Оганьяна. Главная идея этой серии состоит в колоссальном разрыве между обвинительной подписью (это как бы зеркальное отражение заявления о своих политических намерениях, которое мог бы сделать предполагаемый автор такой работы) и самим образом. Они явно не в ладу друг с другом, как в картине Магритта «Это не трубка». Это значит, что если смотреть только на сами картинки, то они вовсе не покажутся радикальными; в них мало возбуждающего что бы то ни было, не то что вражду. Не считать же таковым плакатные цвета или схематическое изображение свиного рыла. Картинки эти так смешны именно потому, что бессильны; они настолько «абстрактны», что даже поверхностная связь с политикой, раскрытая в обвинительном заключении, ничего, кроме усмешки, вызвать не может.

Так что Авдей Тер-Оганьян смеется вовсе не только над сверхбдительными бюрократами. Он также хочет высмеять тенденцию современного искусства завуалировать политические проблемы в формы «абстрактные» и столь невнятные, что только названия картин обозначают ту критическую функцию, которую сами картины и не думают выполнять.

Эта проблема стара, как ранний модернизм, искусство первой половины ХХ века, и она стала вновь актуальна в середине 2000-х годов, когда многие бывшие радикальные художники повернулись к «формализму», эстетизму и автономии искусства, не отказываясь при этом и от претензий на политический смысл своих работ. В Москве одним из первых лозунгов на этом пути была как раз «абстракция» — ее провозгласил Анатолий Осмоловский, радикал 1990-х. Хотя этот термин вскоре отбросили (звучал он довольно-таки наивно), на московской арт-сцене стал доминировать «урбанистический формализм», всегда настаивающий на своем скрытом политическом значении. Теперь, когда закаленная в кризисе буржуазия старается вымести из своей жизни остатки гламура, а государство стремится визуализировать свою идеологию в наномодернизации, этот местный бренд «политического минимализма» кажется все более привлекательным в качестве нового официального языка. Но только до той поры, пока «содержание» будет оставаться тщательно спрятанным в складках формы. Когда такое искусство подвергается цензуре, когда смысл его оказывается назван вслух и приобретает значимость, его собственная политическая претензия сразу рушится, как показывают комичные и орнаментальные картинки из серии «Радикальный абстракционизм». Пойдя по пути самоцензуры в форме абстракции, бывшие радикалы доказывают, что сама реальность куда радикальнее всех их форм. Тер-Оганьян продемонстрировал нам, что от такого самоограничения всего один шаг до глупости. И не только художественной, но и чисто человеческой.