Десять акций группы «Гнездо»

Группа «Гнездо», или, как ее называли сами участники, Донской–Рошаль–Скерсис, просуществовала всего четыре года, с 1975-го по 1979-й, но сумела остаться легендой. По случаю ее первой ретроспективы в ГЦСИ Екатерина Деготь составила список десяти самых очаровательных – она настаивает на этом определении – перформансов группы

Геннадий Донской, Михаил Рошаль и Виктор Скерсис были юными учениками молодых Комара и Меламида, которые только что придумали соц-арт. Но если учителям (краду эту мысль у Юрия Альберта) приходилось с довольно-таки бегемочьим усилием тащить себя из советского канона, из болота темной, масляной, натруженной к тому времени реалистической живописи, то Донской, Рошаль и Скерсис выпорхнули из этой тюрьмы мгновенно, даже не заметив ее. На нонконформистскую выставку, куда иные старшие товарищи тащили серьезные антисоветские опусы, они принесли «Пять выгоревших на солнце листков бумаги». Что-либо более нонконформистское мне трудно представить.

Они никому ничего не были должны и ни с кого не спрашивали по счету. Они фонтанировали идеями, которые были одна другой лучше, одна другой легче. «Московскими концептуалистами» принято считать Кабакова и его учеников, но, пожалуй, именно Донской, Рошаль и Скерсис, принадлежавшие к другой линии, были концептуалистами настоящими (а не московскими или романтическими) – художниками отношений, связей, намерений, свободными от веса вещей, веса исторических и литературных воспоминаний. Это наш ответ лучшим образцам американского поэтического перформанса 70-х – Вито Аккончи, который нашептывал одиноким прохожим постыдные тайны о себе самом, или Брюсу Науману, который подчеркнуто сознательно обходил площадь по кругу.

Уже следующее поколение (группа «Мухомор») вскоре подверглось испытанию рынком и опять начало писать картины, замусоривая окружающую среду холстами и маслом. Но «Гнездо» – уникальный, хрупкий исторический миг абсолютной свободы и незамутненности жеста. Неудивительно, что он длился так недолго: уже в конце 70-х авторы пошли разными путями. Рошаль внезапно умер год назад, Донской давно, хоть и по-другому, исчез из этого мира; Скерсис живет в еще одном далеке, в Америке, хоть и часто приезжает. В одно и то же гнездо не усядешься дважды.

Самый известный вариант «Высиживания» состоялся в рамках выставки нонконформистов в Доме культуры ВДНХ в сентябре 1975 года. Там его пытались запретить, залить противопожарной дрянью и, что было всего хуже, засидеть посторонними девушками, зашедшими в гости. Но первое и настоящее «Высиживание» – тогда оно еще называлось «Высиживание духа» – прошло раньше, летом. Донской, Рошаль и Скерсис устроили соревнование на выживание между десятью яйцами, выявили самое крепкое, сплели гнездо и сели втроем высиживать одного духа. Дух родился – именно в этот момент, и именно у этих троих, таких нечеловечески молодых, которые поняли, что в сложных исторических обстоятельствах главное – не суетиться, обустроить себе логово и немного подумать, закрыв глаза.

Все дальнейшее творчество «Гнезда» и стало эманацией этого гениального духа.

Это не перформанс, а объект. Но по сути дела – почти манифест.

Металлическая пластинка с одного конца горячая, с другого холодная, а числа на ней отмечают «горячие» и «холодные» даты в творчестве классика – соответственно роман «Мать», встречу с Лениным, жизнь на Капри или же, напротив, всякие неприятности и даже смерть.

Ленин тут, как обычно, совершенно ни при чем: он просто банальный атрибут повседневности, как в западном мире Христос. Марсель Дюшан завещал не делать искусства ретинального, то есть привязанного к визуальности. Но это отрицание зрения, эта визуальная аскеза дается художникам с большим трудом. Умение провести искусство через какое-то другое, боковое игольное ушко – вещь редкая. Многие пытаются активизировать слух, но с теплом и холодом работают только самые отвязные.

Голые тела, ничком лежащие на земле, – сюжет в визуальной памяти ХХ века слишком болезненный. Но демонстративное игнорирование этих ассоциаций – не безответственность и не юношеское недомыслие. Голый человек на голой земле – свободный человек.

Птицы небесные, что не сеют, не жнут, – такова, конечно, фигура абсолютной художественной свободы. Донской–Рошаль–Скерсис в своей кипучей деятельности великолепно воплощали этот образ плещущей через край бесполезности. Но именно это скоро привело их, как ни странно, и к сеянию, и к жатве. Как и в «Оплодотворении земли», перформанс воплощает крайнюю самоотдачу и щедрость. Советская власть ни при чем – это просто погодные условия. Впрочем, возможно, как раз очевидные 33 несчастья советского сельского хозяйства в эти годы и делали его символом праздности и великолепного расточительства.

Для этой серии акций соавторы состряпали себе сельхозорудия (соху, плуг, или, как здесь, суму), специально рассчитанные на трех человек, чем подчеркнули гибридный характер своего творческого субъекта. Как когда-то Малевич, Крученых и Матюшин (которые втроем придумали русский авангард на финской даче), Д–Р–С считали совершенно необходимым время от времени переливать идеи из одной головы в другую, чтобы по дороге они проветривались и насыщались пузырьками.

Акции «Гнезда» делались всегда без зрителей, а в этой зритель ничего и не сумеет увидеть, как бы ни старался. Только ты сам, подпрыгнув и быстро обернувшись, можешь попробовать поймать краешком глаза свой собственный облик секундной давности. Опыт настолько интимный, что его в принципе никому нельзя показать, а значит, и опошлить.




Акция с участием Александра Юликова: Рошаль и Юликов стягивают берега Водоотводного канала в районе Садовников, восстанавливая Гондвану, – единый материк эпохи мезозоя. В том же году Донской, Рошаль, Скерсис и их заграничные друзья провели совместную акцию «Станем на метр ближе», в ходе которой в Москве, Нью-Йорке и Берлине были вырыты ямы по полметра глубиной. Поразительно, что вся риторика «Гнезда» построена на соединении и утверждении, а вовсе не на разделении и отрицании, чего принято ожидать от авангарда. Кажется, что это некая заранее созданная пародия на нынешнюю политкорректность, позитивную визуализацию и экологический дискурс.




Художники в течение получаса воздействовали собственной энергией на холст, дожидаясь появления картины. Тогда еще не были опубликованы дневники Родченко 1919 года, в которых он мечтает как раз о таком – лежать на диване и мыслью проецировать искусство на плоскость.

Участники не дышали, сокращая количество поступающего в атмосферу углекислого газа. Это уже не пародия на (тогда еще зачаточную) экологию, а собственно художественная экология: в наши дни воздержаться от создания произведения куда более эстетически и морально ценно, нежели создать еще один громоздкий монумент чему бы то ни было.

Одно из лучших произведений отечественного политического активизма, с моей точки зрения.

Д–Р–С изготовили классический советский транспарант, но не с текстом, а с фрагментом абстрактной картины (кажется, Пауля Клее), вышли на перекресток улиц Дмитрия Ульянова и Вавилова, прямо к магазину «Академкнига», и направились в сторону Ленинского проспекта.

Неприятности у них потом были, но все же акция оказалась, по сути дела, ненаказуемой. А это значит, что была решена главная концептуальная художественная задача – ускользнуть от однозначной интерпретации и поставить все смыслы под вопрос. Просто в СССР от успешности решения этой задачи зависели судьба и свобода. Потому-то вещь так и захватывает.

В день открытия выставки Виталия Комара и Александра Меламида (которые к тому времени эмигрировали на Запад) в галерее Рональда Фельдмана в Нью-Йорке Д–Р–С в квартире Михаила Рошаля на улице Дмитрия Ульянова, где они обычно и паслись, в течение получаса внимательно смотрели на фотографии своих учителей, возвращая их назад.

Материализация осуществилась примерно десятью годами позже, но «Гнездо» к тому времени уже распалось.