Андрей Ковалев о выставке футуризма

Выставка футуризма в ГМИИ имени Пушкина носит гордый подзаголовок «Радикальная революция». Трудно придумать более необоснованную претензию

Выставка футуризма в ГМИИ имени Пушкина носит гордый подзаголовок «Радикальная революция». Трудно придумать более необоснованную претензию

Представлены футуристы итальянские и русские. С одной стороны — Умберто Боччони, Карло Карра, Джакомо Балла, Джино Северини. С другой — Михаил Ларионов, Наталья Гончарова, Давид Бурлюк и даже одна картина Владимира Маяковского. Работы очень хорошие, особенно русские. Итальянцы привезли вещи качественные, но вовсе не знаковые. Ни революции, ни радикализма. Домашнее такое искусство, безобидное и нежное. Ласкает взгляд любителей искусства.

Даже неудобно напоминать о том, что именно футуристы категорически разрушили жанровую иерархию искусства, поставив во главу угла не объект, но жест. По этой причине «просто выставка просто картин», как бы хорошо она ни была составлена, будет страдать фатальной неполнотой. Конечно, ответственные кураторы показали в отдельных витринах и документальные фото, и образцы роскошного футуристического самиздата. В качестве вспомогательных материалов. Но ведь дела обстояли ровно наоборот — рукодельные книжицы Крученых и раскрашенные лица футуристов в какой-то момент выражали эстетическую концепцию в несравненно большей степени, нежели представленные картины.

Проект призван показать сходства и отличия двух футуризмов — русского и итальянского. Продвинутому зрителю предлагают, даже несколько навязчиво, впасть в размышления об итальянском пластицизме и русской литературоцентричности. Дело, конечно, очень хорошее, особенно если учитывать то обстоятельство, что сами футуристы первыми во главу угла и поставили вопрос о национальности искусства. Но картины сами по себе ничего не говорят ни о почвенном национал-фундаментализме футуристов русских, ни о безудержном империализме итальянцев. Более того, в приличном и консервативном музее о таких дискредитирующих обстоятельствах вспоминать-то не принято.

Принято говорить об эпатаже футуристов — все помнят о желтой кофте Маяковского. Но в настоящий момент те давние выходки воспринимаются уже сквозь призму индустрии массмедиа, где умеренное хулиганство уже давно стало обязательной частью создаваемых в промышленных масштабах звездных имиджей. После футуристов художник перестал быть простым производителем картинок, он теперь просто обязан тщательно и последовательно конструировать свой публичный имидж.

Что же касается национализма футуристов, то здесь их радикализм заключался в том, что они отняли у буржуазии созданный в девятнадцатом веке эклектичный национальный стиль, дизайн и декор идентичности, обратившись в сферу национальной идеологии — опасной и волнующей почвы и крови.

Для сегодняшней России это очень важный момент. Судя по всему, отечественное буржуазное сознание стремительно проскочило этап национальной эклектики и обратилось к фундаментализму почвы и крови. От национального стиля оно переходит к национальному содержанию. Вовсе не случайно, если судить по последним аукционным торгам, в новые герои выходит уже не Шишкин со своими сладенькими пейзажиками, а Наталья Гончарова, которая заявила в 1910-м: «Я отряхаю прах от ног своих и удаляюсь от Запада». Кстати сказать, вот тут и следует напомнить, что футуризм, с его парадоксальным сочетанием преклонения перед машиной и влечением к прачеловеческим истокам, возник и расцвел в Италии и России — странах, проигравших первый этап промышленной революции.

Но музейный формализм категорически отвергает саму возможность экспонирования в выставочном пространстве такого рода обстоятельств. Можно показывать только одно — хорошие картины хороших художников. И никаких радикальных революций!


Выставка «Футуризм – радикальная революция. Италия – Россия» открыта в ГМИИ им. Пушкина до 24 августа