По-настоящему страшно, что в колонии заключенным лучше, чем на свободе. Тут у них театр, их кормят три раза в день, они не пьют, не колются, а снаружи – ужас, кошмар, нищета, отсутствие работы.

Оцените материал

Просмотров: 61282

Театр с разных сторон решетки

Мария Папу · 11/02/2010
На прошлой неделе по одному из телеканалов можно было увидеть фильм Кирилла Серебренникова «Театр в тюрьме», документацию постановки в пермской колонии. МАРИЯ ПАПУ поговорила с режиссером и с одним из заключенных

Имена:  Алекс Дауэр · Альберт Сатруддинов · Кирилл Серебренников

©  Сергей Пономарёв

Театр с разных сторон решетки
 

В сентябре прошлого года в рамках фестиваля «Территория» британский режиссер Алекс Дауэр сначала репетировал, а потом и показывал публике три спектакля, сделанные им в Пермской исправительной колонии №29 (ФБУ ИК-29 ГУФСИН России по Пермскому краю). Руководитель «Территории», режиссер Кирилл Серебренников, сделал из видеодокументации этого проекта фильм «Театр в тюрьме», который показали на прошлой неделе по телеканалу «Звезда».

OPENSPACE.RU расспросил двух человек, стоявших в некотором смысле по разные стороны сцены и по разные стороны решетки: самого Серебренникова и заключенного (теперь уже бывшего) Альберта Сатруддинова. Сатруддинов попал в колонию за обнаруженные у него три грамма гашиша и пытался приспособиться к новым обстоятельствам не самым банальным путем: он увлекся в тюрьме буддизмом. Он же был автором одного из текстов, поставленных заключенными: рассказа «Бабочка». Из колонии Альберт Сатруддинов освободился две недели назад.

©  Сергей Пономарёв

Театр с разных сторон решетки
 

Кирилл Серебренников, режиссер

Нет, я этот проект затеял и был в нем чем-то вроде продюсера — делал что нужно, а также ходил по камерам, уговаривал заключенных участвовать. Один мне сказал: «Мы что, клоуны? Мама увидит, будет издеваться». Я ему сказал: «А то, что ты сидишь в тюрьме, — маме ничего, нормально?» Я им всем говорил: чем попусту сидеть, приходите к нам в театр.

Я не могу сказать, что всю жизнь общаюсь с заключенными; в тюрьме я был второй раз в жизни. С одной стороны, все оказалось не так страшно, как я себе рисовал, потому что тюрьма, в которой мы работали, отчетно-показательная. Там все аккуратно, чисто, приятное и прогрессивное руководство, но мы все равно говорили друг другу: хорошо, хоть будем знать, как оно в тюрьме изнутри устроено. Какие времена настанут в России, никто не знает. Если попадешь в это место, какие-то поведенческие паттерны все равно в тебе будут. Это своеобразная прививка тюрьмы.

Вообще там театр был и без нас. У них есть клуб, самодеятельный театр и ВИА. Начальник колонии считает, что терапия искусством помогает заключенным встать на путь исправления. Нам действительно помогали люди, которые являются тюремным начальством! Хотя мы их привыкли считать держимордами. Я бы на вашем месте тоже, наверное, скептически отнесся к моим словам, но это правда. Я думал, что нам будут мешать и придется партизанить, но нам очень сильно помогали. Какие-то вещи, которые они не хотели, чтобы мы видели, нам не показывали. То есть в зоне были еще зоны, куда нас не пускали. Но вообще тот факт, что два иностранца со съемочной группой, звуком, светом и прочим практически месяц провели в тюрьме, — это беспрецедентный случай.

©  Сергей Пономарёв

Театр с разных сторон решетки
Возможно, это связано с тем, что мы были в «красной» зоне, где сотрудничают с руководством (в отличие от так называемой «черной» зоны, в которой ситуацию контролируют «блатные». — OS). Там есть, конечно, совсем отъявленные люди, которым западло общаться с начальством. Их немного, они сидят в ШИЗО (штрафной изолятор. — OS). Там есть простые работяги. Есть те, кто «при клубе», при столовой, при библиотеке — такая интеллигенция. Там есть «опущенные» или «обиженные», национальные меньшинства. Это модель общества. Реальность тюрьмы мало чем отличается от того, что у нас на воле. Кроме того, я понял, что тюрьма — это уменьшенная копия России. В какой-то момент мы забыли, что находимся в тюрьме. И искусством там занимаются ровно столько людей, сколько им занимаются в стране. Из полутора тысяч осужденных к нам в этот проект пришло сорок человек, осталось тридцать. Вот посчитайте, сколько это процентов. Но в конце фильма есть эпизод: когда спектакль закончился, актеров сажают на пол и начинают пересчитывать, как зайцев. И мы понимаем, что сказка закончится и завтра все будет как обычно в колонии. В этом есть грусть и есть правда.

Вообще, в нас, русских, столько говна! Есть анекдот: наш человек встречает волшебника, который обещает ему исполнить любое желание, при условии, что всего, чего он только не пожелает, будет вдвое больше у соседа. «Пожалуйста, выколи мне один глаз!» — попросил этот человек в анекдоте. Поэтому мы и подозреваем тех, кто занимается благотворительностью, в самопиаре, а тех, кто основывает какие-то фонды, — в том, что они шпионы. Вся эта фигня — от комплекса неполноценности и от желания, чтобы никому не было лучше. Так душно это анализировать. Мы потратили кучу денег фестиваля «Территория» на «Театр в тюрьме», телеканал «Звезда» спонсировал этот проект.

Театр и тюрьма — вещи несовместимые, это странный гибрид, и я это понимаю. Когда мы начинали тренировки, заключенные сначала смеялись, но потом поняли, что Алекс человек серьезный, от них не отстанет, — и втянулись. Это выглядело, конечно, отчасти абсурдно. Мы им доверяли, и они нам доверились в надежде на какое-то чудо. И чудо на самом деле случилось, потому что, когда они стояли на сцене в овациях, у них были слезы на глазах, они были растеряны и не верили, что это происходит с ними. Может, ради этого и стоило все это затевать.

©  Сергей Пономарёв

Театр с разных сторон решетки
В колонии мне рассказывали, что девяносто процентов рецидивов у них происходит потому, что в тюрьме у людей есть еда, питье и кров над головой, а снаружи, на условной «свободе», они ничего не имеют. Поэтому они выходят и за день совершают какое-нибудь преступление, чтобы вернуться обратно. Стоит об этом задуматься. По-настоящему страшно, что в колонии заключенным лучше, чем на свободе. Тут у них театр, их кормят три раза в день, они не пьют, не колются, а снаружи — ужас, кошмар, нищета, отсутствие работы.

Случилась неприятная история с одним из героев фильма. Такой симпатичный парень, Игорь Филатов. Я попросил местный театр, чтобы его взяли после УДО (условно-досрочное освобождение. — OS) на работу. Я попросил об этом публично, и людям было неудобно мне отказать. Игорь подошел ко мне, сказал: хочу быть артистом, учиться, — и я подумал: ну как же не помочь. И вот он вышел по условно-досрочному освобождению, его взяли в театр, но чудес не бывает. Он забухал, назанимал денег, пропил эти деньги, и его выгнали. Никаким артистом он, конечно, быть не хотел. Мне написали об этом печальное письмо люди, которые ему очень помогали. Я его даже в кино хотел снимать. То есть шанс, который был ему дан, он в очередной раз упустил. Многие и пошли в этот проект в основном ради УДО.
Страницы:

Ссылки

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:4

  • dich-ra· 2010-02-11 23:22:04
    ну хоть какая то развлекуха пацанам!!!
    и на том спасибо!
  • sdreznin· 2010-02-12 01:19:30
    не понятно, про что спектакль. А про что он? что ставили? ходы и выходы в кухню и из кухни, конечно, тоже очень интересны, но хотелось бы понять, что англичанин там делал... и почему именно англичанин?
  • papumaria· 2010-02-12 10:34:04
    @sdreznin об этом, я думаю, лучше спросить Кирилла Серебренникова. Он пригласил Алекса Дауэра в Россию именно как специалиста по спектаклям в тюрьме, насколько мне известно. К тому же, про это много писали осенью.
Читать все комментарии ›
Все новости ›