Рейтинг театральных вузов

Накануне вступительных экзаменов OPENSPACE.RU решил выяснить, чем отличаются друг от друга московские театральные вузы и какой из них круче

Желающие учиться на актера пробуются нередко во все театральные вузы — Щепкинское училище, Щукинское училище, Школу-студию МХАТ и РАТИ/ГИТИС (и даже в один нетеатральный ВГИК). Большинству неважно куда — лишь бы взяли. Среднестатистический абитуриент понятия не имеет о том, куда он поступает и чем одна школа отличается от другой. Поэтому, уже стоя под заветной дверью, делятся слухами, более или менее фантастическими. Больше всего мифов на тему того, в каком вузе на что смотрят. В цене любые подробности: «все зависит от типажа»; «во ВГИК могут взять даже 25-летних, а в театральные вузы берут молоденьких»; «во МХАТе нужны мальчики»; «ГИТИС и Щука — школы более игровые»; «Щука похожа на цирк: здесь нужно выкинуть какой-нибудь номер»; «а ГИТИС как большая психбольница»; «во МХАТ в этом году набирает Рыжаков: ходят слухи, что на прослушивании мальчишек просят читать рэп».

В Щепке, как утверждают, приветствуется определенный типаж: статные русские парни богатырского телосложения и благовоспитанные девицы с косой и высоким голосом. Студентка актерско-режиссерского курса ГИТИСа рассказывает, что в период учебы в Щепке играла одних только бабушек с Урала, потому что щепкинская школа ориентирована на амплуа и внешность решает все. Студенты Школы-студии МХАТ полагают, что в ГИТИСе легче получить скидку на фактуру: «Во МХАТе меня никогда, ни разу не просили предъявить характерность, а в ГИТИСе мне сразу сказали: “Почитай как пьяная”». А сами гитисовцы говорят обратное: «У нас педагоги не подгоняют тебя под готовую схему, а пытаются разглядеть твою индивидуальность и идти от нее. В ГИТИСе смотрят на твой внутренний мир, а в Щуке — на внешность». Про то, какую именно внешность ценят в Щуке, показания расходятся с точностью до наоборот. Кто говорит, что сюда берут однотипных красавцев и красавиц, из года в год одних и тех же: высоких, темноволосых и «героичных». А кто — что в Щуке любят смешных, чудных, этаких дурачков, и чем моложе, тем лучше. Ректор Щукинского училища Евгений Князев уверяет: «Бывает, к нам поступают те, которые не проходят никуда: роста маленького и голос не такой — а мы находим в них какую-то индивидуальность».

Школа-студия МХАТ — вуз, наиболее открытый новым веяниям. Студенты тут чувствуют себя на хорошем счету, уверенно говорят о своих перспективах и легко идут на сравнение с другими театральными школами: «В Щуке больше внимания уделяют движению, но там у студентов слишком много свободного времени: актеры учатся полтора часа в день — это на третьем-то курсе! А у нас свободной минуты нет. Занятия по мастерству проходят два раза в день, утром и вечером, иногда приходится готовить по два этюда сразу. А в ГИТИСе занятия мастерством три раза в неделю — ну как это может быть?»

На первом курсе помимо классического репертуара (Достоевского, Островского) актеры пробуют силы в эстетике артхаусного и документального театра: «В Школе-студии ориентируют не на конкретный тип театра, а на разработку собственной темы: у актера должно быть что-то за душой, чем он может поделиться. Много времени уделяется общению, разговорам о смысле, формированию человеческой и гражданской позиции, потому что, если человеку нечего сказать, на него интересно смотреть две секунды». Здесь охотно привлекают к работе выпускников, и поэтому много молодых преподавателей. По инициативе Виктора Рыжакова, набирающего следующий курс, актерский факультет рекомендовал своим абитуриентам включить в программу для прослушивания пару десятков современных авторов, в числе которых: Захар Прилепин, Борис Рыжий, Вера Полозкова, Виктор Пелевин, Владимир Маканин, Владимир Сорокин, Евгений Гришковец, Иван Вырыпаев, Людмила Улицкая, Михаил Елизаров, Михаил Шишкин, Ольга Седакова, Ольга Славникова. Но при всей радикальности некоторых нововведений Школы-студии в ее стенах, по-видимому, соблюдается определенный дресс-код, оговоренный в местном объявлении: «В шортах и пляжной обуви вход в Школу-студию категорически воспрещен».

Щепкинское училище лидирует в первую очередь в обеспечении безопасности. На вахте ГИТИСа я набрала номер деканата актерского факультета, представилась, и меня сразу пропустили. В Щуке охранник сам вызвался вылавливать мне актеров в толпе абитуриентов. А охрану Школы-студии МХАТ я и вовсе миновала незамеченной. Щепкинское училище было первой (и, признаться, единственной) школой, в которой с меня потребовали официальное письмо на имя ректора и служебный пропуск, удостоверяющий право задавать вопросы студентам и абитуриентам Высшего театрального училища (института) им. М.С. Щепкина при Государственном академическом Малом театре России. Это была первая традиция, с которой я столкнулась, едва переступив порог старейшей театральной школы.

От новых веяний студентов тут охраняют примерно так же рьяно. Воспитывают в духе патриотизма. Щепкинцы в разговоре со мной не стеснялись пафоса и возвышенных слов: Щепка хранит классические традиции, а традиции — это хорошо; классику уловить сложнее, чем современность; театр всегда был отражением социальной жизни; ставить пьесы нужно как написано; театр должен отсеивать пошлость; любое действие должно быть психологически оправданно; все должно быть по-настоящему, как в жизни. Спрашиваю: «Какой спектакль из последних понравился, запомнился? В каком театре?» — «В Малом. Последний потрясающий спектакль — “Пиковая дама”… Не помню, чья постановка».

{-page-}

 

Изредка встречаются критические нотки. Но, начав выражать некие сомнения, словно спохватившись, студент идет на попятную. «Какой театр вам нравится?» — «Театр Пушкина при Писареве, Ленком». — «А Малый?» — «Малый мне тоже нравится, но… У Малого театра нет такой задачи — идти в ногу со временем, предъявлять современного героя. А ведь можно, наверное, ставить тот же классический репертуар, но выбирать его исходя из того, что диктует сегодняшний день». — «Спорите об этом с педагогами?» — «Об этом не спорим. Я не считаю себя вправе: я студент, я учусь».

В отличие от Школы-студии МХАТ и ГИТИСа, где у каждого мастера, набирающего курс, фактически своя школа, студент Щукинского училища за время учебы проходит через руки всех педагогов. «В Щуку идут чрезвычайно позитивные люди и необычные в этом смысле, — флегматично, без тени улыбки отвечает на мой вопрос о специфике вахтанговской школы студент, выловленный любезным охранником. — Если есть настрой на глубокую, сверхчеловеческую драму…» — «То куда?» — «Куда угодно, только не в Щуку. Новую драму и другие экспериментальные проекты в Щуке знают и любят, но новая драма новой драме рознь: для кого-то новая драма — это Прилепин, а для кого-то — Гауптман. У нас в программе тоже есть современные произведения, но нужно иметь определенное чувство такта, чтобы не пошлить на сцене, искать грубости какие-то мягкие эквиваленты».

Задаю тот же вопрос Римасу Туминасу, открывшему в этом году студию при театре Вахтангова, и слышу в ответ стандартное: «Школа Вахтангова, школа Щукинского училища — это, прежде всего, поиск выразительности, поиск праздника театрального действа и, в конце концов, утверждение праздника жизни. Но сегодня различия актерских школ уже стерлись. Сегодня многое зависит не от школы даже, а от мастерской, от индивидуальности мастера. И сегодня недостаточно быть хорошо обученным и талантливым студентом — нужно еще быть художником. Главное — это человеческая позиция. Я уверен, что люди уже рождаются с темой. И надо помочь актеру прислушаться к его теме, развить ее, помочь человеку стать творческой личностью».

Если актеры Щуки уже студентами начинают выходить на сцену театра имени Вахтангова, студенты Щепки — на сцену Малого театра, а студенты Школы-студии — на сцену МХАТ, то ГИТИС не приписан ни к какому конкретному театру, который так или иначе определял бы его магистральное направление. В ГИТИСе нет единой школы, а граница проходит между факультетами и факультетскими мастерскими, каждую из которых возглавляет режиссер или художественный руководитель крупного московского театра. Актеров готовят на актерском и режиссерском факультетах. В Школе-студии и в Щуке тоже время от времени набирают актерско-режиссерские курсы, но только в ГИТИСе совместное обучение актеров и режиссеров происходит на постоянной основе. Актер с режиссерского факультета готовит этюды и отрывки не только и не столько с преподавателями, сколько с режиссерами-сокурсниками, в то время как студенты остальных вузов делают свои отрывки самостоятельно либо под руководством педагогов. В первом случае имеешь дело с неопытными, но разными режиссерами, в остальных — с профессионалами, которые точно знают, как надо; у каждой позиции свои плюсы и свои минусы: кому-то дороже атмосфера поиска, кому-то — мастерство. И так во всем. То, что кажется плюсом для одних, является минусом для других.

ГИТИС славится своими актерско-режиссерскими мастерскими, учиться на режиссерском факультете считается более почетным, но вот студенты одной из самых престижных мастерских жалуются своим коллегам, что их много учат режиссуре и мало развивают как актеров; то есть учат хорошо, но мало. Кудряшовцы — единственная мастерская с музыкальным уклоном: поэтому на прослушивании интересуются наличием музыкального образования или хотя бы слуха. «Хейфецы» больше работают с современной драматургией, а у «женовачей» уже целый год на повестке дня — Чехов.

Предлагаю студентам актерского факультета сравнить ГИТИС с другими театральными вузами. Актер мастерской Бородина: «В Щуке больше работают над образом, идут от внешней выразительности к внутреннему оправданию, а в ГИТИСе начинают с того, что раскрывают себя: я в предлагаемых обстоятельствах. В Щепке время остановилось — в костюмах ходят. А в Школе-студии МХАТ “каша” в хорошем смысле: есть разные мастерские, разные преподаватели и разные направления. У мхатовцев хорошие спектакли, но нас учат тоньше: лучше проще, но по-настоящему. У них очень экспрессивная внешняя игра, она и внутренне оправданна, но они форсируют выразительность; а у нас, пока внутри не родится, не накопится, резких движений не позволяют. Но в ГИТИСе по сравнению со Школой-студией не хватает дисциплины».

Есть, конечно, и объективные критерии, такие, как конкурс, например. Так, в 2011 году количество абитуриентов, подавших документы после отборочных туров, составило: в Щепкинском училище — 71 человек на 27 бюджетных мест, в Щукинском училище — 116 человек на 30 мест, в РАТИ/ГИТИСе на актерский факультет — 60 человек на 17 бюджетных мест, в Школе-студии МХАТ — 68 человек на 23 бюджетных места. Однако даже в этом показателе возможна арифметическая погрешность. Во-первых, как мы уже говорили, все поступают всюду. С другой стороны, одна школа старается допустить к конкурсу как можно меньше народу, а другая, может быть, предпочитает нагнетать атмосферу соревновательности. Наконец, сам соискатель в случае успешного прохождения отборочных туров в несколько вузов одновременно при выборе между ними может ориентироваться не на репутацию школы, а на личность мастера, набирающего курс в этом именно году, или какие-нибудь другие субъективные факторы. Или такой показатель, как востребованность театрами. Из 16 выпускников актерского факультета Школы-студии МХАТ образца 2011 года на сегодняшний день в театр поступили 15 (93,7%); из двух актерских курсов Щуки (54 человека: 35 плюс 19) по специальности работают 49 (90,5%). Щепкинское училище держит эту статистику в секрете, а в ГИТИСе таковая и вовсе не ведется.

В конечном счете, все студенты довольны той школой, в которую попали, независимо от того, куда стремились поступить. И тем, кто идет по их стопам, советуют, в принципе, одно и то же: быть самим собой. Не подстраиваться, не пытаться понравиться — все равно не угадаешь и на всех не угодишь. В любом случае, если ты талантлив — тебя заметят.