Оцените материал

Просмотров: 29540

Евгений Кисин: «У меня из десяти семь планет в воздухе и ни одной на земле»

Марина Аршинова · 03/06/2009
Недоступный гений о перфекционизме, мире идей, Гульде и Темирканове

Имена:  Евгений Кисин

©  Евгений Гурко

Евгений Кисин: «У меня из десяти семь планет в воздухе и ни одной на земле»
В ходе происходящего сейчас большого гастрольного тура по Европе Евгений Кисин уже дал концерты в двух главных залах российских столиц – Большом зале Московской консерватории, где он совсем редкий гость, и Большом зале Санкт-Петербургской филармонии, куда он наведывается чаще.

— Вы любите Санкт-Петербург?


— Очень. А кто не любит? Я таких не знаю ни среди россиян, ни среди иностранцев. Одна моя знакомая — итальянка лет семидесяти, которая больше половины своей жизни прожила в Лондоне, — побывав в Санкт-Петербурге, сказала: «Мне просто смешно сравнивать какие-то города с Санкт-Петербургом». Была в полном восторге и даже более того.

— Вам удавалось побродить по городу?

— Удавалось, но давно, когда я приезжал еще подроcтком и в полной мере не мог еще оценить всю концентрацию этой красоты. В следующем сезоне я восемь месяцев не буду играть концерты. С сентября по январь включительно и с марта по июнь. У меня будет много свободного времени. Кто знает, может, и приеду в Петербург и побуду здесь подольше.

— Вы устали от концертов, хотите отдохнуть?

— Нет, просто хочется сделать хотя бы что-то из того, на что обычно не хватает времени. Выучить новые произведения в репертуар, потом — книг есть много непрочитанных, фильмов прекрасных, да просто интересных мест на земле, где хочется побывать.

— Что именно планируете выучить?

— Произведений так много, что я до сих пор еще думаю, чему же посвятить это время. Попробую пойти в разные стороны, в музыку разных стилей: импрессионистов, например, хочу побольше играть. Старинную музыку очень люблю, но с ее исполнением нужно еще определиться: понятно, что с музыкой, написанной для далеких предшественников современного рояля, неизбежно возникает вопрос: как ее исполнять? Вопрос гораздо больший, чем с музыкой XVIII—XIX веков.

— Михаил Плетнев в телеэфире высказал парадоксальную мысль о том, что гряда великих композиторов, возвышающаяся на протяжении нескольких веков, закончилась на Шостаковиче.

— Я не считаю эту мысль парадоксальной. Ее придерживаются и другие музыканты. Я бы, впрочем, вместо Шостаковича назвал Мессиана, что пережил Шостаковича на 17 лет. Я бы не стал говорить, что великой музыки с тех пор не создавалось, но мне не приходилось слышать после Мессиана ничего, что приближалось бы к уровню классиков прошлого. Многие считают, что в наше время и писателей масштаба Томаса Манна нет.

Если бытие классической музыки действительно подошло к концу, в этом нет чего-то противоестественного или трагичного. Противоестественного — потому что все на свете кончается, а трагичного — потому что столько прекрасной музыки уже создано! Чем дольше я живу на свете, тем больше убеждаюсь в том, сколько есть прекрасных произведений. Надеюсь, что проживу достаточно долго для того, чтобы побольше их сыграть.

— Вы смогли бы прокомментировать произведения, которые выбрали для своего турне, — музыку Прокофьева и Шопена?

— Я не умею говорить о музыке словами. У меня есть естественное ощущение, что музыка выше слов. Многие разделяли и разделяют это убеждение. Ницше говорил: «Когда не хватает слов, начинается музыка». Есть люди, для которых комментирование музыки словами является делом жизни. Михаил Казиник, например. Он выступает с лекциями-концертами, посвятил жизнь приобщению людей к искусству. Но даже он сам признает, что слова неадекватны. Слова — это для тех, кто еще далек, кому необходимо только настроиться на восприятие музыки. Но слова зачастую оставляют ощущение пошлости и даже кощунственности. Что, если я скажу, что финал концерта Бетховена полон юмора и мне весело его играть?

©  Евгений Гурко

Евгений Кисин: «У меня из десяти семь планет в воздухе и ни одной на земле»
— Вы говорите о музыке с Анной Павловной Кантор, вашим учителем? И как сейчас строятся ваши взаимоотношения?

— Мы обсуждаем обычно мое исполнение, а не саму музыку. Я ей играю перед выступлениями, показываю новые программы. Анна Павловна часто со мной ездит на гастроли, слушает меня на репетициях в зале перед концертом. За все годы она стала мне близким другом, практически членом нашей семьи. У нее никогда не было собственной семьи, и мы с ней очень сблизились.

— У вас уникальная судьба. Мировое признание в раннем возрасте, один педагог на всю жизнь…

— У Ойстраха был один педагог — Столярский, у Рихтера — Нейгауз. Такие примеры есть. Глен Гульд тоже имел лишь одного педагога.

— Как, кстати, вы к нему относитесь?

— Мы с ним, конечно, музыканты разного плана, я говорю о музыкантском типе. Мы принадлежим к разным стилям, и репертуар у нас тоже разный. Но есть у него и вещи, которые мне очень близки. В смысле отношения к записям мы с ним полные противоположности. Мои лучшие записи — с концертов, в то время как он делал записи в студии. Жизнь не оправдала его прогнозов: концертные залы продолжают существовать. Я сам без концертов не могу жить.

— Вернемся к вашей экстраординарной карьере. Какова цена такого успеха?

— Для меня вопрос о цене никогда не стоял. И если вы подразумеваете, что пришлось чем-то пожертвовать, то, даже если и так, это было что-то незначительное — то, что не представляет для меня ценности. Например, пианистам нельзя играть в волейбол. Ну и что? По-настоящему я могу жалеть только о том, что сам порой не до конца использовал свои возможности.

— Вы перфекционист?

— Да. Это естественное свойство моей натуры.

— Вы счастливы?

— Это вопрос очень глобальный и философский, на который трудно ответить однозначно. Бывают моменты счастья и бывают моменты разочарований, но, во всяком случае, я уж никак не могу назвать себя несчастливым человеком, особенно думая о том, что миллионы на земле умирают в младенчестве, миллиарды людей голодают...

©  Евгений Гурко

Евгений Кисин: «У меня из десяти семь планет в воздухе и ни одной на земле»
— Вы не думали о том, чтобы начать дирижировать?

— Нет. Нет. Чем больше я играю на рояле, тем больше убеждаюсь, как это трудно. Для того чтобы делать что-то хорошо, нужно посвятить этому всю жизнь. Вы же меня спрашивали, перфекционист ли я. И потом, когда я пытаюсь представить себе дирижирование, то думаю так: на рояле я играю сам, а дирижеры вынуждены прибегать к помощи других людей. Мне больше нравится первое.

Вот Юрий Хатуевич Темирканов — прирожденный дирижер. Где-то в шутку он сказал, что многие начинают дирижировать, видя, как это легко. Он же мне рассказывал, как учился у великих Мусина и Рабиновича. Как и полагается этому ремеслу учиться: и фуги писал, и инструментовки делал.

Мы с ним очень любим друг друга. Любим проводить вместе свободное время. Между нами есть «химия», что очень важно в работе. Когда мы репетируем, выступаем на сцене, мы просто работаем. С людьми, к которым испытываешь личную симпатию, выступать приятнее.

Мы играем вместе более 20 лет. Познакомились с ним в Амстердаме в 1988-м, где оба были на гастролях. Месяцем позднее встретились в Лондоне, где ужинали после концерта и он рассказывал, как любит Брамса. Кстати, к вопросу о счастье. Это Темирканов мне как-то сказал: «Когда мне плохо, я смотрю на улицу и думаю: вот эти люди вокруг не знают Брамса, а я знаю».

— Вы не пробовали писать прозу?

— Прозу — нет. Но недавно я играл концерт памяти Светланова, и меня попросили об интервью в форме переписки по электронной почте. Я начал отвечать на вопросы, и в результате у меня вместо ответов получилось нечто вроде воспоминаний в виде небольшой статьи. Ее напечатали в программке концерта вместо обычной аннотации. Я получил удовольствие от этой работы.

— Вы прекрасно владеете языком, не только русским, но и английским...

— Я начал постоянно говорить по-английски в 20 лет, перебравшись в Америку. Для того чтобы в таком возрасте полностью избавиться от акцента, нужно заниматься языком профессионально. Английский язык очень богат, и до сих пор, в целом прекрасно понимая смысл текстов, я иногда встречаю незнакомые слова.

— У вас есть любимая книга на английском языке?

— Могу перечислить несколько шекспировских пьес.

— Вы также говорите и по-немецки, и по-французски?

— О, лишь на бытовом уровне. Каждый раз, когда начинаю учить язык, под руку попадается что-то более интересное.

— Почему, став «гражданином мира», вы поселились в Париже?

— Когда мы уехали из России, сначала жили в Нью-Йорке. Но мне всегда хотелось жить в Европе. Сначала мы переехали в Лондон, затем осели в Париже. Он ближе к центру Европы, мне удобнее так ездить на концерты, да и климат там лучше. Не так сыро, как в Лондоне.

— Какова ваша жизнь вне профессии?

— Какие-то вещи мне интересны, какие-то совсем нет. Однажды я воспользовался услугами астролога — женщины, что жила по соседству с нами в Лондоне. Она дала четкое описание моего характера, настолько четкое, что я сам вряд ли смог бы сформулировать лучше. У меня, оказывается, из десяти семь планет в воздухе и ни одной на земле. Поэтому меня не интересуют материальные вещи, а интересуют идеи. Меня интересуют люди, которые снабжают меня идеями.

Другие материалы раздела:
Дмитрий Ренанский. Мюнхенские филармоники в Мариинке-3, 02.06.2009
«Персимфанс» и «Вежливый отказ», 29.05.2009
Дмитрий Ренанский. Жан-Кристоф Спинози и Ensemble Matheus в Михайловском театре, 27.05.2009

 

 

 

 

 

КомментарииВсего:3

  • sanchezo· 2009-06-04 13:40:21
    Замечательное интверью, без материальных и бытовых вещей, полностью растворенное в воздехуе и идеях =)
  • karambolina· 2009-06-07 10:21:13
    а это хорошо или плохо?
  • ernest· 2009-06-10 18:05:10
    интервью ни о чем
    вопросы оставляют желать лучшего
Все новости ›