Парижская триеннале «Сила искусства»: своими глазами

В Парижском Grand Palais проходит вторая по счету триеннале французского современного искусства. Предлагаем посмотреть несколько работ и вместе с ЕКАТЕРИНОЙ ДЁГОТЬ поверить или не поверить тому, что о них написано

Триеннале французского искусства «Сила искусства» (La Force de l'Art) проходит в великолепном стеклянном выставочном дворце Grand Palais во второй раз. Подобного рода мероприятия доставляют устроителям значительные трудности. Во-первых, архитектурные: нет стен, а если строить новые, это будет страшно банально, убьет пространство и работы и все превратит в московский Манеж. Во-вторых, интеллектуальные: биеннале в кризисе, они вырождаются в аттракционы для продвинутой толпы, которой уже скучно в Диснейленде, и она хочет поразвлечься инсталляциями. В-третьих, политические: на эту триеннале допускаются только французы, что непрогрессивно. Тут все это было решено неким образцово-показательным, типичным образом.

Политическая проблема — за счет максимального представительства художников негалльского этноса (хотя во Франции, как известно, все они французы, и даже запрещен статистический подсчет людей разного этнического происхождения) и живущих в Париже иностранцев. Но все равно выставка оставляет впечатление немного «местной».

Что касается первой и второй проблемы, то тут решение было найдено на путях архитектуры, которая призвана была противостоять тотальной выставленности на обозрение и продажу. Внутри Гран-Пале было выстроено сооружение, которое здесь назвали «белой геологией» (архитектор Филипп Рам), но которое мне больше всего напомнило обветренные марокканские касбы — абстрактный белый биоморфный пейзаж, с некоторыми помещениями, утопленными в пол, и совершенно чистыми, пустыми внешними стенами, — все искусство было только внутри. Тем самым кураторы постарались выразить свою борьбу со «спектаклем», создать некое поэтическое перетекающее пространство, полное света, не испортить Гран-Пале и не вступить с ним в конфликт. Это, надо сказать, удалось. Правда, в тот день, когда я была на выставке, стояла изумительная погода и был очень красивый свет.

Чтобы избежать впечатления «отчетной выставки Союза художников», с ее огромными картинами и скульптурами (которое тем не менее осталось), и заявить о своем желании создать экспериментальную лабораторию, кураторы добавили к «станковым», статичным произведениям (раздел «Жители» — Les Residents) раздел «Визитеры» (Les Visiteurs), под которыми имеются в виду художники, выступающие с эфемерными перформансами и жестами. И еще есть раздел «Гости» (Les Invités) — известнейшие французские художники, которые выступают в неких особых местах и контекстах. Например, Орлан в Музее восковых фигур Гревена.

Наконец, еще один образцово-показательный на настоящий момент (и правильный) прием — это создание команды «медиаторов», то есть «толкователей» искусства на общественных началах. Они были отобраны по большому конкурсу, затем с ними был проведен месячный интенсивный инструктаж, но искусствоведами они ни в коей мере не являются. Каждый отвечает за одну-две работы (в основном это инсталляции, проекты, некие исследования, требующие рассказа) и по собственной инициативе разъясняет их посетителям. В этом смысле они мне напомнили старых русских смотрительниц, которые тоже гордятся каждая своей картиной и расскажут вам про нее все. Один из этих медиаторов заговорил со мной, но, поняв, что меня убеждать не надо и что «его» инсталляция у меня не вызывает отторжения, немедленно переключился на мужичка мелкобуржуазного вида, который возмущался тем, что все это «полный бордель». «Вы очень тонко почувствовали эту работу…» — начал модератор, и я оставила их наедине друг с другом, поняв, что все будет в порядке.

Кураторов было трое, люди разных поколений. Жан-Луи Фроман, основатель уважаемого музея в Бордо и зачем-то устроитель выставки «Шанель», которая украсила собой ГМИИ имени А.С. Пушкина в 2007 году. Дидье Оттинжер, заместитель директора Центра Помпиду и куратор многих выставок, из которых я видела хорошую выставку Бекмана и не видела (но хотела бы увидеть) выставки под названием «Парад: Портрет художника в виде клоуна», «Смертные грехи» и «Ричард Гамильтон — Марсель Дюшан: Вода и газ на всех этажах». И Жан-Ив Жуанне, хорошо известный многим в Москве: вместе с Андреем Ерофеевым он был сокуратором выставки «Безумный двойник», потом подсел на тему «художника как идиота», стал читать не только Достоевского, но и Хармса, написал обо всем этом книгу. Он не типичный куратор, потому что прежде всего много пишет, и весьма поэтично, и делает поэтические выставки (о воображаемом художнике, например, что мне очень близко). Возможно, потому, что я тоже хорошо знаю Жуанне, выставка, как мне показалось, во многом носила отпечаток его вкуса, во всяком случае, в том, как вещи интерпретировались в кураторских текстах.

Ниже — комментарии к нескольким достаточно случайно выбранным работам (они не лучшие и не худшие — они типичные), которые можно также посмотреть на видео. Съемка предоставлена Лабораторией визуальных коммуникаций Приволжского филиала ГЦСИ, Нижний Новгород, которой мы благодарны за эту возможность.



Кадер Аттиа поставил на полу выставочного зала, вне архитектурной постройки, то есть как бы «на улице», разноцветные пластиковые пакеты. Пакеты пусты, поэтому их форма чрезвычайно эфемерна и в любую минуту может измениться.

Кураторы: «В своей новой инсталляции, которая отмечена его размышлениями о хрупкости произведения искусства перед лицом реальности, Кадер Аттиа продолжает исследовать поэзию пустоты».
Мой вердикт: правда. Насчет размышлений и исследований, впрочем, преувеличение. Но работа очень чувственная и тонкая, в буквальном смысле слова. И трогательная. И еще показывает, что для искусства большой бюджет на производство не обязателен… Интересно, был ли он выделен Кадеру Аттиа?

Кадер Аттиа (Kader Attia) родился в 1970 году, живет и работает в Париже. В последние годы он прославился довольно-таки спекулятивной инсталляцией с вращающимся дервишем.





Ксавье Буссирон и Арно Лабель-Рожу показали следующее (в комнате была давка, при мне там толклись министр культуры с директором Центра Помпиду и еще два десятка VIP): в достаточно темной комнате, в глубине которой театральная сцена, сидит осел, держащий в передних копытах реалистическую картину. На сцене расставлены классические и современные картины, включая чудовищного «Иова» (1897) в золотой раме, а также произведения минималистской скульптуры. Звучит музыка.

Кураторы: «Ксавье Буссирон и Арно Лабель-Рожу предлагают нашему вниманию театральную мизансцену, актерами которой, выступающими на настоящей сцене, являются произведения искусства».

Мой вердикт: правда. Театр соскочил с поезда авангарда потому, что живых актеров не смог (хотя хотел) превратить в объекты. Но есть возможность делать театр из живописи и скульптуры — тут нельзя не вспомнить нашумевшую постановку, в которой в качестве персонажей действуют знаменитые скульптуры ХХ века. И вообще, театральность, как и литературность, качество, которое традиционно считается для «пластической» живописи недостатком. Это порок. Следовательно, оно позитивно и полезно. И вообще, все это похоже на какого-нибудь русского художника типа Звездочетова.

Арно Лабель-Рожу (р. 1950) — известный концептуалист, который выступает с текстами, перформансами, инсталляциями и «событиями», посвященными обычно теме «искусства как такового» и его языка. Иногда он работает в сотрудничестве со скульптором Ксавье Буссироном (р .1969), который также увлечен перформансом и музыкой.