«Алоис Небель и его призраки»

Туман, топор и Золушка в мульт-нуаре, выдвинутом Чехией на «Оскар»

Имена:  Томаш Луняк

​Сегодня в прокат выходит «Алоис Небель и его призраки» Томаша Луняка — чешский кандидат на иностранного «Оскара», увы, не вошедший в шортлист киноакадемии. Московская премьера картины пройдет в рамках фестиваля нового чешского кино Czech In в кинотеатре «35 мм».


«Алоис Небель» начинается списком поездов, графиком движения через приграничную ж/д станцию Белый Поток, расположенную в чешских Судетах. Расписание читает наизусть заглавный персонаж, печальный станционный смотритель предпенсионного возраста, в совиных очках которого не отражается ничего. Увлечение трейнспоттингом обычно служит знаком крайней непричастности, одиночества и внутренней опустошенности — став профессией, оно окончательно выдавливает человека из общества, заменяет сердце на хронометр, а мечты — на ожидание прибытия следующего поезда.

Этот грустный портрет человека, ставшего посторонним своей стране (своей ли?) и своему времени, режиссер Луняк очерчивает скупо, схематично. «Небель» сделан в технике ротоскопии — снятый на пленку фильм с живыми актерами небрежно обрисован по контуру и оживлен не без участия компьютерного софта (об этом свидетельствует характерная пластика изображения). Выбор анимационной техники, видимо, объясняется тем, что «Небель» — экранизация популярного в Чехии комикса. Но любопытно, что Луняк вовсе не держится за иконографию оригинала. Сохраняя монохромную схематичность изображения, он полностью меняет лица героев — а, значит, и их характеры. Небель, к примеру, из щекастого фельдфебеля превращается в аутичного одиночку с уныло повисшей скобкой усов. Тут вообще все держится на усах, очках и кепках, главный художественный прием фильма — синекдоха: очень условная, почти отсутствующая мимика превращает людей в объекты, в типажи. Толстый, Полковник, Немой, Шляпа, Врач, Фуражки — примерно так могли бы выглядеть титры «Алоиса Небеля».

Вся эта колода карт кружится вокруг внешне невозмутимого железнодорожника, который медленно сходит с ума, погружаясь в воспоминания послевоенного детства. Картина всякий раз одна и та же — станция, теплушки, толпа гражданских с повязками «N» на рукавах, плач детей, лай собак, разбросанные по перрону чемоданы, вооруженные люди в кепках и сапогах, испуганная немецкая речь, выстрел, крик «По вагонам!». Все мысли Небеля — в 1945-м, когда победители депортировали из страны судетских немцев, послуживших главным поводом вторжения Гитлера в Чехословакию. Занятый катастрофами прошлого, Небель совершенно не замечает катаклизмов настоящего — а на дворе 1989 год, рушится Берлинская стена, толпы восточных немцев рвутся на Запад, эшелоны с советскими войсками уходят на Восток, и неизвестный с топором переходит немецко-чешскую границу, чтобы отомстить за то, что случилось на платформе Белого Потока в 45-м.

Разнородные пласты так и существуют в фильме сами по себе, не смешиваясь в цельную историю. Наполовину состоящий из галлюцинаций и флэшбеков «Алоис Небель» и сам — горькое воспоминание, галлюцинация, призрак, дух Восточной Европы, многократно перекраиваемой, всегда пограничной, объединенной, раздробленной и объединенной снова. Луняк отказывается заполнять пробелы между разрозненными кадрами комикса, он превращает неполноту, главную проблему любой экранизации, в намеренный прием, всячески усугубляет импрессионистскую фрагментарность первоисточника, смазывает остросюжетность до тусклой неразборчивости воспоминаний. Шелест теней на экране делает зрителя таким же печальным, но равнодушным наблюдателем, каким является и сам главный герой. Смена политических формаций, национальные катаклизмы, страсти и пороки — то есть все то, из чего нормальный режиссер сделал бы историю, превращается в «Небеле» в печальный монотонный фон, скорее культурный, чем житейский или политический. Одна из самых странных и сюрреалистических сцен фильма — рисованные обитатели пражского вокзала в новогоднюю ночь смотрят по рисованному телевизору игровые «Три орешка для Золушки». Оптимистическое кино прошлого кажется единственным осколком реальности в туманном (всевозможные туманы и дымки прорисованы в фильме как раз необычайно реалистично), ускользающем от всех органов чувств настоящем. И не только в рисованном настоящем пражского вокзала образца 1989-го: редко какая рецензия на «Небеля» не цепляется за «Поезда под пристальным наблюдением» Иржи Менцеля, фильм, настолько же посвященный надеждам, насколько «Алоис Небель» — усталости и разочарованию.