Элита. Финал

Анастасия Волочкова и Ксения Собчак доказывают, что настоящего социального успеха можно добиться только одним образом: отказом от любой профессии.

В Советском Союзе особым уважением пользовалось слово «номенклатура». «Номенклатурными» были жены, должности и санатории. В постсоветские времена «номенклатурное» уступило место всему «элитному». Кроме «элитной» плитки и «элитной» мебели, теми же мифическими свойствами оказалась наделенной группа людей, занявших главные места на телеэкранах и журнальных обложках, – от Ксении Собчак до Анастасии Волочковой. Историк балета ВАДИМ ГАЕВСКИЙ и балетный критик ПАВЕЛ ГЕРШЕНЗОН разговаривают об основных свойствах самозваной российской элиты новейшего времени. Эта беседа – фрагмент, а по сути – большое отступление от основной темы, выбранное редакцией OPENSPACE.RU из книги «Разговоры о русском балете: 1996–2007. Комментарии к новейшей истории», которая готовится к печати в этом году, к 80-летию Вадима Гаевского.

Отрывок из главы «Большой балет: свои и чужие»

Вадим Гаевский. По отношению к длительному периоду советской истории московского балета мы употребляли, может быть, не совсем корректно, понятие «номенклатуры», делили артистов на «номенклатурных» и «неноменклатурных» и, оперируя этими понятиями, рассуждали об их судьбах. Это понятие сегодня перестало быть актуальным, так как «номенклатуры» в том смысле, в каком она существовала в 1930-х, 40-х, 50-х годах, в нашей общественно-политической и культурной жизни больше нет. Возникло и на наших глазах приобрело чудовищные размеры понятие «элиты» как некоей таинственной прослойки, куда входят наиболее продвинутые, наиболее раскрученные персонажи, особенно те, кто становятся «медийными». Дорога в новую элиту идет через телевидение — не через газеты, не через радио. Например, «Эхо Москвы» — это не «элитная» радиостанция — она «элитарная», это остатки элитарной культуры, последний приют нашей элитарной журналистики. Венедиктов вхож в «элиту», но скорее как репортер, движимый любопытством и профессиональной необходимостью — он должен там быть, чтобы что-то узнавать. Но человек он семейный, и домашнее общение с сыном его, по-моему, волнует больше, чем пребывание на элитных тусовках. Идеальным воплощением новой элиты является Ксения Собчак. А несколько самозваной фигурой, которая то попадает в новую элиту, то оттуда изгоняется, является наша героиня Анастасия Волочкова — она «элитна» весьма условно, поскольку «элитность» не предполагает такой степени скандальности.

Павел Гершензон. Действительно, в отличие от Анастасии Волочковой, Ксения Собчак по судам не бегает. Она всего лишь невинная озорница...

В.Г. Волочкова в этом смысле шире как личность.

П.Г. Вы хотите провести параллель с Матильдой Кшесинской? Я убежден, что г-жа Волочкова — и не она одна в среде балетных дам — мечтает именно о подобном сравнении. Их манит «миф Кшесинской». Правда, из всего содержания этого мифа наибольшим успехом в общественном сознании пользуется не Кшесинская-балерина, обладавшая, похоже, действительно высочайшими профессиональными достоинствами, но та составляющая этого мифа, которую французы определяют понятием громоздким, но фонетически изящным — la femme entretenue.

В.Г. Должен сказать, что Матильда Феликсовна была la femme entretenue лишь отчасти. La femme entretenue — это та, кого выбирают. Матильда Феликсовна — женщина, которая выбирала сама, и, хотя ее познакомил с Наследником Александр III, выбрала его она, и она выбрала двух Великих Князей, один из которых стал ее мужем, а другой, возможно, был отцом ее ребенка (тут мнения расходятся), но это был ее выбор. Это особый, уникальный случай, уникальная карьера, уникальная женщина, которую язык не поворачивается называть, к примеру, содержанкой — будем говорить так, как было принято это называть тогда — фаворитка. Великая, гениальная фаворитка.

П.Г. Волочкову выбрали?

В.Г. Не знаю, кто кого выбирал. Эта тема сегодня уже не актуальна, потому что Настя — замужняя женщина, мать. Но она рвется в элиту, она рвется в телевизор, где присутствует в качестве театральной актрисы, актрисы сериалов, в качестве проповедницы всех мыслимых добродетелей и в качестве интеллектуальной собеседницы Татьяны Толстой и Дуни Смирновой.

П.Г. В одном из сериалов Волочкова уже не снималась — даже самым бездарным режиссерам и самым тупым продюсерам стало понятно, что «драматически» играть и произносить какой-то текст Волочкова, ну просто совершенно не в состоянии (я вообще бы на месте многих постсоветских балерин старался как можно меньше открывать рот, потому что в их случае молчание не просто золото — оно бесценно). Так вот, в этом сериале унылые сериальные актеры по ходу действия отправлялись на вечеринку, которую устраивала «балерина Волочкова». Вот это и состоялось! Ничего «играть» не надо, не надо танцевать, не надо потеть на утреннем уроке — надо просто предоставить свое имя. «Волочкова» отделилась наконец от реальной Насти и живет своей отдельной жизнью. Она — brand name. Можно печатать туристические открытки с видами Москвы: Василий Блаженный — Кремль — Анастасия Волочкова — Храм Христа Спасителя...

В.Г. Это ее предназначение, это ее роль. Правда, если она уйдет из Большого театра, что-то существенное в своем бренде она потеряет, потому что в качестве составляющей он включает в себя и понятие «Большой театр». Ей даже не надо танцевать в Большом театре, ей просто нельзя оттуда окончательно уходить (этот разговор Гаевского и Гершензона состоялся летом 2006 года. — OS). Кстати говоря, понятие бренда применительно к артисту раньше никогда не употреблялось. Никому в голову не приходило определять Качалова как бренд. Бренд — это ликер, духи, часы.

П.Г. Понятие бренда включает в качестве обязательного элемента так называемый life style. А это, собственно, и есть основное занятие Анастасии Волочковой. В интернете не публикуют записи ее балетных танцев — там выкладывают скандальные интерьеры ее апартаментов на Итальянской улице в Петербурге: жирная позолота, тяжелые драпри, гипсовые гуси, свисающие с низкого потолка (квартира расположена в антресольном этаже, который раньше предназначался для прислуги).