Игорь Григорьев: «Что от нас останется, кроме наших песен?»

Автор трикстерского поп-проекта о дебютном альбоме за сотню тысяч фунтов, панкухе Любови Успенской и о том, почему в Англии получается хорошая музыка

Имена:  Игорь Григорьев · Любовь Успенская

Игорь Григорьев начинал свой трикстерский поп-проект два года назад на сайте OPENSPACE.RU, и не только поэтому мы внимательно следим за его деятельностью.

Читать!

• 4 года с OPENSPACE.RU: Best of the Best
• Юровский об опере «Мастер и Маргарита»
• Заветные желания наших авторов и коллег
• Сергей Жадан. Ворошиловград
• Лена Катина: «Эти песни надо петь пожизненно»

Напомним, что целью амбициозного Григорьева, который придумал своему проекту кодовое название «Борщ с Moёt & Chandon», было взорвать болото российской поп-музыки — и, кажется, у него периодически получается. Во всяком случае, брызги долетают. Недавнее участие Игоря Григорьева в телешоу «Две звезды», в котором он пел дуэтом с Любовью Успенской и чуть ли не дрался с членом жюри Виктором Дробышем, раздраконило аудиторию Первого канала. Последняя на данный момент провокация журналиста, превратившегося в шоумена, — это клип на песню «Бестолковая любовь», премьера которого состоялась в эфире канала «Дождь». Некоторые — например, Михаил Касьянов, если верить его твиттеру, — приняли ее за гимн протеста, посвященный известным всем событиям, но Григорьев, как и подобает трикстеру, отрицает очевидные ассоциации.




Игорь Григорьев: Вообще эта песня про любовь. Когда мы начали снимать ролики для клипа, я ни о чем таком не думал, а потом стал отсматривать — получилось, что складывается видео про протесты. Но мне не хотелось бы грань переходить.

Денис Бояринов: Она уже перейдена. С таким клипом не читается, что эта песня про любовь.

Григорьев: Да. Это хуево?

Бояринов: Я не знаю.

Григорьев: Уже говорят, что я сделал на злобу дня... Но я никогда не принимал в этом участия: эти артисты — за этих, те — за тех. Хуево для артиста влезать во все эти дела.

Бояринов: Зависит от артиста и его точки зрения. А что сказал о песне Троицкий?

Григорьев: Троицкий сказал, что «клевая песня — будут петь на свадьбах» (улыбается). И что он хочет, чтобы я выступил на «Степном волке». Еще сказал, чтобы я не парился по поводу радио, потому что такая песня пройдет и через соцсети.

Бояринов: А ты паришься по поводу радио? Ясно было, что эту песню туда не возьмут.

Григорьев: Какой артист не парится по поводу радио? Любой артист парится.

Бояринов: Тебя так и не крутят?

Григорьев: Какие-то радиостанции крутят. Тут недавно ко мне подошел какой-то дядя, который владеет несколькими радиостанциями в Киеве, и говорит: «Вы знаете, когда в 1972 году появился молодой Леонтьев, я сразу сказал, что он будет суперзвездой. И я хочу вам сказать: “Вы — суперзвезда”. И я кручу вашу песню “Сны моей весны”!» Потом, правда, оказалось, что этот дядя владеет радиостанцией «Шарманка» (смеется). На самом деле, если серьезно, у меня одна проблема — менеджмента нет хорошего.

Бояринов: Это у всех проблема. У тебя же связи — ты сам не пытался решить вопрос?

Григорьев: Я своими связями пока не пользовался, потому что я жду выхода альбома. У меня из-за хренового менеджмента был провал в целый год. Последний сингл у меня был год назад — «Танго». Полгода, правда, я в Англии сидел и писался. Альбом тоже оказался непростым.

Бояринов: Все пошло в другую сторону?

Григорьев: Все вышло из-под моего контроля. Я очень доверился англичанам. Сколько раз мне говорили: ты — control freak. Ты все держишь под контролем, и это очень плохо. Но здесь я выпустил из-под контроля не кого-нибудь, а серьезных английских продюсеров. Я расслабился — сидел в углу, восхищался музыкантами, которые приходили записываться, гулял по Лондону, приезжал в Москву на съемки «Двух звезд». И мне нравилось, как все звучит по отдельности. Я был в восхищении, когда слушал скрипки Лондонского королевского оркестра во второй студии Abbey Road. «О боже, как красиво, — думал я. — Я стал частью истории». А потом, когда я послушал то, что сложилось в песни, я понял, что ни одна из них не качает. Не берет меня ни за сердце, ни за какие другие органы. Я понял, что тот алхимический клей, который проклеивает сильные составляющие любой истории, — он отсутствует. Теперь мы проклеиваем этим клеем альбом, хотя должны были уже его выпустить.

Бояринов: Доделываете или переделываете?

Григорьев: Доделываем, ты что! Мы потратили уже достаточно большое количество денег. Ну… нормальное. В России стало бы дороже.

Бояринов: Чем даже на Abbey Road? Макаревич не может себе позволить Abbey Road. Хотя «Машина времени» просит 50 тысяч евро за выступление на корпоративе.

Григорьев: Ты знаешь, студия Abbey Road стоит дорого. В сутки — а ты не можешь купить ее по часам — это порядка 2000 фунтов, кажется. Но дело в том, что туда приходят такие музыканты, которые пишут все за один дубль, а второй, как говорит продюсер записи, пишут for fun. Потому что первый уже охуенный! Это было для меня откровением, потому что, когда мы писали оркестр в Казахстане для «Снов моей весны», мы одну песню писали неделю. Там косячили скрипки, там нестройно играл брасс, там еще что-то.

И еще.

Я случайно засек один разговор ранним утром в студии на Abbey Road. Приходит оркестр. Хейдн, продюсер записи, сидит в контрольной комнате на втором этаже, нажимает кнопку и спрашивает: «Everybody is ready?» На что Салли Херберт, которая писала аранжировки скрипок для Radiohead и Muse, отвечает: «Everybody is happy, Haydn». Хейдн поворачивается к своему помощнику Питу, который сидит за его спиной, и спрашивает его: «Оh, are you happy, Pete?» На что Пит отвечает: «I am always happy, Haydn!» И тут Хейдн нажимает кнопку Rec со словами: «So here we go, happy people!» Это был потрясающий диалог, который я записал на бумажке, потому что подумал, что в этом кроется ответ на вопрос — почему у них получается хорошая музыка. Они счастливы ее играть.

{-page-}

 

Бояринов: А ты думал, что они тебе будут строить козью морду?

Григорьев: Я так не думал, но я привык работать с русскими музыкантами, которые приходят в студию отработать свой гонорар. Англичане всегда начинали с комплиментов, потому что весь материал внимательно отслушали накануне. Они приходят в студию и говорят, что именно им понравилось — какая песня или какое место в песне. Они приходят играть твою музыку счастливыми.

Вывод один: количество дублей с русскими музыкантами удесятеряет бюджет по сравнению с одним дублем дорогого музыканта в дорогой студии.

Бояринов: Каков бюджет твоего альбома?

Григорьев: Я могу ошибиться — но порядка 100 тысяч фунтов.

Бояринов: Очень большие деньги для дебютанта.

Григорьев: Да, но я писал альбом надолго. Может, я уже до второго альбома не дотяну. Сначала мы пригласили японских саунд-дизайнеров, чтобы было модно. А потом пришли к выводу, что звучание должно быть крепкое, взрослое, вневременное. Классическое. Как, например, на альбоме Майкла Джексона, потому что ты можешь ставить альбом Джексона любого года — он будет круто звучать. Поскольку мы делали серьезное звучание — у нас в процессе участвовало много людей. Спроси теперь: и как это все продавать? Как теперь отбивать эти бабки? (Смеется.)

Бояринов: Ума не приложу.

Григорьев: И я не знаю (задумывается). Я думаю, что выход альбома многое решит. Потому что пока я артист трех песен, причем одна на другую не похожа. Нет у людей общей картины, и это смущает. Я бы, конечно, хотел какую-то свою дорогу пробить, не связанную с Первыми каналами и всеми моими знакомыми, про которых ты говоришь.

Бояринов: Кстати, ты на Первый канал по блату попал?

Григорьев: Нет. Но мне уже рассказывали слух, что я якобы спонсировал все это шоу — не я, а моя «казахская мафия».

Бояринов: Да, лично Нурсултан Назарбаев, у которого ты любимый певец и играл на…

Григорьев: Ничего я не играл, я сочинил вальс для его жены Сары. Красивый венский вальс...

А с Первым каналом произошло вот что. Мне позвонил Аксюта (директор музыкального вещания Первого канала. — OS), когда я был в Лондоне, и сказал, что они хотят освежить музыкальный формат, что он страшный поклонник «Снов моей весны» и, мол, выбирай партнершу. Я говорю с ходу: Жанна Агузарова. Они говорят: «Это научная фантастика! Жанна Агузарова не ходит на свои концерты, а ты хочешь, чтобы она отснялась на 12 эпизодах шоу. Думай про другую артистку». Я выбрал Любовь Залмановну Успенскую, потому что она для меня всегда была такой панкухой. Я чувствовал, что она внутри панк, и не ошибся.

Бояринов: Вы поддерживаете отношения?

Григорьев: Да, она — очень клевая. Она меня удивляет. Она всегда на позитиве, веселая, сумасшедшая, любит бразильскую музыку. Она мне нравится. Еще мне нравится, что она — женщина, в 60 лет у нее энергия 30-летней телки. Секс из нее прет. В ней нет пошлости, причем шутит она иногда на грани. В общем, я получил боевую подругу. С другой стороны, я негативный опыт получил на этих «Двух звездах».

Бояринов: А в чем был негатив? Ты же знал, куда шел, и вряд ли ждал от Дробыша взаимности?

Григорьев: Я не ожидал, что он вообще там появится. Он появился в середине программы. Поначалу мы были лидерами, я верил, что мы выиграем, и распустил крылья. А потом появился Дробыш. Мне люди с Первого канала рассказали, что вообще-то это сценарий, что не в Дробыше дело, что приходит руководство и говорит — сегодня мочим того. А потом они забывают дать команду перестать мочить.

Бояринов: А руководство — это кто? Аксюта?

Григорьев: Возможно, и Аксюта, но вида он при этом не подает. Потому что, когда Дробыш начал меня оскорблять, я взбеленился и собрался ему бить морду. Прибежал ко мне Аксюта и стал успокаивать: «Это же шоу! Это игра!» Какая, на хрен, игра?! С другой стороны, некоторые члены жюри говорили, что Дробыш — отморозок и от него чего угодно можно ожидать. Короче, эта история попортила мне кровь. И я было хотел уже выйти совсем — на хуй все это послать, но мне сказали, что это будет выглядеть как будто я сдался.

Бояринов: Есть толк от Первого канала?

Григорьев: Я получил пиар, но не ту аудиторию, которую хотел. Знаешь, много лет назад, когда я общался с группой «Агата Кристи», один из братьев сказал мне: «Игорь, мы между всех берегов плаваем. Ни к одному не можем причалить, потому что ни один порт нам приписки не дает». Ну то есть рокеры их считают слишком попсовыми, попсовики — слишком альтернативными. Вот и про себя я думаю, что я корабль без порта приписки. Я вроде ни к вам, ни к Первому каналу.

Бояринов: Любовь Залмановна давала тебе советы?

Григорьев: Любовь Залмановна сказала, что ее интуиция никогда не подводила и что ей кажется, что у меня все получится. Я рад, что она оказалась такой молодой, такой восприимчивой. Она теперь с Антоном Беляевым (музыкальный директор Игоря Григорьева. — OS) песню записывает, хочет писаться в Лондоне, набирает новый состав в свою группу.

Бояринов: Она не знала до этого, что такой город существует?

Григорьев: Я как раз писался в Лондоне, когда мы познакомились, и мы разговаривали по скайпу — я из Лондона, а она из Москвы. Она в какой-то момент выходит на скайп и говорит: «Мы тут с дочкой обсуждали: а что там Игорь вообще — он только начал, а уже в Лондоне пишется. А у нас че, денег нет?» Я ей говорю: «Люба, ну вот мы помрем, что от нас останется, кроме наших песен? Неужели они не стоят того, чтобы вложить в них деньги и сделать так, чтоб они подольше пожили?»

Бояринов: По поводу порта приписки — ты не один такой, у каждого молодого артиста любого возраста сейчас возникает проблема, что никакие медиаканалы их не принимают.

Григорьев: Я сейчас даже не про каналы говорю, а про аудиторию. Вот группа Tesla Boy — совершенно понятно, для кого они играют. Поэтому порт приписки у них определен. У меня сложнее — такой непростой замес из этники с вкраплениями инди-рока, психоделики, как в случае с «Бестолковой любовью». Ну и куда мне со всем этим приписываться?

Бояринов: А ты куда хочешь?

Григорьев: Я занялся большой музыкой. Для большой музыки всегда нужно время и расстояние. Большой корабль всегда долго из доков выходит. Маленькая лодочка фьюить — и прошмыгнула, обогнала большой корабль. Тот выходит нерасторопно, зато потом все лодочки остаются позади.

Лишь бы мне выдержать. Мне тяжело уже физически — 46 лет в этом году будет. Физиология так устроена, что к 50 люди хотят на покой. К этому возрасту хочется сибаритского образа жизни.

Бояринов: Ты же пытался такой вести в Бразилии.

Григорьев: Да, но видишь — я не заработал для этого образа жизни денег. На сибаритском образе жизни я только потратился. Были бы у меня деньги, я бы ничего этого не делал — я уже много раз это говорил. Меня уже превратно понимают — когда я говорю, что хочу денег, я имею в виду, что хочу эту свою музыку продать (стучит пальцем по столу). Не делать ту, которая сейчас продается, а продать эту.

Мне за мою музыку не стыдно. Мне просто сложно штамп преодолеть. Я все еще нахожусь в категории запевшего журналиста. Альбом расставит все по своим местам.

Игорь Григорьев выступает 19 июня в клубе «16 тонн» (Москва) и 22 июня — в клубе «Зал ожидания» (Санкт-Петербург)