Йоав: «Я не стану мастером фламенко»

Кейптаунский бард с русскими корнями хочет быть как Бьорк или Принц. И, судя по беседе с OPENSPACE.RU, возможно будет

Имена:  Йоав

Кейптаунский бард с русскими корнями хочет быть как Бьорк или Принц. И, судя по беседе с OPENSPACE.RU, возможно будет

28-летний Йоав не расстается со своей любимой гитарой. В ее чехле, как в чемодане, высокий еврейский юноша в очках, поживший в Кейптауне, Нью-Йорке и Лондоне, перевозит по миру майки, в которых выходит на сцену к зрителям — у него их три: с Бобом Диланом, роботом и красной звездой.

Йоав, собравший в минувшую пятницу аншлаг в клубе «Б2», стоит на пороге большой славы. У него есть молодость, красивый голос и такие же песни — большую часть аудитории на московском концерте певца составляли девушки, не сводившие оленьих глаз со сцены. У него есть ноу-хау — Йоав использует гитару одновременно как струнный и ударный инструмент, отбивая ритм по корпусу, грифу и струнам. У него был хороший старт — после московского концерта бард-дебютант, впервые отправившийся в мировое турне, выступит на фестивале фестивалей Гластонбери и джазовом фестивале в Монреале.

Но самое важное — у него есть цель, которая позволяет предположить, что Йоаву удастся этот порог переступить. Мы еще о нем услышим. Маек и гитар у него будет больше.


— Кто тебе дал имя Йоав — мама или папа?

— Я даже не знаю. Вероятно, мама. Я родился в Израиле, и там Йоав не то чтобы популярное имя, но по крайней мере оно никого не удивляло. Ребенком меня перевезли в Южную Африку, где никто не понимал, откуда такое имя взялось.

— Это доставляло тебе неудобства в детстве?

— Ну да, были проблемы — насмешки за спиной... В частности из-за этого, думаю, я ощущал себя таким странным, необычным, непохожим на других парнем. Даже сейчас, встречаясь с разными людьми в музыкальном бизнесе, мне доводится слышать: «Это твое настоящее имя? Ух ты, надо же». (Смеется.)

— Сколько ты прожил в Кейптауне?

— С года до восемнадцати — семнадцать лет. Я провел там детство и окончил школу. Потом переехал в Нью-Йорк. А сейчас я живу в Лондоне.

— Значит, твое детство пришлось на времена апартеида.

— Да. Но я жил в Кейптауне, а это был довольно либеральный город. Ну это как жить в Нью-Йорке или Калифорнии сейчас в бушевской Америке — ты и твои земляки голосуют за демократов, а вся страна выбирает Буша. Это, конечно, непросто ——хотеть и белым, и черным свободы и при этом понимать, что ничего не меняется, что массмедиа лгут, и т.д. Но я-то тогда был ребенком и мало что понимал. Когда апартеид пал, мне было 12—13 лет, и главным впечатлением для меня было, что, например, на уроках истории нам стали рассказывать совершенно противоположные вещи — это было забавно.

— А какая культурная жизнь была в Кейптауне в те времена? К вам приезжали какие-нибудь зарубежные музыканты?

— Нет-нет, ничего не было. Кажется, Queen как-то выступали, и это обернулось для них большими проблемами. Настоящие звезды стали приезжать к нам где-то в середине 1990-х, и то поскольку уровень жизни в ЮАР был не очень высок, мало кто себе мог позволить билеты. Первый большой концерт, который я посетил, было выступление Пола Саймона в 1990-м. Потом были Duran Duran, Стинг и Crowded House в 1992-м.

— Я где-то читал, что родители оберегали тебя от рок- и поп-музыки.

— Да, из меня хотели сделать классического пианиста. Моя мама — оперная певица Патрисия Блюмберг. В доме не разрешалось держать никаких других пластинок, кроме классической музыки. Поэтому к року и попсе я приобщался в гостях у друзей или двоюродных братьев. Когда мне захотелось научиться играть на гитаре, а в доме у нас была старенькая гитара, первые пять или шесть месяцев мне приходилось тренироваться во дворе по ночам. Но сейчас родители приняли мои интересы. Маме действительно нравятся мои песни, а папа скорее рад и удивлен, что мне за это платят. (Смеется.)

— На каких песнях ты учился играть на гитаре?

— Хм-м... вспомнить бы. Первую песню, которую мне показал бойфренд моей сестры, была «Down by the Schoolyard» дуэта Simon & Garfunkel. (Берет в руки гитару и начинает наигрывать.) Я долго разучивал этот аккорд, зато до сих пор помню. Первая песня, которую я выучил от начала до конца, была «Summertime» (наигрывает начало), но она простая.

— А к классической музыке ты не потерял интереса?

— В детстве я ее, конечно, ненавидел, потому что меня ею перекормили. Но теперь все в порядке. Я особенно люблю начало XX века, модернистов —Дебюсси, Равеля, конечно же, русских композиторов — Шостаковича, Прокофьева, Рахманинова. Моя мать большая поклонница русской литературы и русских композиторов. Она очень завидовала моей поездке в Москву. Возможно, дело в том, что мои прапрапрадедушки как по маминой, так и по отцовской линии были выходцами из России.

— Ты мог бы стать очень популярным в России — здесь существует культура бардовской песни под шестиструнку. Правда, здесь никому еще не приходило в голову использовать гитару как ударный инструмент. Как ты до этого додумался?

— Несколько лет назад я слушал много электронной музыки — техно, транс, драм-н-бейс... И мне хотелось сочинять такие песни, я подумал: почему бы не сочинять их на гитаре. Тогда я стал подбирать ритмы (всеми пальцами правой руки ловко отбивает ритм по корпусу) или так (заводит другой ритм, отстукивая пальцами левой по грифу). Это дало мне другой подход к сочинительству песен. Когда я показался с ними продюсерам, мне сказали: давай попробуем для дебюта записать их только с помощью гитары — это интересно. Потом я столкнулся с проблемой, что мне надо как-то все это показывать на концертах, ведь я выступаю один, без поддерживающей группы или диджея. А ведь это должно быть еще и зрелищно, — так постепенно моя техника звукоизвлечения улучшалась и усложнялась. Для меня, впрочем, главное не техника, а хорошие песни. Мне еще далеко до мастеров фламенко, но я и не собираюсь им становиться.

— Тебе не приходилось ломать гитару?

— Еще нет (внимательно осматривает гитару — любовно проводит пальцем по потертостям на корпусе) и очень не хотелось бы, чтобы это произошло — это моя любимая и старейшая гитара. Ей 12 лет. Она сделана мастером из Белфаста. Она как «роллс-ройс» среди автомобилей — я еще не встречал гитары, которая звучала бы так мягко, сочно и громко. Я боюсь, что с ней что-нибудь случится, поэтому всегда беру ее в салон самолета. У меня есть еще несколько более простых и дешевых инструментов. Но эта... Я нашел свою гитару, и мне не нужна другая.

— Мой последний вопрос: какова твоя цель? Чего бы ты хотел добиться в своей карьере?

— (Задумывается.) Такого уровня успеха, который бы гарантировал мне независимость — дал возможность реализовывать любые проекты, какие бы мне хотелось. Как у Бьорк — она не Мадонна, она не большая знаменитость, но если хочет — она записывается с Тимбалендом или с Исландским симфоническим оркестром. Ну а лично я хочу непрерывно развиваться как сочинитель песен, как певец и как музыкант. Ну... вот как Принс — он никогда не останавливается, он идет только вперед.