Обвинение жертвы

Это классическая реакция, очень часто возникающая в ответ на известие о чьей-то беде. Канадский психолог Мэлвин Лернер описал ее как феномен «веры в справедливый мир». Согласно такому представлению, человек отвечает за все, что с ним произошло. Фокус в том, что происходит довольно тонкая подмена: таким образом за поступок агрессора, направленный на жертву, оказывается ответственна жертва, а не агрессор – потому что насилие происходит с жертвой, а не с агрессором. Агрессор же вытесняется из рассмотрения, воспринимается как какая-то стихия. Чаще всего он не вызывает симпатии, но выглядит скорее как неуправляемое зло, которое бесполезно увещевать и оценивать в рамках повседневных этических представлений.

На самом деле человек должен отвечать перед другими за поступки, направленные на них, а не за собственные переживания или беды и не за тот вред, который ему причинили. Винить можно только за причинение вреда другим, а вопрос, хорошо или плохо человек сделал сам себе, находится исключительно в сфере его отношений с самим собой, и посторонним лезть туда без спроса не стоит.

Перенос ответственности с того, кто действует, на того, кто претерпевает последствия чужого действия – явная логическая ошибка. За ней кроется страх собственной беспомощности (каждый может оказаться жертвой чужой агрессии) и компенсаторная попытка увериться в том, что ты в состоянии контролировать все окружающее. Мания контроля – признак страха. На самом деле никто не может и не должен контролировать поведение других людей (они обладают свободой воли), и наша жизнь не полностью зависит от нашего поведения – кроме нашей воли, на нее влияют чужие действия и неуправляемые случайности. В реальности можно только с большим или меньшим успехом делать, что должно, и смириться с тем, что результат всегда будет несколько отличаться от задуманного. Потому что попытка «отвечать за других», если это самостоятельные дееспособные люди, – насилие над ними.

Дистанцирование

Достаточно часто люди пытаются дистанцироваться от происшедшего, уверить себя, что такое случается только с «неправильными» людьми или в «неправильных» социальных группах (сюда относятся, например, представления о мигрантах, для которых нормально насиловать «белых» женщин, а с «белыми» мужчинами те в безопасности). В нашем случае социальная группа (столичная богема) не относится к низу общества, однако и к ней можно подверстать достаточно негативных стереотипов.

Такая реакция позволяет не примерять происшедшее на себя и свое окружение, убедить себя в безопасности собственной социальной среды и «правильного» образа жизни. Но уголовная статистика говорит о том, что изнасилования происходят во всех стратах общества.

Попкорн

Еще один тип реакции – предположение, что говорящие об изнасиловании делают это ради пиара, выдумывают горяченькое, чтобы погреть руки на скандале, или что происходящее является плодом какой-то закулисной политической интриги, имеющей для посвященных совсем другой смысл. Сопереживать герою новостей – значит позволить «развести» себя. Но нет, мы не таковы, мы возьмем попкорна, подпишемся на комменты и посмеемся, наблюдая чужие переживания.

Невозможно верить всему, что преподносят нам медиа, но априорный отказ в сочувствии любому, о ком говорят в СМИ и блогах, выглядит все же слишком радикальным. Реакция такого типа во многом соединяет дистанцирование и демонизацию, огульно направленные на всех фигурантов истории, оказавшейся в фокусе публичного внимания (в нашем случае это свидетель, насильник и жертва). «Пятнадцать минут славы» обеспечивают им последовательный отказ в праве на приватность, на несовершенство, на читательское доверие, превращая их во что-то вроде козлов отпущения – персонификацию пороков общества.

Секс как заведомо односторонний процесс

Одним из важных следствий логики «сама виновата» является предположение, что любая женщина может оказаться изнасилованной по собственному желанию и выбору – то есть, собственно, насилия не было и не бывает. Чтобы подробнее ответить на него, нужно понять, какова вообще концепция секса в нашей культуре.

Вот описание в статье «половой акт» в Википедии:
«При достижении полового возбуждения, когда достигнута эрекция полового члена мужчины и, как правило, половые органы женщины также возбуждены и готовы к совокуплению, половой член мужчины вводится во влагалище женщины. Процесс введения члена во влагалище, интроекция, сама по себе является мощным стимулом для полового возбуждения. После этого мужчина совершает возвратно-поступательные движения своим членом, фрикции, при этом его сексуальное возбуждение продолжает нарастать вследствие прямого раздражения головки полового члена. За несколько секунд до оргазма возникает ощущение его неотвратимости. Достижение наивысшего полового возбуждения у мужчины сопровождается извержением спермы (эякуляция) в верхний конец влагалища около шейки матки».

Из всего описания про ощущения женщины мы узнаем только, что к моменту введения ее половые органы «как правило, также возбуждены», и физиологию зачатия, которая собственно к сексуальным ощущениям отношения не имеет. При этом возбуждение и разрядка мужчины расписаны в нескольких фразах.

Бытующее представление о сексе очень андроцентрично: нет введения, фрикций и эякуляции – нет полового акта. При этом если не произошло женского оргазма, все равно считается, что «секс был». А секс, удовлетворяющий женщину, но не дающий оргазма мужчине (например, стимуляция половых губ, входа во влагалище и клитора – не в качестве прелюдии, а когда весь акт целиком только в том состоит), в народном сознании как секс вообще не квалифицируется. Женские потребности не игнорируются вчистую: идея доставить удовольствие и оргазм партнерше вполне популярна, но само это удовольствие, во-первых, не является определяющим фактором в вопросе о наличии секса, во-вторых, понимается фаллоцентрично и описывается либо как калька с мужского, либо как результат тех действий, которые приятны мужчине, а не как развитие собственных желаний женщины и ее диалог со своим телом.

Когда происходит насилие, то людям, разделяющим такие представления, не всегда легко понять, в чем, собственно, претензия женщины, если мужчина был ее знакомым (и, предположительно, она была не прочь заняться с ним добровольным сексом). Второе не следует из первого, но можно взять даже случай, где мысль о сексе действительно была. Так вот, если исходить из представления о сексе как о действии двоих людей, то становится ясно, что каждый из них хочет тех действий, которые будут ему приятны, что знакомый может нравиться внешне, но при сближении его манера разговора, запах, предпочитаемые техники (коль скоро дело уже дошло до физического взаимодействия) могут оказаться неприятны и убить всякое возбуждение. Становится ясно, что человек может хотеть приятного флирта и поцелуев – или связывания – или наблюдения за чужим соитием – но не быть готовым перейти к половому акту. И желание конкретных эротических или сексуальных практик не означает автоматического согласия на удовлетворение любых других сексуальных желаний партнеров.

Неутешительный итог

По материалам, появившимся в блогах, хорошо видно, что, несмотря на большое количество текстов, реакции не отличаются разнообразием, легко укладываются в классификацию, в стандартный набор нехитрых стереотипов. Царящие в обществе представления свидетельствуют о беспомощности, которую наши сограждане испытывают перед насилием, и об отсутствии социальной рефлексии на эту тему. Что не облегчает предотвращение преступлений и помощь жертвам, а только затрудняет их.

frau derrida – сомодератор сообщества feministki в Живом Журнале