Оцените материал

Просмотров: 13299

«Летучий голландец» в Штутгарте

Екатерина Бирюкова · 02/04/2008
Одно из главных событий сезона в Штутгартской опере, ставшей оплотом радикального режиссерского театра, - опера Вагнера в постановке каталонца Каликсто Бието, усиленно поддерживающего свою репутацию скандалиста. Екатерина Бирюкова проводит фотоэкскурсию по его спектаклю

©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Увертюра. Еще никто не поет, но уже ясно, что главной героине, прижатой к затуманенному стеклу, непросто живется рядом с огромной мужской фигурой. Глядя на элегантную картинку, в это сложно поверить, но только что об ее голую шею потушили сигарету. А через некоторое время она испишет стекло многочисленными мольбами «rette mich» (спасите меня).

Увертюра. Еще никто не поет, но уже ясно, что главной героине, прижатой к затуманенному стеклу, непросто живется рядом с огромной мужской фигурой. Глядя на элегантную картинку, в это сложно поверить, но только что об ее голую шею потушили сигарету. А через некоторое время она испишет стекло многочисленными мольбами «rette mich» (спасите меня).

©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Увертюра. Еще никто не поет, но уже ясно, что главной героине, прижатой к затуманенному стеклу, непросто живется рядом с огромной мужской фигурой. Глядя на элегантную картинку, в это сложно поверить, но только что об ее голую шею потушили сигарету. А через некоторое время она испишет стекло многочисленными мольбами «rette mich» (спасите меня).

Увертюра. Еще никто не поет, но уже ясно, что главной героине, прижатой к затуманенному стеклу, непросто живется рядом с огромной мужской фигурой. Глядя на элегантную картинку, в это сложно поверить, но только что об ее голую шею потушили сигарету. А через некоторое время она испишет стекло многочисленными мольбами «rette mich» (спасите меня).


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Главная декорация в первой части спектакля (там, где Вагнер повествует о прибытии двух кораблей — одного настоящего, другого призрачного) — это красная надувная лодка. Одна на всех. Она заполнена офисного вида мужчинами, пытающимися скрыть утомленность своею офисной жизнью. Но вот рядом появляется подмигивающий огоньками домик терпимости, на крыше которого сидит Рулевой, больше похожий на сутенера. И кажется, что больше ничего не нужно для счастья. Вскоре режиссер сообщит все, что он об этом думает, — совершенно неполиткорректно выпустив из домика трех длинноногих красоток в белых свадебных бикини и одного отвратительного карлика в подвенечном платье.

Главная декорация в первой части спектакля (там, где Вагнер повествует о прибытии двух кораблей — одного настоящего, другого призрачного) — это красная надувная лодка. Одна на всех. Она заполнена офисного вида мужчинами, пытающимися скрыть утомленность своею офисной жизнью. Но вот рядом появляется подмигивающий огоньками домик терпимости, на крыше которого сидит Рулевой, больше похожий на сутенера. И кажется, что больше ничего не нужно для счастья. Вскоре режиссер сообщит все, что он об этом думает, — совершенно неполиткорректно выпустив из домика трех длинноногих красоток в белых свадебных бикини и одного отвратительного карлика в подвенечном платье.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatoper Stuttgart

Эти же мужчины и этот же домик уже ближе к концу оперы.

Эти же мужчины и этот же домик уже ближе к концу оперы.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Голландец, отпочковавшись от мужского мира успеха и бизнеса, рассказывает, как ему все надоело и как он безуспешно ищет смерти — вагнеровскому либретто, кстати, конкретно этот эпизод не противоречит. Бието предлагает ему искать смерти с помощью жидкости из канистры, предположительно — горючей, и зажигалки. Жидкость и зажигалка не срабатывают — тоже не противореча Вагнеру.

Голландец, отпочковавшись от мужского мира успеха и бизнеса, рассказывает, как ему все надоело и как он безуспешно ищет смерти — вагнеровскому либретто, кстати, конкретно этот эпизод не противоречит. Бието предлагает ему искать смерти с помощью жидкости из канистры, предположительно — горючей, и зажигалки. Жидкость и зажигалка не срабатывают — тоже не противореча Вагнеру.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Далланд (сидит в лодке) и Голландец (держит его за плечи) здесь не главные: куда важнее три молчаливые девушки, выпорхнувшие из домика терпимости и маячащие на заднем плане. Они вовсе ничего не поют, но много значат для атмосферы спектакля.

Далланд (сидит в лодке) и Голландец (держит его за плечи) здесь не главные: куда важнее три молчаливые девушки, выпорхнувшие из домика терпимости и маячащие на заднем плане. Они вовсе ничего не поют, но много значат для атмосферы спектакля.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Мужской надувной лодке противопоставлен мир женского рекламного счастья, где все прекрасно: стоматологические улыбки, белокурые парики и накладные бюсты. Надзирательница в брючном костюме учит их жизни. У каждой девушки — новенький собственный холодильник. И если его открыть — можно найти замороженного младенца. Через некоторое время Сента (крайняя справа, в красном) сорвет с себя парик, чем вызовет восхищение у стоящих в толпе блондинок пары темноволосых девушек азиатской внешности.

Мужской надувной лодке противопоставлен мир женского рекламного счастья, где все прекрасно: стоматологические улыбки, белокурые парики и накладные бюсты. Надзирательница в брючном костюме учит их жизни. У каждой девушки — новенький собственный холодильник. И если его открыть — можно найти замороженного младенца. Через некоторое время Сента (крайняя справа, в красном) сорвет с себя парик, чем вызовет восхищение у стоящих в толпе блондинок пары темноволосых девушек азиатской внешности.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Двое не очень молодых и красивых людей, которые не боятся быть немолодыми, некрасивыми и, главное, несчастными — Голландец и Сента.

Двое не очень молодых и красивых людей, которые не боятся быть немолодыми, некрасивыми и, главное, несчастными — Голландец и Сента.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Еще двое. На этот раз — Сента со своим бывшим, Эриком (в Штутгартской постановке, где использована первая редакция оперы, он зовется Георгом). Надо сказать, насилие, кровь — фирменные атрибуты стиля Бието. Еще иногда бывает сперма.

Еще двое. На этот раз — Сента со своим бывшим, Эриком (в Штутгартской постановке, где использована первая редакция оперы, он зовется Георгом). Надо сказать, насилие, кровь — фирменные атрибуты стиля Бието. Еще иногда бывает сперма.


©  Sebastian Hoppe  ⁄  Staatsoper Stuttgart

Кульминация спектакля — всеобщий распад на фоне надувной лодки, холодильников с младенцами и проституток в свадебных бикини. Он происходит во время всеобщего праздника, после того как из фойе, куда внезапно распахнулись все двери слушательского зала, прогремел из динамиков хор, написанный Вагнером для голландцев-мертвецов. Трактовать то, что после этого в клубах эффектного дыма начало твориться на сцене, можно как угодно. Но совершенно очевидно, что именно ради этой упоительно-страшной картинки был поставлен спектакль.

Кульминация спектакля — всеобщий распад на фоне надувной лодки, холодильников с младенцами и проституток в свадебных бикини. Он происходит во время всеобщего праздника, после того как из фойе, куда внезапно распахнулись все двери слушательского зала, прогремел из динамиков хор, написанный Вагнером для голландцев-мертвецов. Трактовать то, что после этого в клубах эффектного дыма начало твориться на сцене, можно как угодно. Но совершенно очевидно, что именно ради этой упоительно-страшной картинки был поставлен спектакль.

Ссылки

 

 

 

 

 

Все новости ›