Счастливого исхода Херманис больше не видит.

Оцените материал

Просмотров: 13312

«Барышни из Вилко» Алвиса Херманиса

Николай Берман · 01/11/2011
Спектакль, показанный на фестивале «Сезон Станиславского», оказался самым лирическим и самым беспощадным театральным высказыванием знаменитого режиссера

Имена:  Алвис Херманис

©  Предоставлено Международным Фондом К.С. Станиславского

Сцена из спектакля «Барышни из Вилко»

Сцена из спектакля «Барышни из Вилко»

«Барышень из Вилко» Ярослава Ивашкевича Алвис Херманис уже ставил в 2000 году в Новом Рижском театре. С тех пор его режиссерский почерк много раз менялся. От увлечения эстетизмом и декадансом он пришел сначала к дотошно подробному изображению социалистического быта, потом – к документальному театру. Он создавал спектакли, предельно простые по форме, держащиеся на страстном гротеске актерской игры. Теперь мы наблюдаем новый поворот в его творчестве. В своих последних интервью он говорит о стремлении к «старому» театру, к традициям и академизму в лучшем понимании этих слов.

И хотя его новая версия «Барышень из Вилко» (проект Фонда театров Эмилии-Романьи) вышла еще до «вербатимной» «Вечеринки на кладбище», показанной в Москве в прошлом году, она явно принадлежит означенному направлению. О «Барышнях из Вилко» десятилетней давности вспоминают, что при всей своей элегической печали они были яркими и страстными. Теперь не то – чувства героев сплошь покрыты завесой ушедшего времени, сквозь которую невозможно прорваться. Возвращение к повести Ивашкевича в какой-то степени стало для Херманиса моментом саморефлексии. Он оказался в положении главного героя Виктора: тот, по сюжету, приезжает спустя долгое время в дом к шести сестрам, с которыми когда-то провел счастливое лето; режиссер же возвращается к названию, которое ставил, будучи совсем другим. Пытается воскресить что-то из того, что чувствовал тогда, и не может обрести утраченное настроение и ищет новые смыслы, созвучные ему сейчас. Так же как и сам герой, он не способен оживить потерянное прошлое.

Спектакль начинается совершенно в духе херманисовских «Сони» и «Долгой жизни»: постаревший Виктор, сидя на потертом диване, медленно и мучительно переодевается, рассказывая о своем жалком существовании. На стене у дивана висят вырезанные фотографии журнальных красоток. Но стена оказывается тыльной стороной громадного шкафа из темного дерева, и, когда Виктор с трудом выдвигает его вперед, оттуда доносятся вдруг веселые женские голоса. Он раскрывает скрипящие дверцы, и из них поочередно выпархивают девушки: Юлься, Йола, Зося, Казя, Туня, Феля. Не живые люди, а ворох позабытых воспоминаний. Виктор будто Фирс, который бродит по оставленному имению и в покинутых креслах, за столом, в саду вдруг замечает силуэты ушедших навсегда обитателей. Все, что произойдет дальше, может в равной степени восприниматься как реальность, как грезы о прошедшем или как фантазии о том, чего никогда не было.

©  Предоставлено Международным Фондом К.С. Станиславского

Сцена из спектакля «Барышни из Вилко»

Сцена из спектакля «Барышни из Вилко»

Херманис создает герметичный мир сна. Текст Ивашкевича переходит от актера к актеру, он льется мощным, но плавным потоком и кажется произносимым не тем или иным героем, а сразу всеми вместе. Главное здесь – не что именно сказано, а как. Интонации нежны и мелодичны, слова как бы пропеваются. Они лишь иллюстрация к действиям, прикосновениям, метафорам. Виктор спрашивает сестер, где Феля, не зная о ее смерти, и в этот момент призрак девушки проходит за его спиной, ласково проводя рукой у него над головой. Впрочем, призрак ли? Феля присутствует на сцене постоянно и ни видом, ни поведением не отличается от остальных девушек. Все здесь в одном пространстве между жизнью и смертью, реальным и ирреальным. Они дуют на ладони, и в воздух поднимаются облака не то муки, не то пыли, которые окутывают все пеленой прошлого. Времена существуют, как сообщающиеся сосуды, – влюбившаяся в Виктора Туня, младшая из сестер, ведет его на могилу Фели. Та лежит в стеклянном гробу, медленно тянет руку к его крышке, и пальцы девушек соприкасаются сквозь прозрачную стенку. Но в гробу суждено тут побыть каждой – по сцене кружатся стеклянные шкафы без полок, то и дело героини оказываются заключены в них, ударяясь о перегородки, как мотыльки об оконные рамы.

Читать текст полностью

Ссылки

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:3

  • Валерий Сторчак· 2011-11-01 23:13:37
    Самое беспощадное в этом спектакле - скука. Полное отсутствие всякого смысла и дейстивия. И причем тут Станиславский? Кто тащит весь этот мусор в Москву? Неужели в Италии не нашлось бы изобретательнее режиссера и пьесы?
    Херманис пытается инсценировать текст «Смеркалось. К вечеру пошел дождь. Стало холодней чем днем. Виктор возбудился». То есть, итальянский театр также ко…ррумпирован как и наш.
    Латыш ставит на скорую руку с итальянскими актерами прозу польского украинца про драму одинокого гея, чего нормальный зритель не поймет, пока не посмотрит занудный одноименный фильм Вайды.
    После Москвы теперь светят гастроли в Латвию, Польшу и на Украину. Везде найдется свой зритель. Прибегут толпы "критиков" типа Бермана.
    Наполнят смыслом.
  • Anton_Khitrov· 2011-11-03 19:21:50
    Какой Вы преданный поклонник Бермана. Не упускаете случая его закавычить.
  • Anton_Khitrov· 2011-11-03 19:32:30
    Отличная статья. Спектакль мне не нравится, но теперь верю, что он может и очень даже нравиться. А вот Вы почему-то не верите. Так дорожите своим мнением?
Все новости ›