Томас Остермайер: «Я не люблю, когда Германию представляют в качестве жертвы»

Один из самых интересных европейских режиссеров ответил на вопросы журналистов, представив свой новый спектакль как политический акт

Имена:  Томас Остермайер

Ежегодный театральный фестиваль «Сезон Станиславского» открылся спектаклем «Замужество Марии Браун» мюнхенского театра «Каммершпиле» (Kammerspiele) в постановке немецкого режиссера Томаса Остермайера. Руководитель берлинского театра «Шаубюне» (Schaubühne), лауреат престижной театральной премии «Европа — театру» в номинации «Новая театральная реальность», приглашенный директор Авиньонского фестиваля в 2004 году и один из самых интересных европейских режиссеров, хитро улыбаясь, отвечал на вопросы журналистов, среди которых оказалась МАРИЯ СИДЕЛЬНИКОВА.

— Перекликается ли ваш спектакль «Замужество Марии Браун» с одноименным фильмом Фассбиндера 1979 года?

— Этот спектакль не связан с фильмом, хотя многие считают, что они похожи. Более того, я познакомился со сценарием задолго до того, как посмотрел фильм. И я не хотел делать ни ответ Фассбиндеру, ни подражание ему. Да и сценария, если честно, придерживался не слишком строго. Меня интересовали только избранные моменты. Спектакль продолжил ряд женских образов, которые я создавал и изучал в своих предыдущих работах, — это Нора, Гедда Габлер и вот теперь Мария Браун.

В истории послевоенной Германии женщины сыграли огромную роль. В то время они фактически выступали в роли мужчин, которых просто не хватало, и им удалось возродить Германию. Судьба Марии Браун — это судьба Германии. Еще мне хотелось показать как бы второй план этой пьесы. Окружающие Марию Браун мужчины ведут с ней свою игру, и эмансипация, по сути, оказывается лишь недолговечной иллюзией. В конце я изображаю ее деловой самостоятельной женщиной. Но она даже не подозревает, что всем своим богатствам обязана двум мужчинам.

— Почему вы обратились именно к этому материалу?

— Мне совершенно не нравится сегодняшнее немецкое кино и то, как оно рассказывает об истории Германии. Я говорю о таких фильмах, как, например, «Падение» (Untergang, Der) о последних днях Гитлера, или недавно вышедший «Анонимно — Женщина в Берлине» (Anonyma — Eine Frau in Berlin) о немецких женщинах, которых насиловали русские солдаты во время Второй мировой войны, или документальные фильмы о бомбардировках Дрездена. Режиссеры стараются представить Германию в качестве жертвы, а для меня это неприемлемо и даже катастрофично. Поэтому я специально искал другую историю — противоположную тому, что показывают в современном кино. Можно сказать, что этот спектакль — политический акт.

— Трагический финал спектакля проходит под звуки трансляции футбольного матча. Что это значит?

— Это знаменитый футбольный матч 1954 года, который, на удивление многих, выиграла сборная ФРГ, обыгравшая сильнейшую команду венгров. Германия стала чемпионом мира по футболу, и эта победа была очень символичной для новой Германии. В этот вечер возродилась страна, которую долгое время отвергали, — и в этот же вечер особняк Марии Браун был взорван. Это тоже метафора.

— Вы возглавляете берлинский театр «Шаубюне», однако спектакль «Замужество Марии Браун» вы поставили в театре «Каммершпиле» в Мюнхене. С чем это связано?


— Я сам из Баварии и принадлежу к этому культурному кругу. К тому же меня давно связывают теплые дружеские отношения с директором мюнхенского театра Франком Бамбауэром, некоторое время назад мы вместе работали в Гамбургском драматическом театре. У нас с ним существует договоренность, что я каждые два года ставлю для его театра спектакль. Предыдущей мюнхенской постановкой была «Родня», тоже по пьесе баварского автора Марилуизы Фляйссер (Marieluise Fleißer). Я мог сделать «Замужество Марии Браун» и в Берлине, но сам материал пьесы и ее автор, Фассбиндер был тоже баварцем, лучше всего подходят для Мюнхена.

— Вы, режиссер новой волны, унаследовали театр «Шаубюне» от классика Питера Штайна. Как вы себя ощущали?

— Я к Питеру Штайну не имею никакого отношения. Я пришел в театр в 2000 году, спустя 15 лет после него, за это время у театра сменилось четыре руководителя. Как можно говорить о прямом наследовании?

— Вы как-то говорили, что точно останетесь в «Шаубюне» до 2009 года, а потом, возможно, уйдете.

— Я такое говорил? Когда?

— В одном из интервью в ваш прошлый приезд в Москву, четыре года назад.

— Тогда была совсем другая ситуация. Поступало много предложений от разных театров, например в Гамбурге. Но я их все отклонил, и у меня подписан контракт с «Шаубюне» до 2012 года. Редкие работы на стороне — не в счет.