Мне кажется, что интеллектуалы – это люди, которые понимают скрытые отношения сложных смыслов. Они считывают коды и контексты и креативно их соотносят.

опрос

Оцените материал

Комментариев: 1

Вставить в блог

3. А кто повлиял на вас?

18/12/2009

Осталось два дня! Алексей ГЕРМАН, Екатерина ДЁГОТЬ, Линор ГОРАЛИК и Даниил ДОНДУРЕЙ открыто отдают свои голоса в опросе «Самый влиятельный интеллектуал России». И только ОЛЬГА СЕДАКОВА голосует за Сергея Аверинцева, а Владимир ПОЗНЕР — за Маршака.

До окончания опроса «Самый влиятельный интеллектуал России» осталось всего три дня, и у вас еще есть возможность проголосовать за своих кандидатов. 21 декабря, в понедельник, станет известно имя победителя. Тем временем редакция завершает серию материалов, в которой люди, вошедшие в редакционный список, открыто отдают свои голоса за тех, кто повлиял персонально на них.

Записала МАРИЯ ПАПУ

ЕКАТЕРИНА ДЁГОТЬ, куратор, публицист

В моей студенческой юности на меня как на искусствоведа и эссеиста очень сильно повлиял мой учитель в Московском государственном университете историк русского искусства Михаил Алленов,

Читать!

чье представление об искусстве как об оболочке смысла шло вразрез с господствующим в СССР чисто формалистическим и декоративным его пониманием. Привычка к такому содержательному чтению культурного феномена выходит за пределы узкопрофессионального опыта, она определила мой взгляд на вещи (вещи в духовном плане, а впрочем, возможно, и материальные) в принципе. Я всегда склонна читать все вокруг как сознательное высказывание и прежде всего обращать внимание на то, что кажется случайностью или странностью.

Еще больше я укрепилась в этом после того, как в начале 1980-х годов прочитала доставшуюся мне в копии рукопись книги Бориса Гройса «Gesamtkunstwerk Сталин» (как сейчас помню, у авторской пишмашинки не работала литера с буквой «С», и вместо нее всюду стоял знак параграфа, а сейчас в моем компьютере как раз его нет). Эта книга — без преувеличения, ледокол отечественной культурной мысли — помогла мне уточнить для себя мои собственные интуиции об авангарде и советском искусстве и дала общую концептуальную архитектуру, внутри которой я долгое время строила свои тексты. Сегодня эта система координат у меня другая, но я думаю, что внимательное чтение текстов Гройса научило меня прежде всего эту систему выстраивать — у них очень сильная логика, жесткая, как система сводов. И мне жаль, что среди влиятельных интеллектуалов России мало тех, кто по образованию был бы, как Гройс, математиком. Мне кажется, Россия могла бы быть другой.

В конце 1980-х годов и начале 1990-х я находилась под сильнейшим обаянием теоретических (или юмористических, что было почти одно и то же) текстов Павла Пепперштейна, написанных в составе группы «Инспекция “Медицинская герменевтика”». Я до сих пор считаю Пашу настоящим гением, в традиционном смысле этого слова, — ангелом мысли, неиссякаемо излучающим стимулирующие парадоксы и плодотворные сопряжения одного с другим. Некоторые из этих парадоксов и сопряжений очень хотелось взять на вооружение, и, главное, казалось, что это возможно (в принципе, Пашу должны читать младшие школьники — это тренирует мозги). У меня было меньше таких иллюзий относительно текстов другого моего кумира, Андрея Монастырского, — тут с самого начала было ясно, что «Перегоны и стоянки» и прочие мощные интуиции советского настолько идиосинкратичны, что повторить эти ходы мысли, эти перегоны и стоянки вряд ли возможно. Так что я наслаждаюсь Андреем совершенно бескорыстно и ничего не пытаюсь у него украсть.

Прошли, однако, те времена, когда люди из моего профессионального поля на меня влияют. Наверное, никакие тексты об искусстве больше не кажутся мне достаточно насущными, необходимыми. Сегодня я читаю почти исключительно зарубежных авторов, а в России яснее и проще всего мир вокруг меня мне объясняют тексты Бориса Кагарлицкого, которые, в частности, помогли мне понять (так Журден с удивлением осознал, что говорит прозой), что образование, полученное мной и в МГУ, и в моем студенческом чтении текстов Гройса, было марксистским и что я мыслю как марксист. Это очерчивание горизонтов было большим облегчением.

ДАНИИЛ ДОНДУРЕЙ, социолог

Борис Гройс — в сфере культуры и эстетики.
Неординарный и тонкий философ современного взгляда на искусство. Его интерпретационные ресурсы кажутся мне оригинальными, мощными, интересными.

Михаил Жванецкий — в сфере человеческой мудрости.
Мне кажется, он выдающийся ученый. Философия не связана с тем, знает ли человек слово «дискурс». Мне кажется, что интеллектуалы — это люди, которые понимают скрытые отношения сложных смыслов. Они считывают коды и контексты и креативно их соотносят. Эти люди важнее, чем те, которые знают фамилии, цитаты, слова. Жванецкий — парадоксалист. Моя подруга мне рассказала про него историю. Когда Жванецкого спросили, почему Обама получил Нобелевскую премию и как он к этому относится, он сказал: «Я всегда приветствую гастарбайтеров, которым дают сложную работу». Обама ведь действительно культурологический гастарбайтер.

Егор Гайдар — в сфере человеческого и интеллектуального авторитета.
Я считаю, что наряду с Горбачевым у него самые большие заслуги перед страной. Он выполнил миссию Геракла и Ильи Муромца. Это соединение понимания с действием, морали с ответственностью, беспрецедентное собрание добродетелей. Его идеи воплотились и повлияли на жизнь 150 или даже 300 млн человек. При этом он был человеком без каких-либо амбиций.
Это интеллект, коснувшийся частной жизни сотен миллионов. Он еще и, безусловно, моральный авторитет для меня.

Татьяна Друбич — в сфере частной жизни.
Она обладает потрясающей человеческой прозорливостью и самоотверженностью. Все ее действия и все ее поступки при абсолютном понимании людей, событий наполнены гуманистичностью.

Читать текст полностью

1. А кто повлиял на вас? (опрос №1)

2. А кто повлиял на вас? (опрос №2)