Анита Сарко: «В меня швырялись посудой»

Одна из первых женщин-диджеев о легендарном нью-йоркском клубе Mudd, Жан-Мишеле Баскиа, похоронах Энди Уорхола и своих собственных

Имена:  Анита Сарко

26 ноября в Москве выступит Анита Сарко – одна из первых женщин-диджеев, чье имя упомянуто в истории диджейства Last Night A DJ Saved My Life и дневниках Энди Уорхола. Звезда Сарко (настоящая – по-видимому, украинская – фамилия Зарко) взошла в легендарном нью-йоркском клубе Mudd, который стал центром притяжения групп из новой музыкальной волны, позже получившей название «ноу-вейв». Сарко там играла пластинки, разводя доминировавшее тогда диско фриковским европейским постпанком, нью-вейвом и американским фанком. В конце 1970-х богема нью-йоркского даунтауна нашла себе – как антипод расфуфыренному ночному клубу Studio 54 – новое любимое пристанище, Mudd Club. Там встречались писатели Аллен Гинзберг и Уильям Берроуз, художники Кит Харинг и Жан-Мишель Баскиа, режиссеры Эймос По и Винсент Галло и, разумеется, музыканты: Дэвид Бирн, Лу Рид, Джон Кейл, Нико, Лидия Ланч, Арто Линдсей и др. Разумеется, в какой-то момент и завсегдатаи Studio 54 во главе с Энди Уорхолом перебрались в Mudd. А Анита Сарко стала любимым диджеем владельцев Studio 54 Стива Рубелла и Яна Шрегера, и таким образом ей выпала честь играть на прощальной вечеринке, устроенной Рубеллом и Шрегером в день похорон Уорхола. OPENSPACE.RU вступил с Сарко в обстоятельную переписку о ночной жизни Нью-Йорка – сегодняшней и тридцатилетней давности. Кроме того, Анита поделилась своим топ-14 песен для похорон.


– Насколько нам известно, вы одна из первых женщин-диджеев в мире. А кто же была самой первой?

– Я бы номинировала Еву. Она искусно свела Змея и яблоко, чтобы сделать прекрасную музыку с Адамом. И одни называют это «грехопадением» и «работой дьявола», а другие видят в этом Божий промысел. Ничего с тех пор не изменилось.

– Почему и когда вы решили стать диджеем?

– Я не решала, я всегда им была: сколько себя помню, у меня была самая большая коллекция пластинок среди друзей, я подбирала музыку для вечеринок, обожала копаться в виниловых лавках и делиться находками со знакомыми.

После того как я ушла из юридического в Атланте, пошла учиться на бакалавра изобразительных искусств (BFA) со специализацией в коммерческой музыке и звукозаписи. Думала, буду заниматься продвижением музыки. Однажды я оказалась на университетском радио – хотела наняться менеджером. Но, по случаю, у них была открыта вакансия радиодиджея, и я подошла по голосу (требовался низкий женский голос) и по произношению (чистейшее американское произношение среднезападное, а я родом из Детройта, что в Мичигане, самый что ни на есть Средний Запад). После первых эфиров, как только я справилась с «боязнью микрофона», – все, я попалась! Меня уже было не остановить, я была неуправляемый радиодиджей – часто играла пластинки из собственной коллекции. За это меня и выгнали с радиостанции – музыкальному директору станции это не понравилось. После увольнения я уехала из Атланты в Нью-Йорк и стала там одним из первых диджеев, кто стал играть на дискотеках рок. В то время было только два клуба, где себе такое позволяли: Hurrah’s, где все это начали, и Mudd, где я была резидентом.

– Кто вас учил диджейскому мастерству?

– Я всему научилась на радио. И до сих пор использую радийный стиль – я не свожу по BPM (beats per minute – количество ударов в минуту. – OS), либо накладываю треки друг на друга, либо свожу встык. Радио появилось раньше клубов, и, что бы ни говорили высокомерные зазнайки, я знаю, что делаю. Музыканты понимают меня лучше, чем клубные диджеи. Я слушаю, что происходит в песне, и не полагаюсь на арифметику. Я всегда была в ней не сильна.

– Кажется, мы разглядели вас в этом ролике на моменте 2.31. Это правда вы? Где это снималось?

– Да, это Rock Lounge. Клуб, в котором я работала после Mudd вместе с Хауи Монтагом из Hurrah’s – это тот парень, который в ролике стоит на входе. У нас потом сложился хороший тандем – мы вместе вели ежемесячное кабаре No Entiendes, в котором дебютировали Мадонна, Карен Финли и кучка неуправляемых пацанов, называвших себя Grandmaster Jew. Им было по 14, они ходили ко мне в Mudd слушать панк-рок, но я им ставила первый рэп, фанк и джаз – позже они стали известны как Beastie Boys; видимо, хорошо усвоили уроки. Потом мы с Хауи открыли первое караоке не для азиатского комьюнити в Нью-Йорке – в 1987 году, которое закрылось в 1989-м – со смертью Хауи от СПИДа. Сказать по правде, Rock Lounge мы с Хауи ненавидели – мы устроились туда только ради денег и планировали быстро оттуда соскочить в клуб Pravda в Сохо, который должен был открыть Рудольф, позже открывший Danceteria. Но там все подвисло…

Главный герой в этом фильме – Жан-Мишель Баскиа. Мы тогда много времени проводили вместе. Он часто заходил к нам поздно вечером в Rock Lounge вместе с Винсом Галло, Майклом Холманом и другими – и как группа Gray мы играли там музыку, настолько раздражающую и неприятную, насколько это возможно… Что-то грустно все это вспоминать.

– Кто ваши любимые музыканты и группы из числа связанных с Mudd?

– Gray, DNA, Lounge Lizards, Konk, Nico, Boris Policeband, Walter Stedding, Marilyn and The Movie Stars… Все вечерние джем-сейшны, которые устраивал Джон Кейл… Великолепные люди играли в Mudd! Что ни концерт, то история. Как сейчас помню ту угашенную панкуху, которая орала весь концерт на Нико: «Слезай со сцены, толстая шлюха!» Нико и бровью не повела – спокойно стенала под свою фисгармонь. Когда Mudd стал самым модным клубом Нью-Йорка (мы приняли эстафету у Studio 54), каждая топовая группа хотела у нас играть. Так они играли в четыре утра после своих «платных» концертов.

– После Mudd вы диджеили в других известных нью-йоркских клубах – Danceteria, Palladium? У вас есть ностальгия по тем временам? Чего вам не хватает – той музыки, тех людей, возможности беспрепятственно курить, другой вариант?

– Я не сентиментальна, ностальгия тоже не для меня. Меня все это угнетает. Если что-то вдруг накатывает из прошлого, над этим надо хорошо посмеяться, ну, или быстро погрустить. Без залипания. И кстати, не выношу сигаретного дыма. Я аллергик. «Я не вдыхал», как говаривал экс-президент Клинтон. Истинная правда!

А со своими друзьями с тех времен я по-прежнему на связи – Господь, благослови Facebook! Кстати, недавно списывалась со своим старым другом Марком Алмондом, который о-о-очень любит Москву. Надеялась с ним встретиться, но, к сожалению, он собирается к вам только после Нового года.

{-page-}

 

– Русские промоутеры говорят: «Хороший клуб живет три года». Согласны?

– В Нью-Йорке – один год. После они продолжают работать, но все модники уже тусуют в другом месте.

– А какой ваш любимый клуб в NY сейчас?

– Есть такая поговорка, с которой я абсолютно согласна: «В клуб ходят либо на работу, либо на блядки». По поводу второго пункта – я замужем. По поводу первого – деньги вперед. Иными словами, для меня нет ничего более скучного, чем клубы. Я слишком много тусовалась в свое время. К тому же я никогда не любила слушать других диджеев – не хотела попадать под чужое влияние. И, по-моему, нет более унылого зрелища, чем тусовщики из прошлой эры у стойки бара. Слава богу, я не была ни наркоманом, ни пьяницей, и у меня всегда была реальная жизнь. Я хожу в клубы, когда меня специально приглашают друзья – на выступления, перформансы, праздники и т.д. Этим летом меня часто звали на вечеринки на крышах домов или в отельных номерах – boom boom room, или как там они сейчас называются.

– На что сейчас в Нью-Йорке спрос – в барах, за вертушками? Какие тренды вы ненавидите?

– За вертушками – тренд на моделей, актеров, их родственников и других якобы известных неудачников, которые ставят хиты с ноутбука. Все это было, было. Я не понимаю, почему люди не экономят свои деньги, просто купив диск с хитами 80-х, 70-х и т.д.

Бары в Нью-Йорке – великолепные. Какого-то одного тренда я не назову, кроме того, что просто бармены теперь возвысились до «миксологов»: в моде фирменные коктейли и все такое. А также есть крутые «алкопритоны» – их особенно люблю.

Но вообще, как можно не ненавидеть тренды в принципе? Если что-то стало популярным – спрыгивай с поезда! Хоть я тоже люблю boom boom room, джеггинсы и несколько поп-хитов (как не любить Jay-Z или Эминема?), но мой принцип: я делаю не так, как все, а наоборот.

– На наш взгляд, в ночной жизни Москвы наблюдается кризис: диджеи больше не являются авторитетами вкуса. В клубах и ресторанах они приравнены к обслуге, обязанности которой вышколенно подавать публике то, что она знает и всегда хочет, – хиты 80-х, 90-х и т.д. Самые коммерчески успешные диджеи играют один и тот же заезженный репертуар – под другие песни якобы люди не танцуют. Так происходит в заведениях, даже претендующих на модную и продвинутую публику. По-вашему, это нормально? И происходит ли в Нью-Йорке что-то похожее?

– Нормально – в том смысле, что понятно, почему это происходит. Бизнесмены вкладывают большие деньги в свои заведения и хотят гарантированного их возврата и хорошей прибыли. И не хотят рисков. Если ты играешь незнакомую людям музыку, они скорей всего поначалу почувствуют себя неуютно, а то и вовсе разозлятся и никогда не вернутся в клуб.

Я сделала себе имя как диджей тем, что сгоняла людей с танцпола пачками – в меня швырялись посудой. Но мне было пофиг, и хозяевам клубов, на которых я работала, тоже было пофиг. Нам все равно не нужны были эти недоумки, которые портят атмосферу. В те времена владельцы клубов были концептуалистами как кинорежиссеры, «дормэны» работали директорами по кастингу, диджеи – композиторами звуковых дорожек, а публика – актерами в этих «ночных» фильмах. И все были на одной волне!

Помню, когда я играла в VIP-комнате клуба Palladium, какой-то человек меня попросил поставить песню Мадонны. Я ему ответила, что Мадонну играют ниже, на главном танцполе Palladium, а здесь закрытый зал и музыка не для масс. Он очень расстроился, начал угрожать мне увольнением, потому что он, мол, близкий друг Стива Рубелла (владелец и арт-директор Palladium, который он открыл вместе с Яном Шрейгером после Studio 54. – OS). Я записала ему свое имя на бумажке, чтобы он ничего не перепутал. Тут в разговор вмешался низенький человек, который все это время стоял рядом со мной: «Слышал, что она сказала? Мадонну ставят на нижнем танцполе. Иди туда». – «А ты кто такой? – возмутился жалобщик. «Я – Стив Рубелл». Иными словами, нам было все равно, что кто-нибудь подумает. Они могли бы найти себе другое место, по вкусу, и оставить нас в покое.

Сейчас все по-другому: владельцы строят заведение, вливают деньги и требуют регулярной отдачи капиталовложений. Арт-директора (ха-ха!) находят промоутера, который нанимает своего друга детства диджеем, и они заводят в клубе песни, под которые выросли. Как правило, туда приходят какие-нибудь унылые толстосумы или богатенькие детки, которые могут танцевать только под хиты. Нью-Йорк сейчас очень дорог для голодных художников. Нет возможности просто околачиваться по округе, надеясь встретить единомышленников, или заниматься чистым искусством. Стоимость аренды высока, все контролируют деньги Уолл-стрит, а людей оттуда мы привыкли избегать, потому что это агрессивные и грубые быки без вкуса... Ой, кажется, я сбилась на проповедь (ха-ха!).

– Что вы будете играть в Москве?

– Танцевальную музыку. Полагаю, от меня ждут 1980-х, но это будут МОИ 1980-е. Будут хиты, будут и сюрпризы. Будут счастливые и разозленные. Мой стиль – экстремальная эклектика. Насколько возможно уместить в два часа – и ведь я играю песни целиком. Меня бесит эта европейская манера подрезать треки.

Как диджей старой школы, я буду играть с CD – моя виниловая подборка слишком ценна, чтобы везти ее через океан, да и весит тонну.

– Наверное, все это спрашивают, и тем не менее: что же вы играли на похоронах Уорхола?

– The Velvet Underground, Элвиса, Duran Duran (у него был бзик на них), Мэрилин Монро... Как отправные точки использовала его картины и впечатления от личного общения с ним (мы были хорошо знакомы, он упоминает меня в своих дневниках). Словом, это была очень веселая вечеринка, несмотря на то что все (те, кого пригласили) были в трауре. Она проходила на нижнем этаже Paramount Hotel, который Рубелл и Шрейгер только что купили. А я была их диджеем-звездой – это были времена Palladium.

– Какой ваш персональный топ песен для похорон?

– Забавно, что вы спросили.
(Играют скрипки.)
Вообще-то я встретила этот год на смертном одре, натурально. В январе у меня диагностировали рак – двух типов сразу, причем второй – с 20-процентной вероятностью выжить. 2 февраля меня прооперировали. В больничной койке я развлекала себя планированием своих похорон, до тех пор, пока не решила, что их не будет. Я выбрала кремацию, а свой пепел решила развеять в водопадах Мауи. Вот и саундтрек к церемонии прощания с моим бренным телом я подобрала:

1. The Kinks – Juke Box Music
2. Velvet Underground – Rock & Roll
3. Cabaret Voltaire – The crackdown
4. Eno – Some of them are old
5. Any Gospel Great – Amazing grace
6. Roy Rogers and Dale Evans – Happy trails
7. Tom Waits – Grapefruit moon
8. Mark Knopfler – finale-last exit to Brooklyn
9. Jack Nitzsche – Starman leaves/end title
10. Marilyn and The Moviestars – Sex means nothing when you’re dead
11. Terry Reid – Rich kid blues
12. Billy Holiday – God bless the child
13. Them Crooked Vultures – Warsaw or the first breath you take after you give up
14. Sid Visicous – My way

Потакающий только моим прихотям? Разумеется! Плаксивый? Естественно! Очевидно, я перебрала с хронометражем... Так я же, черт дери, диджей!

И как видите, я выжила (утрите слезы). Ха-ха!

26 ноября Анита Сарко диджеит в ресторане «Арт-Академия»