«Севильский цирюльник»

Несмотря на все вопросы, очередной союз Тителя со сценографом Владимиром Арефьевым получился удачным

«Севильский цирюльник» Россини в постановке Александра Тителя можно назвать центральной работой руководимого им Театра имени Станиславского и Немировича-Данченко в этом сезоне. Название для театра установочное. Несколько десятилетий оно ассоциировалось здесь с одним-единственным спектаклем, рожденным отцом-основателем Константином Станиславским аж в 1933 году и прожившим рекордно долго до нашего времени.

Радоваться тут, правда, нечему. Потому что этот удивительный факт как-то легко уживается со следующими обстоятельствами: петь и играть Россини отечественные музыканты почти не приспособлены, россиниевской традиции у нас практически нет. «Фигаро здесь, Фигаро там» и каватина Розины — вот и все из музыки классика бельканто, что завязло в ушах традиционного слушателя.

Недавний приезд главного россиниевского авторитета Альберто Дзедды, сумевшего раззадорить Российский национальный оркестр, внушил надежду, что и наши музыканты смогут исполнять эту музыку играючи, а не выдавливая каждый звук, как отличник на уроке сольфеджио. Да и вообще, мир стал гораздо прозрачнее, солисты носятся туда-сюда, и ни для кого уже не секрет, что Россини отечественного производства отличается от Россини с фестиваля в Пезаро, как макароны по-флотски от пасты карбонара. И такие вещи, как стиль, аромат, настроение, значат не меньше, чем то, что просто написано в нотах.

Однако, слушая «Цирюльника» в Станиславском, особых тектонических сдвигов пока, увы, не замечаешь (хоть в программке и отмечен итальянский коуч, привлеченный для этой постановки). Имеются отдельные радости среди солистов, главная из которых — исполнитель роли Фигаро, лауреат Госпремии Армении, а также многочисленных международных конкурсов Арсен Согомонян, новое приобретение театра. Его сильный, но поворотливый голос и уверенные взаимоотношения с музыкой сочетаются с южным обаянием, добавляющим в образ знаменитого цирюльника кавказские приправы.

Еще один любимец публики — Дмитрий Степанович в роли комического злодея Базилио. Одно его появление на сцене вызывает оживление в зале — такой уж Степанович мастер на почти экстремальные художества. При этом он обеспечивает очень честный вокал.

Любовная пара, вокруг которой вертится вся интрига, в результате проигрывала — по крайней мере, на первом премьерном спектакле. Примадонна театра Елена Максимова (Розина) с Россини скорее на «вы». Алексей Кудря (Альмавива), который как раз может похвастаться опытом работы в правильных россиниевских местах Европы, свои головокружительные колоратуры выпевал, казалось, без радости.

Но опера Россини — это не только отдельные выходные арии, но и ощущение целого, которое оказалось пресноватым и скучным. Понятно, что работы вложено было много, но музыкальная материя все равно осталась вязкой и неразборчивой. Темпы тормозят, в оркестре жизни нет, ансамбли солистов то и дело разъезжаются.

Режиссер постарался к хрестоматийным россиниевским сложностям (будь то зубодробительные скороговорки или бесконечные повторы) отнестись с юмором и, как мог, обыграл непростые отношения героев с партитурой. Но все же обаятельность этого спектакля — а ее сложно отрицать — не в сомнительных панибратских отношениях с музыкой, а в общей атмосфере. Если спектакль не слушать, а смотреть, то это качество у него как раз есть.

В принципе не очень понятно, о чем он. Почему двое молодых, приятных и вполне симпатичных друг другу людей, переселенных примерно в 50-е годы прошлого века, не могут с самого начала быть вместе? В смысле придумывания старой оперной интриге более актуального звучания Титель не слишком напрягался. Трюк с неким напоминающим гранату предметом, из-за которого собравшиеся на сцене цепенеют в конце первого действия (вместо того чтобы оцепенеть от совсем уж оперной условности с переодеванием), выглядит, надо признать, коряво.

Но зато наблюдать за этой бесцельной, но наполненной вполне человеческой жизнью историей, проходящей в окружении стильно одетых безмолвных прохожих, соседей, жующих макароны, целого стада раритетных мотороллеров и потертой мебели, которая вполне могла бы стоять в вашей родительской квартире, очень приятно. Для хрестоматийного испанского сюжета нарисована не парадная, не солнечная, а вовсе даже заснеженная Италия, взятая и из нынешних новостей «Евроньюс», и из итальянского кинематографа времен неореализма, сквозь который нет-нет да и просвечивает советское прошлое — не резко, любовно, с легкой ностальгией.

Несмотря на все вопросы, очередной союз Тителя со сценографом Владимиром Арефьевым можно назвать удачей, продолжающей их похожий успех с моцартовской «Так поступают все женщины». Можно также констатировать, что эпоха «Севильского цирюльника» 1933 года все-таки кончилась.