Дэвид Холберг: «Позвать в Большой театр американца – это сумасшествие»

Легендарный танцовщик рассказал OPENSPACE.RU, чем его пленила Россия

Имена:  Дэвид Холберг

Историю Дэвида Холберга можно рассказывать по-разному.

Это может быть история Золушки из провинциального американского городка (Rapid City, South Dakota), по какому-то невероятному стечению обстоятельств попавшей в балетный класс и благодаря своей исключительной работоспособности закончившей обучение в школе Парижской оперы. Золушки, сделавшей карьеру в Американском театре балета (American Ballet Theatre) и совершившей головокружительный прыжок на высшую ступень в иерархии Большого театра.

«Это пришло ко мне само. Никто не заставлял меня заниматься, меня даже не водили на танцы. Видя мою увлеченность, родители, конечно, поддерживали меня, но сами никогда не проявляли никакой инициативы. Я ходил на рейв-вечеринки и плясал как умалишенный. У меня был особый способ танцевать, и это был настоящий рейв — бум-бум-бум…

Мне пришлось тяжело. Я начал поздно и занимался у прекрасного преподавателя в Аризоне, с которым у меня были исключительно доверительные отношения. Я никогда не задавал ему вопросы, а он требовал от меня постоянной работы. И этот стиль работы — снова, и снова, и снова — теперь будто встроен в меня. В классическом балете меня привлекает порыв к совершенству, которого ты никогда не можешь достичь. Некоторые просто говорят: «Я не смогу…» — и баста. Но это не мой способ смотреть на вещи».

***
Историю Дэвида Холберга можно рассказать как историю благородного принца, смотрящего в камеру светлым взглядом высшего существа — существа из другого мира, в котором нет вражды и лжи, грехов и пороков.

На вопросы о людях, с которыми Дэвид начал работать в Большом театре, он отвечает только с восхищением: «Ветров (Александр Ветров, балетмейстер-репетитор Большого театра. — OS) потрясающий, он дает точно то, что я хочу. Он учит меня технике Большого, ведь я не владею этим стилем. Светлана (Захарова. — OS) — ангел, она волшебная».

О реконструкции театра и скандалах, о которых, само собой, Дэвид слышал, он говорит с почти прорабской ноткой: «Я еще не привык к этой сцене, это новый театр. Я помню, что все здесь было совсем другое. Но если здание разваливается, его нужно ремонтировать, тут нет обходных путей. Студии — прекрасные. Николай (Цискаридзе, критиковавший реконструкцию Большого театра. — OS), конечно, знает театр лучше меня. Но лично я удовлетворен».

О руководстве Большого Дэвид отзывается все с тем же удовлетворением: «Они очень терпеливые. Ждали два месяца, пока я отвечу. Они сделали мне предложение в апреле, и в июне я еще не был готов, а ведь нужно было планировать кастинг… Танцевать здесь — это огромная ответственность. Немногие ценят американский танец. Многие считают его дерьмом. И позвать в Большой театр американца, чтобы он исполнил главную партию в новой постановке на исторической сцене со Светланой Захаровой, — это сумасшествие. Разрыв традиций.

Я никогда даже не мечтал присоединиться к Большому театру. Потому что это был другой, далекий мир. В Москве уникальная публика, очень внимательная, очень разбирающаяся. В Нью-Йорке публика тоже хорошая, но она любит новое, яркое, флэш, цирк, Ваню Васильева, Наташу Осипову. В Нью-Йорке могут не оценить мой тип танца, он скучнее, не такой захватывающий. А здесь, в Москве, — могут и оценить. Я чувствую, что для Большого театра наступило новое время. Особенно с приходом Филина (Сергей Филин — художественный руководитель балетной труппы Большого театра. — OS). Он кажется мне хорошим руководителем. Он русский, но думает в масштабах мира. Он знает традиции, но он очень заинтересован в том, чтобы дать театру новые возможности».

На мое язвительное замечание о том, что в качестве первой постановки Большого театра на исторической сцене тем не менее выбрали балет Юрия Григоровича, хореографа из прошлого, Дэвид отвечает: «Да, все так. Но многое не Филин решает. Это было запланировано раньше. Филин — молодой свежий голос. Это новая энергия».

А пришлось ли встречаться с клакерами? «Нет. Я только слышал о них. Такого нет в Америке. Вообще это удивительная традиция. Но я все же надеюсь завоевать аудиторию безо всякой клаки. Впрочем, я видел публику, которая была против меня. Зрители кричали мне «буууу», как в Италии. Окей, у них есть право на собственное мнение».

***
Историю Холберга можно рассказать и как историю балетного легионера, который меняет команды не менее скандально, чем упомянутые Васильев и Осипова, покинувшие Большой театр ради Михайловского.

Вопросы об условиях работы делают интонации Дэвида более жесткими, а его ответы — более короткими и однозначными. Но неизменно корректными: «Все это было идеей Иксанова (Анатолий Иксанов, директор Большого театра. — OS) и Филина. Они хотели, чтобы я стал частью Большого театра. Мне обещали полную поддержку, премьеру со Светланой. Мне говорили, что я могу привозить хореографов, с которыми хочу репетировать. Мне обещали создать максимальный комфорт. У меня удобная гримерка. Удобная квартира — здесь, вниз по улице. (Мы сидим в кафе на Кузнецком Мосту.) По сравнению с моей квартирой в Нью-Йорке она кажется огромной».

О чем бы Холберг ни говорил, в его словах фатально недостает прагматизма, к которому мы так привыкли: «Здесь я образцовый Принц, премьер в «Спящей красавице». «Спящая красавица» — очень тяжелая работа. Но я делаю ее хорошо, и люди полагают, что только это я и умею делать. А когда я говорю, что я люблю Ксавье Леруа или Бориса Шармаца — это сумасшествие, люди даже не слышали о таких. Меня интересует современная хореография. Мне важен поиск. А классические танцовщики часто не спрашивают себя, почему они танцуют так или иначе. Они просто танцуют, потому что им нравится танцевать.

Я высоко ценю Пину (Пина Бауш. — OS), Анну-Терезу (Анна-Тереза де Кеерсмакер. — OS), Сашу Вальц. Тех людей, которые взяли хорошо известную танцевальную лексику и заговорили на ней по-своему. Но мне пока не представилось возможности танцевать по-новому, исследовать этот мир. Я танцую только «Спящую красавицу», «Жизель» и «Королей танца»…

Смотри, я читаю де Кунинга (Виллем де Кунинг, американский абстрактный импрессионист. — OS), современника Поллока. Он начал с классического образования, но потом эволюционировал. Это путь, которого я хочу для себя. Я чувствую, что мне рано или поздно придется оставить классический балет, чтобы сфокусировать свою энергию на чем-то совершенно новом».

Отвечая на вопрос о том, как его контракт с Большим театром восприняли в Штатах, Дэвид сердится: «Пресса смотрит на вещи поверхностно. Из моего ухода сделали выводы о том, что Америка не могла дать мне того, что я хотел, не могла меня удовлетворить. Сделали выводы и об отсутствии в Большом театре собственных хороших танцовщиков. А я считаю, что я представляю здесь Америку, демонстрирую: классический танец есть и в Америке».

Ему гораздо интереснее говорить о Большом театре — и с непременным энтузиазмом: «Большой меняется. И в первую очередь это происходит через танцовщиков. Балет по-прежнему важная часть культуры, особенно здесь, в России. Люди по-настоящему взволнованы, когда они смотрят “Спартак” или “Жизель”».

Я замечаю, что балет неуклонно становится частью массовой культуры.

«Это не страшно. Есть пуристы, которые будут смотреть только «Лебединое озеро». Они относятся к театру как к храму, любят его историю. А есть люди, которые смотрят видео в интернете. И мы будем идиотами, если их проигнорируем. И потом — танцовщики очень разные. Фонтейн, скажем, никогда не пошла бы на реалити-шоу, это не ее характер, не ее имидж. А Осипова разыгрывает свою карту. Она решила изменить второй акт «Жизели», поскольку «Жизель» для нее не просто классика, а личное дело, личное переживание. И участие в реалити-шоу — это нормально для Наташи Осиповой.

Я понимаю, когда танцовщица говорит: «У меня нет связи с этим венчиком на груди» (положение рук Жизели во втором акте. — OS) — и опускает руки. Многие артисты думают, что на сцене главное — хорошо выглядеть. А Наташа говорит: «Я не чувствую этой истории». Наташа — танцовщица страстей и инстинктов, вот что для меня ценно. И что особенно круто — она все делает по-своему».

Дэвид с восторгом вспоминает балет «Пламя Парижа», который смотрел в Большом в марте: «Вся компания была сумасшедшей, не только Наташа Осипова и Ваня Васильев. Но для меня именно они были самыми подходящими танцовщиками театра, яркой новой энергией Большого». ​